Икс. Место последнее

Оказавшись вне центра событий, Томми удалось завязать с кокаином. Теперь он подолгу гулял с Хагге в местных парках, много смотрел телевизор, питался едой из микроволновки, часто пил пиво. Толстяком его назвать было нельзя, но пивной живот он отрастил.
Томми состоял в крайне свободных отношениях с Анитой, с которой познакомился во время работы над книгой о торговле людьми. Она была на несколько лет моложе и все еще занималась проституцией, но уже не так активно. Иногда они встречались.
Шли годы. Книгу со временем выпустило одно небольшое издательство, и, хотя материал уже успел несколько устареть, продажи шли сносно. На этой волне удалось несколько раз сходить на ток-шоу. Куда бы Томми ни отправлялся, теперь он всегда брал с собой Хагге. Во-первых, ему нравилась такая компания, а во-вторых, Хагге, несмотря на мрачный вид, умел настраивать людей положительно по отношению к Томми. С ним Томми казался хорошим человеком, хотя сам себя таковым не считал. Была у Хагге такая способность.
Весной 2014 года Томми написал серию статей о наркотиках, продающихся в Интернете вообще и спайсах в частности, и она имела умеренный успех, но спустя пару месяцев все снова сошло на нет. Прогулки с Хагге, встречи с Анитой, еда из микроволновки, телик и пиво, ругань с редакторами, чтобы протолкнуть тот или другой текст. Томми уже подумывал завязать с журналистикой и сесть за написание детектива, но вот однажды, октябрьским вечером 2016 года, зазвонил телефон.
 
2
 
Томми ответил и по тишине на другом конце провода понял, кто звонит. Так себя ведет только один человек. Уве Алин, новостной редактор в газете «Стокхольмснютт». Через пару секунд послышался его прокуренный голос:
– Ты слышал? О самоубийствах?
– А как же. Сложно было не услышать.
– Тебе что-нибудь известно?
– Не занимался этим.
Снова тишина. Немотивированные паузы Уве легко создавали ощущение допроса, будто у него на руках неопровержимые факты и лучше всего признаться сразу. Томми это было не впервой, поэтому он выжидал.
– Так займись, – сказал Уве.
– Зачем?
– Потому что я прошу.
– Почему не попросишь новую надежду редакции?
Уве, кряхтя, вздохнул. Теперешней надеждой редакции был Мехди Барзани, двадцатипятилетний парень иранского происхождения, с правильными связями в мире организованной преступности, и к тому же – этого нельзя отрицать – писал он хорошо и быстро и обладал бицепсами, которые отлично смотрелись на фотографиях. Вдобавок ко всему, это был приятный парень, и Томми не мог заставить себя его ненавидеть, как бы ему того ни хотелось.
– Эта работа не для Мехди, – сказал Уве.
– Это еще почему?
– Томми, прекрати. Сам знаешь: старая гвардия.
Да уж, по тишине в начале разговора Томми понял, о чем речь. Из того, что он слышал и читал о волне самоубийств, следовало, что умирали почти исключительно представители старшего поколения криминалитета – те, кого Томми знал, а некоторых из них мог назвать приятелями или даже друзьями.
Со времен, когда Томми находился на вершине, многие из них завязали или ушли с улиц, укрывшись за красивыми фасадами, откуда управляли бизнесом не марая рук. Теперь же почти никого из них не осталось в живых.
Держать Уве в напряжении не было смысла. История интересная, Томми и сам хотел в ней разобраться, к тому же, как никто другой подходил для этой работы, поэтому спросил:
– Сколько разворотов?
– Два. Может, три. Но тогда это, черт возьми, должен быть отличный материал.
В сложившейся ситуации три – не то чтобы стыд и позор, но еще месяц назад Мехди с его серией репортажей о новых каналах поставки опиума через Финляндию дали разгуляться на четырех.
– Четыре, – сказал Томми.
Некоторое время из телефона доносилось лишь шипящее дыхание Уве. Послышались осторожные шлепки – это Хагге пришел из кухни, а теперь, наклонив голову, смотрел на хозяина. Томми поднял большой палец вверх, и Хагге моргнул, как будто точно понял, о чем идет речь. Иногда Томми казалось, что он и правда понимает.
 
– Тогда это, черт возьми, должен быть отличный материал, – повторил Уве с новой интонацией.
– Когда я последний раз писал плохо?
– А ты забавный, Томми.
– Когда нужен материал?
– Вчера.
Немного поспорив о размере гонорара, они завершили разговор. Вопрос Томми о сроках проекта был риторическим. С такими текстами всегда спешка. Сегодня интерес зашкаливает, а завтра сходит на нет. И все же Томми решил, что волна самоубийств достаточно значительное событие, чтобы интерес к нему угас просто так. Кроме того, это важная и актуальная новость и за пределами Швеции.
За два месяца чуть больше тридцати профессиональных преступников решили добровольно отправиться на тот свет. Насколько знал Томми, ничего подобного раньше не происходило, уж точно не в Швеции. Таинственности добавляло и то, что это были люди из верхушки, люди с налаженной жизнью. Например, Бенгт Бенгтссон – Двойной Бенке – был найден со вскрытыми запястьями плавающим на матрасе в собственном крытом бассейне площадью двести квадратных метров.
Почему?
Самоубийства, конечно, совсем не редкость в криминальной среде, но в первую очередь среди молодых дарований. Старики, наоборот, склонны цепляться за жизнь. Как-то же дожили до своих лет и впредь сдаваться не собираются. Что же так скоординированно заставило их осознать, что жизнь больше не стоит того, чтобы жить?
В конце концов, все мы живем в условиях рыночной экономики. Если происходит масштабное потрясение, всегда стоит задаться вопросом: кому это выгодно? Отличная зацепка, ею и надо заняться. Томми листал телефонную книгу, состоящую по большей части из уменьшительно-ласкательных имен и прозвищ, и остановился на Карлссоне.
На самом деле Карлссона звали Микке Прюцелиус. В одиннадцать лет он, мучимый тревогами, начал нюхать клей в пластиковом пакете и не бросил, даже когда смог себе позволить более эффективные транквилизаторы. С «Клея Карлссона» он перешел на мгновенный клей «Каско», но прозвище прилипло намертво. Надежный мальчик на побегушках, с обширной сетью контактов. Его мозг был изъеден токсинами до такой степени, что он редко понимал контекст и видел взаимосвязи. Поэтому его часто использовали как посредника.
 
3
 
– Здорóво, это Томми. Томми Т.
– Томми? Что за чертовщина… Так ты живой?
– Насколько мне известно, да. А что?
– Гейр с месяц назад сказал, что ты помер.
– Гейр ошибся.
– Вообще-то он был уверен на все сто.
– Сейчас-то ты слышишь, что это не так.
– Он был совершенно уверен. Я жутко расстроился.
Томми потер глаза. Как часто бывало с Карлссоном под кайфом, он зациклился. В попытке выйти из замкнутого круга Томми спросил:
– Как поживает Гейр?
– Ты что, не слышал? Он умер.
– В самом деле? Или просто слухи?
– Не. Я сам его нашел. На прошлой неделе. Он повесился. Меня как будто в сердце ранили. И вообще изрезали.
– Мне жаль, – сказал Томми. – Правда.
Гейр не был важной шишкой, но и мелким торговцем его не назовешь. В прошлом году он руководил распространением трех кило кокса на улицах, и с тех пор, возможно, еще на ступеньку поднялся в иерархии дилеров. Похоже, и он был частью истории, за расследование которой взялся Томми.
– Ты с ним виделся перед смертью? – спросил Томми.
– Да, тогда он и сказал, что ты умер.
– И как он тебе показался?
– Жалкий. Вообще никакой.
– С чего вдруг?
– Откуда мне знать. Только и говорил, что про жизнь и все такое. Что это была ошибка.
 
– Так и сказал?
– Угу.
Гейр, которого знал Томми, был не из тех, кто задумывается над базовыми экзистенциальными вопросами. Наоборот, он производил впечатление весельчака, и норвежский акцент его только усиливал. Благодаря идущей вверх интонации даже угрозы звучали жизнеутверждающе. Чтобы Гейр покончил с собой… что-то тут не так.