Исповедь блудницы (СИ)
— Может, пойдёшь один? — с надеждой в голосе спрашиваю, опуская глаза. Вдруг Доминик увидит, какую-нибудь светскую львицу и меня рядом, и поймёт, что мы не пара. Одно дело сходить с ним в ресторан, общаться только с ним, другое на светский раут.
— Нет, мы вместе, значит идём вдвоём. На таких вечеринках не принято появляться одному. Ты хочешь, чтобы я нашёл себе другую спутницу? — он обнимает меня за талию, утыкаюсь носом в белоснежную рубашку и отчаянно трясу головой. Я не хочу делить его ни с кем. От одной мысли подсознание рычит и говорит: мой мужчина! Значит, придётся потерпеть.
***
Въезжаем на территорию, где множество дорогих машин, мужчины в лоснящихся черных фраках, выходят, подают руку своим спутницам. На этой вечеринке дресс-код: мужчины в чёрном, женщины в красном.
Доминик обходит машину, помогает мне выйти, чувствую себя Золушкой, попавшей на бал, и в полночь мой наряд превратиться в перепачканнуе сажей униформу уборщицы.
Руки подрагивают, впереди нас чопорно вышагивает дворецкий, провожая гостей. В зеркале, обрамленном золотой тяжёлой рамой, ловлю своё отражение. У стилиста попросила причёску попроще и мне сделали французскую косу. Но назвать её простой не получается, в нее вплетены красные рубины, они идеально гармонируют с цветом платья с голыми плечами, шея кажется невыносимо длинной и тонкой, её обтягивает ожерелье в виде ошейника, с такими же рубинами в белом золоте, грудь кажется вульгарной, но, когда я вышла в нем к Доминику и высказала сомнения на этот счёт, он затолкал меня обратно в примерочную и доказал, что я ему желанна. Очень желанна. Вырез на бедре вроде приличный, пока я не делаю шаг, нога оголяется, в туфлях на высоком каблуке, я, и без того не маленького роста, кажусь просто шпалой.
Доминик сегодня невыносимо красив, никогда бы не подумала, что мужчина может быть так сексуален во фраке. Может, всё потому, что это мой Доминик?
Услужливый официант предлагает нам дорогое шампанское, ловко удерживая серебряный поднос, заставленный бокалами на длинных ножках. Доминик убирает мою руку, которой я, до побелевших костяшек впивалась ему в локоть.
— На, выпей, расслабься. Тут люди, а не гиены, — залпом выпиваю содержимое, пузырьки ударяют в мозг, щекочут нос. Я расслабляюсь, отвечаю улыбкой на улыбку Доминика. — Ты самая красивая здесь, — шепчет на ухо, потом подносит руку к губам, мягко целует кончики пальцев, вызывая восторженный трепет во всём теле.
Мы движемся к центру, где стоит статный блондин, видимо, хозяин праздника. По дороге мы останавливаемся, Доминик перебрасывается парой фраз с гостями, не забыв представить меня. Дамы горделиво-снисходительно оценивают мой внешний вид и также улыбаются. Их больше интересует Доминик, вот где они не скупятся на радостное приветствие и кокетство. Мужчины неприятны, они напоминают мне Мэтью. Их взгляды липкие и мерзкие. После оценки моего лица, непременно перемещаются в вырез платья, и я уже жалею, что послушалась Доминика. Их спутницы, естественно, это замечают, смотрят на меня раздражённо.
Наконец, мы подходим к хозяину вечера. Мужчина стоит ко мне спиной, заложив руку за спину, в другой держит бокал. Гордая осанка, благородный вид, он смеётся шутке одного из гостей, голос у него бархатный с приятным тембром. Он поворачивается.
— Доминик! Очень рад, что ты смог приехать, — пожимает ему руку.
— Джефф, я не мог пропустить такое событие.
— Я смотрю, ты с очаровательной спутницей.
— Да. Позволь представить Адель Мур. Адель, это Джефф Уокер, — лицо мистера Уокера хмурится, между черными бровями пролегает складка, тонкие аристократические губы складываются в линию. Неужели ему так неприятно видеть меня, или просто брезгует. Я думала, аристократы скрывают свои эмоции.
— Мисс Мур, — склонившись он целует мою руку.
Джефф Уокер, имя такое знакомое, но я исключаю возможность нашего знакомства. Может, видела в светской хронике и машинально запомнила его? Почему я так его раздражаю? Это видно невооружённым взглядом.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Доминик, извинившись, отошел переговорить с какими-то важными людьми. Я взяла бокал у проходящего официанта. Без него я окончательно потерялась на этом вечере богатых и знаменитых. Тягучая мелодия Баха, что так усердно выводили скрипки, клонила в сон. Вышла в сад, украшенный сотнями огоньков, пошла к небольшому водоему. Звуки и смех становились все дальше, умиротворение окутывало меня мягким одеялом. Встав у самой кромки воды, предалась созерцанию отражения лунной дорожки на зеркальной воде, стрекотом светлячков, вдыхала запах ночного дурманящего воздуха.
Внезапно почувствовала вторжение в мой уютный мирок. Обернулась, облокотившись на дуб, стоя Джефф Уокер, он с какой-то тоской смотрел на меня, жарким взглядом окидывал мою фигуру, захотелось спрятаться от него. Оттолкнувшись от дерева, подошел ко мне и провел по щеке.
— Что вы… — постаралась отстраниться от него.
— Ты соврала. Я знаю, как тебя зовут на самом деле. И что ты делаешь с этим сопляком, Домиником? Я готов был его убить, когда он касался тебя.
— Я не понимаю…
— Ты совсем не изменилась. Такая же, как я помню тебя. Моя Саманта, — его губы все ближе. До меня начинает доходить смысл. Саманта — моя мама. Он принял ее за меня. — Я, Адель. Ее дочь, — Джефф Уокер! Точно! Как я могла забыть это имя, ведь именно он писал маме, говоря, что не сможет быть с ней и с ребенком. То есть, со мной. Боже, это мой отец? Настоящий?
— Я ее дочь. И по-видимому, ваша, — идеальное, как с картинки глянцевого журнала лицо, исказилось. Представляю, какой он шок испытывает сейчас, видя пред собой взрослую дочку. Но надо сказать, что и мне не легче.
Во мне закипал гнев. Он живет припеваючи, в то время как я терпела деспотичного садиста-отца, не знала, что такое забота, любовь, до встречи с Домиником, жила вне социума, не реализовалась ни в чем, не получила профессию.
— Не может быть!
— Хватит врать, что вы не знали о моем существовании! Мне отец показывал ваши письма к маме, то, как вы дипломатично сбежали от ответственности, в угоду своему благосостоянию, — он потер переносицу двумя пальцами, зажмурившись, покачал головой.
— Все не совсем так, Адель.
— Хотите сказать, что вы не писали тех писем маме?
— Писал. А где Саманта? Я хочу ее увидеть.
— Она умерла, когда я была совсем маленькой, — неподдельная боль исказила его лицо. Возможно, он действительно любил ее. Но не поинтересовался, как она живет, как живу я, поэтому не собираюсь проявлять сочувствие. Развернулась на каблуках, чуть не грохнулась, пошла к дому. Нужно найти Доминика.
— Адель, подожди! — он схватил меня за локоть, развернул к себе. Я глазами метала в него молнии.
— Вы не смеете трогать меня! Столько лет вы прекрасно жили, и не думали о моем существовании, — я уже буквально шипела, столько яда скопилось на языке. Будь он нормальным, он забрал бы меня, я не жила бы в вечном аду, выучилась на того, кого хотела. И у меня бы не было фобии к порке, я бы стала той, кого хотел Доминик.
— Твой отец обижал тебя? — на Лице Джеффа прозрение.
— Какое это имеет сейчас значение? Все равно ничего не изменишь.
— Адель, прости меня, пожалуйста. Я не хотел мешать Саманте, должен был хоть кто-то из нас быть счастливым. Мне нужно все тебе объяснить. Прости.
— И не подумаю! — сейчас я просто хочу найти Доминика и уйти. Только рядом с ним я чувствую себя защищенной.
— У вас с Домиником серьезные отношения? Я слышал, он тот еще извращенец.
— Вот только не надо включать заботливого папашу! Вы опоздали лет на десять! — появись он тогда, у меня бы не было столько шрамов на душе. Я бы не жила с ощущением, что меня никто не любит, что я уродина, созданная только для блуда. Именно тогда отец начал это говорить, когда я купила себе первый бюстгальтер. Столько лет жить и ощущать себя грязью, ничтожеством, недостойной. Ума не приложу, как я выжила, у меня даже не было ни друзей, ни подруг, ни выпускного, ни праздников. Ничего! Единственный, кому я могла пожаловаться — это пастор на исповеди.