Немезида

— Узнали, что я приеду? — еще больше удивилась мисс Марпл.
— Да. Наш старый добрый друг написал нам… довольно давно, недели три назад. Он просил, чтобы мы отметили дату, когда сюда приедет эта экскурсия, потому что в ней участвует его близкая знакомая… или родственница… не помню точно, как он выразился.
Удивление мисс Марпл продолжало возрастать.
— Я говорю о мистере Рейфиле, — добавила миссис Глинн.
— О, мистер Рейфил… но вы же знаете, что…
— Что он умер? Увы, да. Сразу же после того, как мы получили это письмо. Тем более мы сочли себя обязанными выполнить его просьбу. Он надеялся, что вы не откажетесь провести пару дней у нас в гостях. Как раз этот отрезок маршрута экскурсии довольно утомителен. Все эти пешие переходы… крутые тропинки… все это прекрасно для молодежи, но становится нелегким испытанием для людей постарше. Мои сестры будут очень рады вам. Дом наш совсем недалеко — каких-нибудь десять минут ходьбы от отеля, а повидать и в нем найдется немало интересного.
Мисс Марпл колебалась всего несколько секунд. Миссис Глинн с ее кругленькой фигурой и добродушным, немного застенчивым лицом выглядела очень симпатичной. А, кроме того, может быть, это и есть указание Рейфила на то, каким должен быть мой следующий шаг?.. Да, так оно и должно быть.
Она и сама не понимала, почему беспокоится. Может, просто потому, что теперь она уже чувствовала себя, как дома, среди своих спутников по экскурсии, хотя и познакомилась с ними всего три дня назад. Взглянув на миссис Глинн, она сказала:
— Спасибо, большое спасибо за приглашение. С радостью погощу у вас.
 
Три сестры
Мисс Марпл стояла у окна, глядя невидящими глазами в сад. Ее дорожная сумка лежала на кровати. Вид какого-либо сада почти всегда сразу же вызывал у нее либо радость, либо неодобрение. На этот раз это было скорее второе. Сад был запущен, уже много лет на него явно не тратили ни денег, ни труда. Дом тоже был запущен. Здание прекрасное и обстановка тоже была когда-то красивой, но по мебели было видно, что последние годы на нее никто не обращал внимания. Вряд ли обитатели этого дома, подумала мисс Марпл, любят его. К нему подходит его название: Олд Хауз. А ведь когда-то этот дом мог быть прекрасен — пока в нем кипела жизнь и пока им дорожили. Дети, выросшие здесь, разлетелись по свету, и теперь тут жила миссис Глинн, получившая вместе с сестрами этот дом в наследство от дяди и поселившаяся тут после смерти мужа. С годами доходы сестер становились все скромнее, а садовники и прислуга все дороже.
Другие две сестры, видимо, так и остались незамужними. Одна из мисс Бредбери-Скотт была старше, чем миссис Глинн, а другая моложе.
В доме не было ничего, напоминавшего о детях. Ни стульчика, ни старой детской коляски, ни игрушек. Только эти три сестры.
— Звучит очень на русский манер, — пробормотала мисс Марпл. Три сестры… Чехов? Или Достоевский? Три сестры. Только это не те сестры, которые так страстно стремились в Москву. Эти, скорее всего — даже почти наверняка — примирились с жизнью в этом доме. Она уже познакомилась с ними — одна вышла из кухни, а вторая спустилась сверху, чтобы поздороваться с гостьей. Образованные, безупречно воспитанные. Настоящие леди — пришло ей в голову знакомое с детства, но уже отжившее выражение.
В наши дни редко встретишь бедствующую леди. Обычно им приходят на помощь — государство, благотворительные организации или богатые родственники. Или же… такие люди, как мистер Рейфил. В конце концов, это же факт, именно поэтому она и оказалась здесь, не так ли? Все ведь было заранее организовано Рейфилом. Он аккуратно, основательно все подготовил. Четыре или пять недель назад он уже, вероятно, хорошо знал, сколько ему еще осталось жить, сделав, наверное, еще и поправку на обычный оптимизм врачей, по опыту знающих, что человек, дни которого сочтены, часто находит силы, чтобы протянуть хоть еще немножко. Сиделки, напротив, — это уж мисс Марпл знала по своему опыту-всегда склонны ожидать, что их пациент вот-вот протянет ноги, и бывают очень удивлены, если этого не происходит. Даже когда их мрачные пророчества совпадают с предсказаниями врачей, часто можно слышать, как врач, выходя, бормочет: «Не удивлюсь, если он все-таки протянет еще пару недель». Ладно, ладно, думает, слушая его, сиделка, только господин доктор все-таки ошибается. Хотя, как правило, господин доктор не ошибается. Он знает, что страдающий неизлечимый больной, даже впавший в отчаяние человек все-таки любит жизнь, хочет жить. Больной готов принимать таблетки, чтобы суметь уснуть в эту ночь, но он не хочет погрузиться в вечный сон, о котором ему ничего не известно.
Мистер Рейфил. Это о нем думала мисс Марпл, глядя невидящими глазами в сад. Мистер Рейфил… Она чувствовала, что начинает лучше понимать сущность порученного ей задания. Рейфил всегда все планировал заранее — личные дела точно так же, как финансовые операции. Перед ним, стало быть, стояла проблема…
Проблема, с которой Рейфил не мог справиться сам, что наверняка, подумала мисс Марпл, очень раздражало его — он ведь привык все вопросы решать своими силами. Сейчас, однако, он лежал на смертном одре. Он мог устроить свои денежные дела, связаться с адвокатами, поверенными, родственниками, друзьями, если такие у него были, но что-то уладить не мог. Оставалась нерешенная проблема, которую он все-таки хотел решить, план, который он хотел осуществить. Похоже, что проблема была не из тех, которые можно уладить с помощью адвокатов.
— И тогда он подумал обо мне, — проговорила мисс Марпл.
Все равно это было странно. Даже очень странно. Однако письмо Рейфила, если подходить с этой точки зрения, становилось вполне ясным.
По мнению Рейфила, она, мисс Марпл, обладала необходимыми данными для выполнения его плана. Речь могла идти только о чем-то, связанном с преступлением, ведь он почти ничего не знал о ней — разве только то, что она увлекается садоводством. Однако вряд ли ему нужно было от нее решение какой-то сложной садоводческой проблемы. А вот и в связи с преступлением он мог вспомнить о ней. Преступление случилось на Антильских островах, с преступлениями ей не раз приходилось сталкиваться и раньше.
Преступление… Но какое и где?
Рейфил действовал. Прежде всего он дал поручение своим адвокатам, и те выполнили его, прислав ей в нужный момент умело составленное, хорошо обдуманное письмо. Насколько было бы проще, если бы Рейфил просто сообщил, что и почему он от нее хочет. До некоторой степени даже странно, что перед смертью он не обратился к ней и на правах умирающего не вырвал обещание выполнить его просьбу. Хотя нет, подумала мисс Марпл, вот это уж не было бы на него похоже. Просить сделать что-то из любезности — пусть даже исправить допущенную несправедливость — было не в его стиле. Как, вероятно, и всю свою жизнь, Рейфил намерен был платить за выполнение своих желаний. Он хотел и заплатить ей, Джейн Марпл, и одновременно настолько возбудить ее любопытство, чтобы она с радостью взялась за порученное ей дело. Предложенная сумма должна была заинтриговать, а не подкупить ее. У него наверняка не было мысли типа: «Предложу ей хорошие деньги, и она вприпрыжку побежит за ними» — он ведь знал, что она по-серьезному в деньгах не нуждается. Если бы возникла острая необходимость, скажем, отремонтировать дом, пригласить специалистов-врачей или провести дорогостоящий курс лечения, ее любящий племянник, ее милый Раймонд, всегда позаботился бы о ней. Нет, эти деньги нужны были для того, чтобы сделать игру увлекательной — словно главный выигрыш в лотерее. Громадная сумма, выиграть которую можно только при изрядной доле счастья.
Счастье тут будет необходимо, продолжала думать мисс Марпл, но понадобится и немало труда, раздумий, даже, может быть, умения пойти навстречу опасности. Прежде всего надо догадаться, о чем во всем этом деле идет речь. Этого Рейфил не сообщит ей… Может быть, потому, что не хочет повлиять на нее? Так трудно рассказать о чем-то совершенно беспристрастно. Возможно, Рейфил не исключал возможности ошибки со своей стороны. На него это не очень похоже, но не исключено. Он мог подозревать, что болезнь ослабила уже остроту его суждений. Она, его доверенное лицо, должна сама выяснить, как обстоит дело, и поступить в соответствии с этим. Что ж, пора приняться за дело. Только снова возникает старый вопрос: о чем, собственно, идет речь?