Лакки Старр и луны Юпитера
В шлемофонах вдруг раздался зычный голос Донахью:
– За работу, друзья! Юпитер никуда от вас не убежит. Еще налюбуетесь.
За несколько часов корабль был разгружен, оборудование установлено, тенты натянуты, приготовлены временные герметические камеры с кислородом.
Даже занятые работой, люди то и дело поглядывали на незнакомое небо, там уже красовались три спутника.
Ближе всех – Европа, небольшим полу месяцем зависшая над восточным горизонтом. Половинка Ганимеда находилась почти в зените, а Каллисто расположилась совсем рядом с Юпитером, так же, как он – без одной своей трети. Но все три спутника не давали и четверти света полной Луны и «совершенно терялись в присутствии патрона», как выразился Бигмен.
Лакки посмотрел на своего маленького друга.
– Ты думаешь, здесь нет ничего, что могло бы превзойти Юпитер?
– Исключено! – отрезал Бигмен.
– Что ж, тогда подождем…
И вот, без каких бы то ни было рассветных сумерек – что исключала разреженная атмосфера Ио – над покрытой инеем грядой низких холмов вспыхнуло, как алмаз, и, спустя несколько мгновений, увенчало горизонт – Солнце. Этот кружочек блистал гораздо ярче громады Юпитера.
Установили телескопы, и все успели увидеть, как Каллисто прячется за Юпитер; вскоре за ним последовали и два других спутника.
Ио обращалась вокруг Юпитера всего за 42 часа, и все звезды вместе с Солнцем маршем проходили по ее небесам. Если же говорить об остальных спутниках, то быстрая Ио легко догоняла их в беге вокруг Юпитера: Каллисто вернулась на небо через два дня, Ганимед был настигнут через четыре, а Европа – через семь дней. Все они летели с востока на запад, и время от времени заслонялись Юпитером.
Затмение Каллисто случилось первым, и все здорово волновались, даже Матт. Он уже несколько освоился в низкой гравитации, и Норрич все чаще давал ему свободу. При этом Матт, неуклюже барахтаясь, пытался сквозь шлем обнюхать все попадающиеся ему предметы. Но когда Каллисто коснулась, наконец, сияющего Юпитера и люди притихли – Матт тоже уселся на задние лапы и, высунув язык, стал внимательно смотреть вверх.
Но чего все ждали с нетерпением, так это Солнечного затмения… Двигалось Солнце намного стремительней любого из спутников; на всем ходу оно налетело на Европу, Европа тут же, истончившись, пропала на полминуты, затем обратила свой серп в другую сторону. Ганимед нырнул за Юпитер, в то время как Каллисто уже скрылась за горизонтом.
Маленькая жемчужина взбиралась все выше в небо, делая из Юпитера вначале огромный полумесяц, а затем тающий на глазах серп.
Залитое солнечным светом небо стало темно-пурпурным, и лишь тусклые звезды кое-где пятнами проступали на нем. На этом мрачном фоне пылал гигантский полукруг, слегка выгнутый в сторону неумолимо надвигающегося светила. Как будто Давидов булыжник, выпущенный из некоей космической пращи, летел в лоб Голиафа.
Свет Юпитера мерк все больше и вот, когда виднелась одна только желтоватая изогнутая нить, Солнце коснулось гиганта, и люди, убрав темные стекла, разразились громкими приветственными возгласами.
Полностью свет, однако, не исчез: даже заслоненное Юпитером Солнце продолжало, хоть и мрачно, светить. Сам Юпитер потух, и только его водородно-гелиевая атмосфера дымилась, преломляя солнечный свет. Легкая дымка растекалась по всей окружности, пока не сомкнулась внизу, два бледных рога образовали кольцо.
А Солнце продолжало удаляться, и кольцо, совсем потускнев, исчезло. На черном небе остались только звезды и совсем выцветший кусочек Европы.
– Потом, – сказал Лакки, – все повторится в обратной последовательности.
– И это показывают каждые 42 часа? – недоверчиво спросил Бигмен.
– Если ты не возражаешь…
На следующий день к ним подошел Пэннер.
– Как поживаете? А мы, между прочим, уже почти управились со своими делами. – Он показал на заполненную оборудованием долину. – Все это хозяйство остается на Ио.
– Остается? – удивился Бигмен.
– Конечно! Ведь на спутнике нет ни погоды как таковой, ни признаков жизни. Так что оборудование в полной безопасности. Все надежно укрыто от аммиака и чудесно дождется следующей экспедиции. – Внезапно Пэннер понизил голос. – Мистер Старр, кто-нибудь настроен на вашу частоту?
– Нет. Вроде нет.
– Не хотите прогуляться? – И, не дожидаясь ответа, Пэннер двинулся в направлении холмов. Лакки с Бигменом последовали за ним.
– Я должен извиниться перед вами, – сказал Пэннер. – В последнее время я был не слишком приветлив. Просто мне показалось, что так будет лучше.
– Забудем об этом, – примирительно отозвался Лакки.
– Видите ли… я намеревался провести собственное расследование, без вашего участия. И был уверен, что кто-то обязательно себя выдаст, совершив нехарактерный для человека поступок. Но этого, увы, не произошло… – Они взобрались на первый холм, и Пэннер оглянулся. – Посмотрите-ка на нашего пса! – восхищенно воскликнул он. – Вот кто освоился в низкой гравитации!
Матт, в самом деле, многому научился за это время. Его тело грациозно изгибалось и вновь выпрямлялось в двадцатифутовых прыжках, которые он совершал с явным удовольствием.
Пэннер перестроился на частоту, предназначенную для их четвероногого товарища, и крикнул:
– Эй, Матт! Ко мне, мальчик, ко мне!
Пес высоко подпрыгнул от неожиданности. Лакки, тоже переключившись, услышал радостное рычание.
Пэннер помахал рукой, пес помчался к ним, но вдруг остановился и посмотрел назад, сомневаясь в своем праве оставить хозяина. Приблизился он совсем медленно.
– Сирианский робот, – вернулся Лакки к начатому разговору, – созданный именно для того, чтобы обмануть человека, должен быть совершенным. Во всяком случае, он никогда не клюнет на что-то поверхностное…
– Мое расследование не было поверхностным! – горячо возразил Пэннер.
– Я все более склонен думать, что в нашем случае любое расследование, проведенное не специалистом в роботехнике, может быть только поверхностным. – В голосе Лакки было нечто большее, чем просто горечь.
Они шли если не по снегу, то, во всяком случае, по чему-то очень его напоминающему. Вещество это, к большому удовольствию Бигмена, сверкало в лучах Юпитера.
– Оно тает от одного взгляда! – возбужденно сообщил он; с его ладони сбегала тонкая струйка воды.
– Потому что это не снег, Бигмен, а замерзший аммиак. Температура его таяния на 80 градусов ниже, чем у льда.
Бигмен ринулся вперед, туда, где сугробы были глубже. Оставляя за собой глубокие дыры, он, захлебываясь от восторга, кричал.
– Ух, здорово!
– Проверь, включен ли обогреватель!
– Конечно, Лакки! – И Бигмен, делая огромные прыжки, полетел вниз по склону, то и дело с головой исчезая в огромных сугробах аммиака. – Это – как нырнуть в облако, Лакки! Ты слышишь меня? Это даже приятнее, чем кататься на лыжах по лунному песку!
– Ладно, Бигмен! – Лакки вновь повернулся к Пэннеру. – Вы пытались испытать конкретного человека? – Краем глаза Лакки видел, как Бигмен нырнул в сугроб. Несколько мгновений спустя он опять посмотрел в ту сторону – Бигмен!!!
Ответа не последовало.
Лакки побежал. Раздался, наконец, слабый голос Бигмена:
– Дыхание… упал… скала… река тут… внизу…
– Держись, я с тобой! – Лакки с Пэннером уже спешили на помощь.
Нетрудно было догадаться, что произошло. Температура поверхности Ио близка к температуре таяния аммиака, сугробы начали подтаивать, в результате чего возникали скрытые реки из этого зловонного вещества…
Послышался мучительный кашель Бигмена.
– Разорван… шланг аммиак… задыха…
Лакки достиг дыры, оставленной Бигменом, и посмотрел вниз.
Аммиачная река, медленно, пузырясь, текла мимо острых скал, одна из которых и повредила, очевидно, воздушный шланг.
– Бигмен! Где ты?
И хотя в ответ послышалось еле слышное «здесь» – Бигмена нигде не было видно.
13. Падение
Лакки, не задумываясь, прыгнул прямо в аммиачный поток и теперь осторожно продвигался вниз по течению. Он отчаянно ругал себя за медлительность, а Бигмена – за ребячество, обернувшееся бедой, – и снова себя, за то, что не предотвратил этого, хотя и мог.