Звёздная дорога
Ладислав родился лет тридцать назад по времени Основного Потока, и биологически ему было примерно столько же. Но в отличие от меня, он не был, что называется, молодым да ранним. Восемь лет разницы между нами (обычно для нашего возраста — величина существенная) можно было смело списать в счёт его затянувшегося отрочества и рассматривать нас как сверстников.
Ладислав был старшим сыном единственного внука четвёртого сына правящего короля, вернее, Володаря Даж-Дома. В своё время мы были почти друзьями и стали бы ими без всяких «почти», если бы не тот скандал… Если бы не тот скандал, мы стали бы не только друзьями, но и родственниками, поскольку Радка была сестрой Ладислава.
Мы обменялись крепким рукопожатием, затем я отстегнул от пояса шпагу, положил её на диван, а сам сел в свободное кресло.
Дионис флегматично промолвил:
— Кажется, теперь я начинаю верить, что вы пришли сюда не драться.
— А с чего бы нам драться? — с невинным видом осведомился я.
А Ладислав добавил:
— Я уже битых полчаса пытаюсь убедить достопочтенного, что намерения у меня самые миролюбивые. В конце концов, я не такой идиот, как мой братец Зоран.
— Вы все дураки в той или иной степени, — любезно заметил Дионис. — И ты со своей роднёй, — он взглянул на Ладислава. — И ты, Эрик. Носишься со своим глупым упрямством, которое именуешь гордостью, а сам тайком хнычешь. И если ты полагаешь, что этого никто не замечает, значит ты ещё больший дурак, чем я думаю. И бедного дурачка Зорана ты так круто отделал не затем, чтобы унизить его, а скорее из отчаяния. Уж эти мне разбитые сердца!
Слова Диониса задели меня за живое — тем более, что он говорил это при Ладиславе, и тем более, что он был прав. Когда Зоран вызвал меня на дуэль, я испытал какую-то сатанинскую радость — наконец хоть немного отведу душу! (Мама и Диана были очень обеспокоены моим странным поведением, они даже решили, что я слегка тронулся умом… впрочем, возможно, так оно и было.) Вообще-то, согласно обычаю, я должен был биться со старшим из братьев, с Ладиславом, но, к счастью для нас обоих, у него хватило сил устоять перед натиском родных. Он категорически отказался бросить мне вызов, чем навлёк на себя гнев Володаря и обвинения в трусости со стороны некоторых забияк. Правда, последним вскоре пришлось пожалеть о своих словах — четверых Ладислав проткнул шпагой, причём одного насмерть, после чего остальные благоразумно попросили прощения. Ладислав их простил.
А я дрался с Зораном и дрался яростно, самозабвенно. Не знаю, то ли мне помогали чары Грейндал, то ли я действительно такой искусный фехтовальщик, как о себе воображаю, но во время поединка я не получил ни единой царапины — чего нельзя сказать о Зоране. То и дело я оказывался у него за спиной и мстительно вонзал шпагу ему в ягодицы. Когда его задница превратилась в кровавое месиво, а боль стала невыносимой, Зоран бросился бежать. Я преследовал его, не отставая, и продолжал «щекотать» клинком; скрыться от меня в Туннеле он не мог, поскольку, как это и положено, дуэль проводилась в зоне действия изолирующих чар. В конце концов Зоран сдался и запросил пощады. Он был унижен и опозорен — ведь я имел столько возможностей прикончить его, но ни одной из них не воспользовался, даже не ранил его серьёзно, а целился только в зад. Позже дядя Амадис сказал мне, что лучше бы я убил Зорана, чем так унизил, и, возможно, в этом был свой резон. С другой же стороны, на моём счету ещё не было ни одного убитого мной человека, ни простого смертного, ни колдуна, и я вовсе не горел желанием начинать этот сомнительный послужной список с родного брата моей любимой девушки — пусть он и был главным виновником наших бед, именно он разрушил нашу любовь, по его милости разразился тот громкий скандал, в результате которого я потерял Радку…
Я непроизвольно вздохнул — да так горько и тоскливо, что Дионис покачал головой.
— Ладно, — сказал он, вставая. — Мне пора. Я пришёл лишь затем, чтобы забрать свою книженцию, которую оставил здесь в прошлый раз. — С этими словами он взял с тумбочки небольшой томик в кожаном тиснённом золотом переплёте. — Прелюбопытнейшая версия «Гамлета» с мотивами «Макбета» и «Отелло». Принц Датский душит Офелию, обнаружив её платок у своего дяди. Параллельно с этим выясняется, что мать Гамлета в сговоре с тем же дядей отравила своего мужа. Занимательная вещица, советую прочитать.
— Уже прочёл, — буркнул я в ответ.
— Ну и как?
— Мягко говоря, не проторчал. То и дело ловил себя на том, что представляю Гамлета этаким здоровенным мавром.
Дионис пожал плечами.
— Хроническая склонность к стереотипному мышлению, — поставил он мне диагноз и направился к выходу. — Всего хорошего, ребятки. Смотрите не подеритесь без меня.
— Не подерёмся, — пообещал Ладислав.
Я угрюмо промычал что-то в этом же роде. Дионис вышел из холла в переднюю, а спустя секунду раздался стук закрывшейся наружной двери. Я ощутил слабую вибрацию Формирующих — это Дионис воспользовался своим Образом Источника, чтобы перенестись в другое место. Обычно он был более аккуратен… Впрочем, кто знает. Может, он сделал это специально и таким образом известил нас о своём отбытии.
— Тоже мне, умник! — раздражённо произнёс я. — Суётся с нравоучениями, куда его не просят, а сам уже тридцать лет никак не может разобраться в своей личной жизни. Преследует бедняжку Пенелопу и упорно не хочет понять, что ей он по барабану… Ты же не согласен с ним?
— Нет, конечно, — сказал Ладислав. — Дионис судит тебя по своим меркам, не учитывая разницу между вами. Он уже состоявшаяся личность, ему не нужно самоутверждаться и каждый день доказывать всему миру, что ты не верблюд. Он — Дионис из Сумерек, и этим всё сказано. На твоём месте он выполнил бы требование моего деда, не унизившись, не уронив своего достоинства, не потеряв ни капельки гордости. Он просто снизошёл бы до того, чтобы удовлетворить прихоть выжившего из ума старика. Но ты — не он. Как, впрочем, и я. Мне пришлось драться с кретинами, обозвавшими меня трусом, я был вынужден это делать. А Дионис, в ответ на подобные обвинения, лишь презрительно усмехнулся бы. Он не трус — и все это знают.
Ладислав умолк и сделал пару глотков вина. Я последовал его примеру, присвоив недопитый бокал Диониса, в котором осталось ещё изрядное количество рубиновой жидкости.
— Значит, ты понимаешь меня? — спросил я.
Он кивнул:
— Прекрасно понимаю. И всё же… Скажу тебе откровенно, Эрик: я был бы очень рад, если бы ты уступил, хотя после этого я стал бы меньше тебя уважать.
— Очаровательная дилемма, — вздохнул я. — Направо пойдёшь, налево пойдёшь…
— Между прочим, — сказал Ладислав. — Радка собирается замуж.
У меня больно кольнуло в сердце. Неужели, со стремительностью молнии пронеслось в моей голове, это конец? Неужели она так быстро забыла меня, вычеркнула из своей жизни?…
А чего, собственно, я ожидал? — последовала затем более трезвая мысль. Что Радка станет затворницей? Что после того, как я отказался от неё, она будет жить воспоминаниями об ушедшей любви и хранить мне верность? Можно подумать, я этого заслуживаю…
Стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, без предательского дрожания, я с деланным безразличием спросил:
— Серьёзно? — и лишь затем сообразил, что более уместным был бы вопрос: «За кого?».
Ладислав пристально посмотрел мне в глаза. Я не выдержал его взгляда и потупился.
— Не думаю, что серьёзно, — ответил он. — Мне кажется… нет, я уверен, что она делает это тебе на зло. Впрочем, и себе тоже. Сомневаюсь, что из её брака выйдет какой-нибудь толк — если он вообще состоится. Ведь Радка по-прежнему любит тебя.
Я молча взял со стола золотой портсигар Ладислава, со второй попытки достал из него сигарету (первая сигарета невесть почему сломалась) и закурил. Сделав несколько глубоких затяжек, я наконец произнёс:
— Так это и есть то важное дело, о котором ты хотел поговорить?
Ладислав вдруг помрачнел. Не просто нахмурился — он и до этого выглядел не очень-то весело — его скуластое лицо, слегка смугловатое, приобрело какой-то нездоровый серый оттенок, левая щека несколько раз дёрнулась, как от нервного тика, а в глазах застыл страх.