Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

— Вместе с тем, — сказал Рощин, — мы получили подтверждение о том, что ни документы штаба, ни командование армии к гитлеровцам не попали.
С этими словами Рощин передал Семушкину планшет.
— Здесь документы, — пояснил он. — Бойцы перехватили их у гитлеровцев. Информация, что называется, из надежного источника.
Семушкин стал читать немецкие документы, на многих из которых стоял гриф «секретно». Его внимание задержалось на распоряжении начальника охранных войск тылового района пятьсот шестьдесят семь, некоего полковника Вильгельма Хубе, адресованном комендантам Лиховска, Подворья, Кутова командирам фельджандармерии, СС, отрядов полиции зоны действия вышеназванных комендатур от 18.10.41 г. В письме особо указывалось на разработку мероприятий, связанных с поиском штаба армии русских. Документ и обрадовал, и озаботил. То, что гитлеровцы не добрались до штаба, — это хорошо. Но они ищут его. Разрабатывают мероприятия. Уверены, что штаб где-то здесь. Откуда такая уверенность?
Семушкин просматривал другие документы, Рощин сидел напротив. Каменно-прямой, застывший в своей прямоте. Шевелились только пальцы. Ими он складывал до небольшого квадрата лист бумаги. Рощин волновался. Волновался с первых минут встречи, когда узнал, что этот старший лейтенант, Иван Захарович Семушкин, как он представился, прислан из Москвы. Основания для волнений были. Что там ни говори, но задание пока еще не выполнено. Нет связи. Как на все эго посмотрит только что прибывший старший лейтенант? Последнее слово за ним. Человек он, судя по всему, опытный. Умеет слушать. От оценок воздерживается. Принимает и обдумывает информацию спокойно.
— Юрий Николаевич, кто из бойцов вашей группы сейчас на базе? — спросил Семушкин, и это его неуставное обращение немного успокоило Рощина.
— Двое, Иван Захарович, — охотно отозвался он, принимая это обращение. — Сержант Никонов, красноармеец Лаврентьев. Документы, — кивнул он на планшет, — взяли они.
— Хорошо. Вы их можете сейчас же отправить в Качаново?
— Да.
— Вызывайте.
Инструктировали и провожали десантников за рацией. В тот же вечер Семушкин осмотрел базу, познакомился с командирами подразделений, узнал многих бойцов. Общее впечатление было хорошим. Группа выросла до отряда. Работает санпропускник. Создан запас продовольствия. Группы постоянно уходят на выполнение боевых заданий. Действуют на дорогах Вязьма — Лиховск, Вязьма — Подворье, Лиховск — Кутово. Собраны ценные разведывательные данные. В то же время есть вопросы, которые вызывают тревогу. Многие бойцы разуты. Некоторые без шинелей. Заступая на пост, берут шинели у товарищей. У большинства трофейное оружие, так как к отечественному нет патронов. Больных и раненых — девятнадцать. Есть санитар, но нет врача.
Осмотрев базу, Семушкин собрал командиров. Смешение представителей многих родов войск. Был даже моряк. Иван Захарович проинформировал командиров о положении на фронте, каким оно было на 18.10.41 года. Предложил ограничить боевые действия групп.
— Ограничение действий боевых групп, — объяснил он, — мера временная. Где-то рядом с нами скрывается штаб армии. Несколько дней назад вы убедились, как можно подвергаться преследованию. Гитлеровцы шли по пятам одной группы, а встретились с вами. Наша с вами задача на данном этапе: найти штаб, командование армией. Для осуществления задачи предлагаю следующее. Всем командирам выделить наиболее боеспособных бойцов, включить их в поисковые тройки. Каждой тройке определить район действия, значительно расширив зону поиска. В огневые контакты с противником вступать в случае крайней необходимости.
Перед вылетом Григорьев советовал Семушкину надеть форму с общевойсковыми знаками различия, чтобы не отличаться от тех, кто выходит из окружения, чтобы быть на равных с командирами окруженных частей. Семушкин считал, что должен остаться в форме сотрудника Госбезопасности. «Представь, Петр, — убеждал он Григорьева. — Выходят из окружения группы, отдельные бойцы. Мне придется проверять явки. Я лечу не только как организатор, но и как проверяющий, верно? Спрос дисциплинирует людей». Григорьев с доводами согласился. Семушкин убедился в правоте своих слов вскоре после приземления. Он помнит, как расположился к нему Михаил Степанович Жуков после того, как Иван Захарович сменил гражданскую одежду на форму.
 
Видел, с каким особым вниманием слушали его командиры. Для них он был не только посланцем Москвы, но и представителем НКВД, а это налагало особую ответственность. Он честно, не скрывая истинного положения дел, рассказал им о положении на фронте, точно знает, что и как делать, прибыл с четкими инструкциями. В каждом слове уверенность, и они ее оценили. Задавали вопросы. Будет ли связь с фронтом? На какую помощь фронта можно рассчитывать? Создается отряд. Он станет действовать в тылу немецко-фашистских войск или надо готовиться к переходу линии фронта? Зима на носу, как с обмундированием? Вооружиться можно за счет противника, но как быть с формой? Вопросы конкретные, четкие, на них подробно ответил Иван Захарович. Ответы люди приняли.
Ночевал Семушкин в землянке майора Рощина. Впрочем, на сон осталось три часа. До рассвета оба они должны быть на ногах. Надо отправлять людей на поиск штаба. Иван Захарович умел засыпать в любое время суток. Чуть было не уснул. Услышав, как Рощин ворочается и вздыхает, спросил его о причинах бессонницы. Майор ответил не сразу. Щелкнула зажигалка, засветился огонек, обозначив лицо Рощина, край стола, бревна перекрытий. Вспыхнул огонек и угас, притулившись маленьким светлячком на кончике папироски.
— Видите ли, Иван Захарович, — сказал Рощин и замолчал, то ли обдумывая ответ, то ли не решаясь говорить.
Нерешительность в нем Иван Захарович заметил раньше, когда советовался с майором о создании троек, расширении зоны поиска штаба армии. Рощин поддерживал Семушкина, но был скован. В чем причина этой скованности? — пытался разгадать Семушкин. Задание Рощину остается в силе. Отправляя майора с десантниками в тыл, командование предполагало, что группа может встретить выходящие из окружения подразделения. С этой целью было выбрано место сосредоточения в районе Егоркиных горок. Только отсутствие связи лишило группу возможности принять самолет, получить необходимую помощь. Связь Семушкин обеспечит. Завтра будет рация. Может быть, Рощин думает, что потерял доверие командования? В делах подобного рода недоговоренности быть не может, а именно на эту тему они и не поговорили. Не было времени. Семушкин успел лишь разобраться в обстановке, принять необходимые решения с единственной целью — ускорить поиск.
— Я чувствую, что вы скованы, товарищ майор. Непонятна причина, — сказал Семушкин.
— Думаю об ответственности за невыполнение приказа, — тихо произнес Рощин. — Вместе с руководством в окружении остался начальник особого отдела армии полковник Бородин. Довольно серьезно предупреждали меня и в отношении выходящих из окружения лиц. Кстати, беседу со мной вели товарищи из вашего ведомства. Сейчас я в трудном положении. Специальные службы оккупационных войск, как вы обратили внимание, тоже ищут штаб армии. Причем они уверены, что штаб отрезан, находится где-то здесь. Для такой уверенности должны быть основания. Видимо, у гитлеровцев есть какая-то информация.
Семушкин не перебивал Рощина. Весь вечер он думал о том же. Какой-то информацией гитлеровцы располагают. Истоки такой информации предстоит найти. Но сегодня важнее найти сам штаб, командование армией, начальника особого отдела полковника Бородина, о котором его также предупредил Григорьев. Ивану Захаровичу не было пока попятно, к чему весь этот разговор, какое отношение он имеет к скованности Рощина. Такое состояние не на пользу делу. Через несколько часов они организуют широчайший поиск с использованием всех имеющихся в наличии сил. Ум хорошо, два еще лучше. Старая истина. Руководить операцией они должны вдвоем.
 
— От десантников моей группы подобная информация исходить не может. Остается два варианта…