Друг моего отца (СИ)

Он разжимает пальцы и лениво отходит, возвращаясь к своему внедорожнику.
Тук-тук-тук.
Моё сердце грохочет невероятно громко, а кровь бежит по венам чересчур быстро.
Мне кажется, что я даже дышу чересчур громко!
Замираю, стараясь не шевелиться.
Тук. Тук. Тук.
Это уже частят каблуки мачехи по каменной дорожки.
Я настолько хорошо знаю оттенки её походки, что сейчас, даже не выглядывая из кустов, могу сказать с уверенностью, что она идёт от бедра, вспомнив модельное прошлое.
Неужели она собирается взять Бекетова… натурой?
Жуть как хочется на это поглядеть.
Я осторожно отодвигаю ветку кустарника в сторону.
Вижу, как Светлана Петровна замирает в метре от Бекетова.
Ну, я не ошиблась насчёт попытки соблазнить мужчину!
Пуговицы на изумрудной блузке мачехи расстёгнуты ниже, чем я помню!
К тому же она отставила ножку в сторону и позволила высокому разрезу юбки обнажить бедро до самой кромки кружевных чулок.
— Бабки при тебе? — грубо интересуется Бекетов.
— Денег нет. Бекетов, ты же знаешь, что мой больной и старый муж стал банкротом и бросил несчастную жену в одиночестве. Я ещё скорблю по утрате.
— Мне до одного места твои скорби. Долги мужа — твои долги. Срок уплаты давно прошёл!
— У меня ничего нет… Дом — и тот в следующем месяце отберёт банк! — оправдывается мачеха. — У меня нет почти ничего! — и как будто невзначай гладит себя по груди, а потом накручивает на палец рыжеватый локон.
Бекетов безразлично взглянул на мачеху и остался стоять на месте. даже не шевельнулся.
Мачеха решила, что это хороший знак и подошла ближе, заведя своё колено между широко расставленных ног Бекетова, пробираясь к его паху.
— Может быть, иначе договоримся? — мурлыкает призывно.
Бекетов стоит без движения.
— Ты предлагаешь мне сунуть высококлассный шланг в ржавую канистру с расхлябанной горловиной? — спрашивает с презрением и смеётся каркающим смехом.
Ох, вот это он завернул!
Хочется рассмеяться от того, как меняется выражение лица Светланы Петровны.
Тем временем Бекетов вырывает из рук мачехи сумочку, методично выворачивает все карманы, отбирает iPad, срывает с шеи мачехи золотое ожерелье с изумрудом и выдёргивает дорогие серёжки из ушей.
— Это заберу. Даю тебе два дня. На третий день я приеду за деньгами. Не будет денег — выбирай несколько мусорных баков на свой вкус. Отправлю в них по кускам.
Мачеха замирает.
— Чего застыла? Вали в дом! Ищи деньги! — рыкает Бекетов и тянется к кобуре.
Разумеется, мачеха предпочитает убежать от наёмника, как от чумы.
Громко хлопает входная дверь дома.
— Выбирайся и шевели булками к машине! — спустя минуту командует Бекетов, раздвинув кустарник. — Потом ты скажешь мне, где деньги, Анна-Мария.
— Я Марианна!
— Плевать.
Бекетов забирается в машину.
Немного подождав, я забираюсь следом, на сиденье рядом с водительским.
— Куда лезешь?! На заднее марш. Или поедешь в багажнике.
Я стройная и не хочу терять время на то, чтобы выпрыгивать из салона.
Просто перебираюсь на заднее сиденье, протискиваясь в салоне.
Бекетов неожиданно отвешивает мне по попе несколько звонких шлепков.
— Эй, уберите руки!
— Живее располагай свою задницу на сиденье, ленивец! И ляг. Чтобы камеры не засекли, что у меня пассажир!
  
Глава 5
 
Бекетов
Друг.
Ха.
Ха.
Анна-Мария точно наивняк полнейший, если считает меня другом Устинова.
Не спорю, что в разговоре со мной Устинов лебезил:
— Друг, дружище… Что бы я без тебя делал?
Но то же самое мне говорят и другие.
Друг, брат…
Всё, что угодно, лишь бы я согласился взяться за работу.
С Устиновым меня связывали только крепкие деловые отношения.
В кредит я не работаю, задаток — всегда вперёд.
Последняя сделка была вполне успешной, как и всегда.
За исключением того, что Устинов просрочил с оплатой, а потом вообще коньки откинул.
Может быть, Устинова отправила на тот свет его молодая жёнушка?
Но после смерти Устинова на свет вылезли долги, которых оказалось больше, чем денег на счетах Николая.
 
Да и весь бизнес его оказался мыльным пузырём, который быстро лопнул.
В итоге семья осталась почти у разбитого корыта с миллионными долгами.
Сложности семьи Устиновых меня касаются лишь в той мере, в какой они обладают способностью расплатиться.
За период сотрудничества я успел понять, что Устинов — из тех, кто приберегает денежки на чёрный день.
Пусть вдова отдаст мне причитающееся, остальное меня не касается.
Однако она божилась, что денег нет, а вот дочка Устинова выболтала, что деньги у её отца были припасены.
Эти слова совпадали с моим собственным мнением, поэтому я согласился на условия девчонки.
Вытащить её из города и сляпать документы на левое имя будет проще простого!
Взамен я получу гораздо больше.
Не думаю, что она мне солгала. Выглядит как та, что совсем недавно пересела с горшка на унитаз для взрослых.
Сколько ей? Всего восемнадцать!
Тинейджер в бесформенной толстовке и джинсах.
— Говори, где деньги, — требую.
— Ага, — пищит с заднего сиденья. — И вы сразу же от меня избавитесь? Вот уж нет! Я о вас наслышана. Сначала вывезите меня из города, потом я скажу, где деньги отца. Тем более, ради того, чтобы их достать, вам всё равно придётся город покинуть! — тараторит девчонка.
Надо же, голосок звонкий.
И не дура.
Жаль.
С дурами дела иметь проще.
Им хоть плюй в глаза — всё Божья роса.
У этой мелочи писклявой хватает ума не доверять мне на слово.
Похвально, конечно.
В целом, похвально.
Но вслух говорю другое:
— Это было глупо.
— Почему?
— Ты озвучила свои опасения. Глупо. Впрочем, проявления большого ума я от тебя не жду.
— А я… — и садится.
— Чего вскидываешься? Кому сказал — лежать!
— Разве этот участок дороги оснащён камерами? — оглядывается по сторонам.
Камер на этом участке дороги нет.
Внутри закипает раздражение.
Откуда такая всезнайка выискалась?!
— Не хочешь лежать — выпрыгивай прямо сейчас. К Кулагину, — притормаживаю на обочине и снимаю блокировку дверей.
Повисает тишина.
Напряжённо разглядываю лицо малявки в зеркале заднего вида: глаза большие, голубые, губы пухлые, ресницы тёмные, длинные.
Красивый овал лица, чёткие скулы.
Запоминающаяся мордашка.
Цепляющая.
— Не хочу к Кулагину. Буду лежать, — и покорно укладывается головой на локоть. — Хотите, даже молчать буду? Только увезите меня отсюда. Поскорее…
В голосе девчонки начинает звенеть отчаяние.
Не такая уж глупая, если опасается Кулагина.
Борова многие считает лишь царьком мясокомбината, однако это не совсем так.
Он производит впечатление почти беспомощного жиробаса, но мозг у него работает, как компьютер, а жалости нет вообще.
Жирный спрут Кулагин держит добрую четверть города в страхе.
Так что опасения дочки Устинова вполне обоснованы.
Интересно только, знает ли она подробности или просто не хочет лежать под жирным боровом?
Впрочем, какое мне дело?
Никакого.
Молча блокирую двери и нажимаю на газ. Машина срывается с места.
— Спасибо, — тихо отзывается. — Папа говорил, что вы — человек чести и всегда выполняете свои обещания.
— Кажется, ты хотела заткнуться? И если уж общаешься, то не выкай.
— Как мне вас… тебя называть?
— Бекетов.
— А имя? Имя есть у всех.
— Я тебе уже сказал, Анна-Мария, как ко мне обращаться. Бекетов.
— Моё имя не Анна-Мария, меня зовут Марианна.
— Плевать я хотел. Моя машина — моя территория. Моя территория — мои правила. Понятно?
— Да.
 
Становится тихо.
Слышно, как шелестят шины по асфальту.
Обычно тишина меня не напрягает.