Вопреки судьбе (СИ)
Кроули сдавленно зашипел, бессильно отшатываясь и невольно запрокидывая голову в попытке разглядеть остановившегося прямо напротив его головы демона. Тот недобро усмехнулся. И, наклонившись, взялся обеими руками за разорванное мечом крыло. Кроули задохнулся, в панике дёргаясь в его хватке и уже предчувствуя новую боль.
— Кричи, Кроули, — глумливо посоветовал он, — Можешь начинать уже сейчас.
И, помедлив ещё пару секунд, буквально смакуя ужас, который, знал Кроули, написан сейчас на его лице, начал медленно выгибать крыло, выламывая его наружу. Кроули оскалился, кусая губы и изо всех сил стараясь справиться с хлестнувшей по плечу болью. Задёргался, хрипя и чувствуя, как спазматически сокращаются мышцы спины в непроизвольной попытке высвободиться из удерживающих его равнодушных тисков.
Потом боль превысила все мыслимые пределы. Раскалённая волна ударила по позвоночнику, хлынула в голову, заставляя забыть обо всём. Он закричал, и услышал ещё собственный сорванный голос. И орал, задыхаясь, всё то время, пока Хастур выламывал крыло из сустава.
…Он не помнил, когда всё кончилось. Кажется, он вообще не помнил, что было после того, как хрустнула кость, и слепящая агония погасила все мысли.
Кроули медленно приходил в себя. Крыло, плечо, спина — всё было сплошным пульсирующим комком боли. Он только раз попытался было прислушаться к себе, чтобы понять, что с ним сотворили. Захлебнулся судорожным стоном и больше не решался даже шевелиться, не то что тянуться к собственным, исковерканным из-за каменной ловушки силам.
Не сразу он понял, что слышит голоса.
Ещё больше времени и усилий потребовалось, чтобы понять, что голоса эти ему знакомы. Дрожащий, но непривычно решительный голос что-то негромко говорил, а второй…
Второй, со внезапным потрясением осознал Кроули, принадлежал Хастуру.
И он захлёбывался от боли и ужаса.
На миг ему показалось, что он сошёл с ума. Что это он кричит, срываясь на визг и умоляя прекратить, не делать этого больше. Но тут же запоздало осознал: нет, не он. Его палач оставил его в покое. Боль никуда не ушла, но она сейчас молчит, притихшая, удовлетворённая, не спешит напоминать о новых ранах. А кричит… Кричит герцог Ада, только что калечивший его.
— Не надо, не надо, хватит! — потерянно разобрал Кроули, когда кровавый туман в голове немного рассеялся и срывающиеся на визг панические вопли сложились в слова. — Я не могу, меня уничтожат за это!
Секундное молчание. Потом — твёрдый, едва заметно дрожащий голос Азирафаэля, срывающийся от гнева и… жалости?
— В таком случае, тебя уничтожу я.
— Не-е-ет!
— Освободи меня, — вновь голос Азирафаэля, негромкий, решительный.
— Не м-м-мо… Нет, нет, стой! Хорошо, я всё сделаю, не надо больше!
Кроули, чувствуя, что сходит с ума, медленно разлепил саднящие веки. Поморгал, пытаясь прогнать висящую перед глазами кровавую муть. И, не веря своим глазам, непонимающе уставился на сюрреалистичную картину: Хастур лежал на полу, наискось через коридор. Правая нога его слабо дымилась, и даже сквозь штанину была видна глубокая, выжженная язва, достающая до кости. Обеими ладонями он закрывался от выпрямившегося во весь рост (насколько позволяли до колена погружённые в пол ноги) Азирафаэля. И Кроули не нужно было присматриваться ко вскинутой вверх руке ангела, чтобы понять, почему на лице его давнего врага написан такой дикий, всепоглощающий ужас.
— Я жду, — ровным, страшным голосом проговорил Азирафаэль. И Кроули невольно вздрогнул от пробравшего до костей, краткого, но болезненного укола страха. Азирафаэль… щегольские наряды, мягкие улыбки, суетливые движения пухлых рук… Он слишком привык к такому ангелу — мирному букинисту, милому чудаку в смешной, на сотню лет отстающей от моды одежде. Он совсем забыл, что Азирафаэль может быть другим. Что Азирафаэль создан был другим.
…Кроули прерывисто вздохнул, пережидая приступ особо острой боли в искалеченном крыле. И с трудом сглотнул, не в силах отвести взгляда от стража Восточных Врат Эдема, принципалита, сотворённого, чтобы наставлять смиренных и карать непокорных.
А Азирафаэль, услышав, должно быть, его слишком громкий вздох, перевёл взгляд на него. И на миг в холодных светлых глазах мелькнуло прежнее, знакомое тепло. Горестное сочувствие, мягкое безмолвное обещание, что всё будет хорошо… Мелькнуло — и исчезло, когда ангел тут же вернул взгляд к задыхающемуся от ужаса Хастуру.
— Освободи меня, демон, — повторил он. И Кроули невольно дёрнулся в своих оковах, готовый в панике бежать исполнять приказ, прежде чем ударившая по плечам раскалённая волна не напомнила, что сказано это было не ему. А Хастур, трясясь всем телом, нервно зашевелил руками, корча рожи и в панике косясь на смертельно бледного, но невыносимо страшного сейчас ангела.
И миг спустя Кроули с облегчением увидел, как твёрдый камень вокруг ног Азирафаэля вдруг начинает пузыриться, вспучиваться, а сам ангел, кажется, становится выше ростом. И не сразу понял, что размягчившаяся масса пола просто выталкивает его наверх, к свободе.
Азирафаэль облегчённо вздохнул. На миг его лицо расслабилось, стало почти прежним. Мелькнуло и пропало на нём измученное, беспомощное выражение. Слишком быстро, чтобы даже задыхающийся от боли Кроули мог быть точно уверен, что он действительно было.
— Теперь ты освободишь Кроули, — тихо приказал Азирафаэль. — И если ты посмеешь вновь причинить ему боль, я сожгу тебе ногу целиком.
Кроули показалось, что он ослышался. Он подавился вздохом, в панике пытаясь понять, что произошло с его ангелом за то время, что он был без сознания. Азирафаэль мельком бросил на него взгляд. И демон содрогнулся, вдруг с ледяным ознобом прозрения понимая, что Азирафаэль сейчас ломает себя. Молча, по живому, безжалостно выдирая из себя всё то, что так нервировало и раздражало его всего полгода назад, во время их глупой и бестолковой охоты за Антихристом.
Азирафаэль никогда не убивал. Азирафаэль никогда никого не пытал. Он не мог причинить вреда даже попавшей в мышеловку крысе и долго причитал над пришибленной (его, Кроули, стараниями!) хищницей, прежде чем отпустить её обратно в подвал, с полной индульгенцией на прогрызание стен и пожирание неосторожно оставленных на столе продуктов.
Азирафаэль не…
Ангел отвернулся, не решаясь надолго оставлять перепуганного Хастура без внимания. А Кроули всё лежал, потрясённо моргая и болезненно вздрагивая при каждом вздохе, не в силах прийти в себя от того, что он только что увидел. Зашевелившийся под ним пол вызвал сперва вспышку паники; лишь спустя пару секунд он сообразил, что холодный камень стекает с него, а не поглощает глубже. Миг — и вот он уже, кусая губы и с трудом сдерживая звериный вой боли, лежит на совершенно ровном полу. И руки… он осторожно сжал пальцы в кулак, с облегчением чувствуя, как устремляется в онемевшие кисти кровь вместе с демонической силой — руки у него на месте.
…Ноги, наверняка, тоже были целы. Но сейчас он не решался ими шевельнуть. Вообще старался не делать лишних движений, слишком хорошо понимая, чем это отзовётся для изуродованных крыльев. Левое крыло он видел краем глаза — и даже не поворачивая головы, понимал, что оно, в лучшем случае, вывернуто из сустава и сломано в нескольких местах. В худшем….
О худшем он задумываться не хотел.
— Кроули?.. — окликнул его Азирафаэль, и Кроули невольно вздрогнул от мучительного сочувствия в голосе ангела. Насколько же паршиво он выглядит, если Азирафаэль только что не плачет? — Кроули, дорогой мой, как ты себя чувствуешь?
— Ещщщё не… знаю, — с трудом заставляя язык двигаться, прошипел он. Взвыл от боли, которой отозвалось едва заметное движение грудной клетки. И, с трудом отдышавшись, измученно поправился, — Сссловно меня выпотрошшшили…
Азирафаэль прерывисто вздохнул. Кроули с трудом открыл глаза, находя взглядом своего ангела. Кажется, это всё ещё был страж Восточных Врат. По крайней мере, гнева в глазах меньше не стало. Как бы даже не больше.