Оберег от нечистой силы (СИ)
Еще были полупены (половина маленькой монеты) и четверти (с ноготок) — самые мелкие монетки. Такую и получила Васька от кучера.
7
Вернувшись в храм, я первым делом нашла святошу. Он как раз наслаждался тишиной и спокойствием на крыльце храма. Тянуть кота за хвост я не стала, все как на духу выдала. Умолчала, правда, о своих личных доходах и о том, что купец, в лавку которого меня святоша отправил, ночным хмырем оказался. И как бы одежда в его лавке не оказалась снятой с убитых и ограбленных…
Но тут ведь как? Меньше болтаешь, дольше живешь.
— Почти четыре фурта?! — святоша пришел в изумление, — дитя мое, это слишком много! Храм за весь месяц столько на работный дом не тратит.
Хм, пять фуртов полученных за пакет, стали греть карман гораздо сильнее. Но святоше я сказала совсем другое.
— Это всего лишь четыре фурта, святоша! Бомжики отработают. Заставим их двор убирать, снег чистить…
— Отработают?! — Святоша явно нервничал. — да где же они тут, — он обвел взмахом руки храмовый двор, — все работать-то будут?!
— Почему только здесь? — Тоном змея искусителя спросила я, — во всем городе. Сейчас подвода не по каждой улице проедет, снегом все заметено. А еще вы посмотрите, какой у нас грязный город! Горшки выливают прямо на улицу, И все это так и лежит на снегу и воняет. А наши бомжики наведут чистоту, почистят снег на дорогах, поставят мусорные бочки (*бачков в том мире не было), чтоб народ горшки туда выливал, и каждое утро будут объезжать, бочки с отходами вывозить, а чистые ставить. И будет в Летинске красиво, свежо, уютно. И все благодаря храму, святоша. благодаря вам!
Святоша завороженно слушал и морщины на его лице разглаживались, становились мягче. Ему явно нравилась нарисованная мной картина…
— А горожане будут платить нам за эту работу…
— Нет! — сорвалась с крючка рыбка, — Храм не может брать плату, храм должен жить на подаяния, дитя мое.
— Ну, — улыбнулась я, — давайте я буду брать плату с людей. А потом жертвовать храму? А себе за услуги, скажем, десятую часть заберу.
Святоша почесал затылок, подумал…
— Купчиха, — фыркнул он на меня. И добавил, — договорились. Но только потому, что дело это для всех жителей города во благо!
— Конечно-конечно, — кивнула я. — Только бомжикам одежду надо справить. Если честной народ наших бродяг с лопатой на улице встретит, то лопату отберет. Решит, что тот ее украл.
Святоша взглянул на меня недовольно, но кивнул.
— И лопаты, — поспешно добавила я.
Он промолчал, разглядывая падающие с неба снежинки. Кажется, этой ночью будет метель. Это хорошо. Всю грязь в храмовом дворе засыплет. А то смотреть тошно. Зато в спальнях пахнет чистотой и свежей соломой.
Мы еще немного постояли на крылечке. Не знаю, о чем думал святоша, а я-то монетки уже в уме подсчитывала. Это с каждого фурта мне два шилга полагается. Да я за такие деньги каждого горожанина лично навещу. Я тут уже узнала тишком, за три-четыре фурта можно дом в деревне купить. А за пятьдесят — лавку с домом в центре Летинска.
Пятьдесят фуртов — это десять пакетов. Но нельзя их сразу все вываливать, цена упадет. Так что пока поживу в храме. Тем более, чтобы купить лавку и заправлять там всем, нужно еще с киркой вопрос решить. Выходит замуж только для того, чтобы было кому тебя в гробу запереть? А оно мне надо?
Остаток дня мы со святошей планировали наше совместное клининговое предприятие. А чего тянуть-то? Завтра как раз город снегом завалит, самое время помощь предложить.
В общем, решили, что утром пойдем в ратушу к Главе, так здесь мэрия и мэр назывались, и договоримся, что наш работный дом в моем лице будет оказывать городу услугу по уборке снега. Проблема это для города давняя, после каждого снегопада крики и скандалы начинаются, кто и где должен снег этот убирать… А тут мы, все такие хорошие, храмовые бомжики. Наведем чистоту и порядок на радость людям.
За день меня так ушатало, что я даже в гроб легла без возражений. Уже было все равно где спать: на кровати, в гробу или, сидя на трехногой табуретке, в кабинете святоши. Ага, был тут и такой. Причем, я полагаю, раньше это была спальня… ну, или келья, так вроде называют в храме спальни для монахов. Об этом явно говорило наличие неизменной приступочки. Только здесь она была покрыта тонкой серой тканью.
Стол занимал большую часть свободного пространства. Не особенно большой, примерно как привычный письменный стол школьника. И по стенам были развешаны полки, заваленные какими-то свитками.
Парочка таких свитков лежали и на столе. Я их даже незаметно ногтем поскребла. Интересно же. Мне показалось, что это кожа… Я, конечно, не знаток истории, но скорее всего, это и есть пергамент. Его же как раз, мне помнится, делали из кожи. А значит, в моем дремучем настоящем нет даже бумаги. Не удивительно, что полипропиленовый пакет приняли за изумительно тонкое и прозрачное стекло. Дикари…
Эх, жаль я не знаю, как делать бумагу. Озолотилась бы.
Утром, распределив желающих поесть бомжиков на работы, пришлось раздать пару затрещин особо недовольным, я схватила за подол рясы святошу, не вовремя начавшего сомневаться в необходимости перемен, и потащила его в ратушу. Снега навалило почти по колено. Я шла и радовалась, представляя, как обрадуется мэр, то есть Глава, порыву нашего трудового энтузиазма.
Хорошо, ратуша была в двух шагах от храма, потому что этот святоша недоделанный, сам не лучше наших бомжиков нищим оказался. У него даже тулупа не было! Ибо «дух и тело лишениями закалять надо» и, вообще, излишества — зло.
Ну, не дурень, а? Разве же тулуп из овчины это излишество? Не зря говорят, в наших широтах шуба — это не роскошь, а средство выживания. А если простынет? Заболеет и умрет? Где я потом себе такого лояльного святошу найду? Решила взять над ним шефство. Для собственной безопасности.
Глава был, как водится, страшно занят, о чем нам сообщил секретарь. Его здесь называли писарем. Молодой парнишка, лет двадцати не больше. Как и все в этом мире, огромный, плечистый, с ручищами, в которых перо гусиное казалось особенно хрупким. Ему с его габаритами лучше подошло бы перо от страуса.
— Боярин никого не принимает, — знакомо отозвался парниша, — приходите завтра.
Ах, ты же прелесть какая! Не иначе межмировые курсы повышения квалификации секретарей прошел. Я на стены мельком взглянула… вдруг где в рамочке сертификат висит.
Сама при этом… помнит еще тело, помнит!.. ужом проскользнула между раскинувшим руки писарем и стеной и влетела в кабинет Главы.
— Здравы будьте, бояре, — вырвалось само собой, — дело у нас к вам есть на миллион долл… фуртов, — исправилась я.
Глава, как примерный мэр, сидел, склонив голову, и что-то вычитывал в длинном, свисающем со стола свитке. И сначала я увидела только мощные плечи и бритую макушку.
А потом он медленно отодвинул свиток, оттолкнув стол, встал, повел застывшими плечами, крутанул шеей и посмотрел на меня… как на букашку какую… или мышонка, надоедливо скребущего в углу.
— Кто такая? Почто пришла? — тихо, как гроза за горизонтом, пророкотал он.
А я застыла, как малолетка, увидевшая кумира. Мать моя женщина! Это же он… Мужчина моей мечты…
Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой… женственной что ли… Откуда что взялось: ресницы затрепетали, румянец опалил щеки, грудь приподнялась, шея удлинилась, а движения стали плавными и тягучими, будто бы тело наполнилось горячей, сладкой патокой.
И это я думала, что не умею строить глазки мужчинам? Ха! Просто мне еще не попадался тот, кто разбудил бы во мне женщину. Оказывается, это так просто сделать. Один взгляд и все… И Васька вдруг захотела почувствовать себя слабой.
— Кто такая? Почто пришла? — повторил вопрос Он…
Ух, какой голос… я деликатно кашлянула, прочищая горло, и представилась:
— Меня зовут Василиса, — и смущенно улыбнулась, элегантно склонив голову и пряча взгляд за пушистыми ресницами.