Сны Персефоны (СИ)
Гера хмыкнула, но скорее печально и как-то обречённо.
— Наверное, мы бежим от себя. Потому что понимаем: нам нечего противопоставить ему.
Продолжать Гера не стала, развернулась, зябко передёрнув плечами, хотя воздух вокруг был по-настоящему раскалённым, и пошла в сторону большого зала, где всё ещё кипел спор царственных братьев. Оставив Афродиту таращиться в свою ровную спину и хлопать глазами.
Что ж, с Герой не вышло. Значит, будем допрашивать мужа.
Тут оказалось проще: достаточно было, услышав тяжелую поступь колченогого бога, соблазнительно прилечь на ложе, чуть оголив стройную ножку, томно похлопать ресницами, позволить бретельке сползти чуть больше дозволенного и вот уже…
Гефест, шумно дыша, опустился на колени у ложа. В глазах горел чистый огонь восхищения и того желания, которое возносит, а не унижает женщину, показывая ей: для меня — ты единственная, других не существует.
Он осторожно взял в руки изящную маленькую ступню и прижался губами к точеной щиколотке, а потом — начал целовать каждый пальчик, нежно всасывая один за другим по очереди…
Афродита прикрыла глаза, наслаждаясь изысканной лаской. Мало кто на Олимпе мог вообще представить, насколько нежным и при этом чувственным умеет быть, казалось бы неотесанный и грубый на вид Гефест.
Она поднялась, села, запустила пальчики в его густую тёмную шевелюру, нашла губы и поцеловала сама.
Главное, чтобы не взбесился от радости.
Но нет, отстранился. Смотрит насторожено. Не поверил.
— Что случилось, Дит? — спросил между тем взволновано. Сел рядом, из-за чего кровать жалобно скрипнула.
— Мне страшно, Гефест, — она прижалась к нему, склонила голову на грудь, вся сжалась. Её тут же сгребли в охапку, закрывая от бед и напастей. — Почему мы убежали? Что происходит? Ты обещал рассказать.
Чуть больше слёз в голос, можно и глазками поблестеть. Вот, всегда действовало, и теперь тоже — её целуют, баюкают, бережно кутают в одеяло.
— Не переживай, Дит, это — мужские игры. Не для такой нежной девочки, как ты. Отдыхай, развлекайся, найди друзей.
Она прохныкала и потёрлась щёчкой о волосы у него на груди, топорщившиеся из-под сбившегося хитона.
Но Гефест свёл густые брови к переносице и сжал губы в тонкую линию. Он умел быть грозным, и Афродита не стала испытывать терпение Ананки. Просто увлекла мужа на ложе любви. И Гефест доказал ей, что то был правильный выбор.
Утром, разомлевшая от тех нежностей, что ей наговорил Гефест, уходя куда-то по важным делам, и его горячих поцелуев — самая красивая! самая желанная! самая лучшая! — Афродита, улыбаясь сияющей пустоте в голове, бродила по окрестностям владений египетских богов.
Спустившись к ручью, чтобы освежить лицо — ну и жарко же здесь! как бы ни испортилась её безупречная кожа! — она не сразу заметила старика, сидящего у самой воды на камне. Он невинно болтал босыми ногами с узловатыми пальцами, чуть задевая прозрачные струи.
Лишь когда Афродита совершила омовение, и тонкая одежда, намокнув, обрисовала изящные совершенные формы, незнакомец позволил себе привлечь её внимание, закашлявшись.
Афродита вздрогнула и отпрыгнула, инстинктивно прикрыв руками облепленную мокрой тканью грудь.
Старец хохотнул, хрипло и как-то каркающее.
— Что ты, девонька! Меня ль бояться? Прелесть твоя, конечно, велика, но ласкать столь юную особу я могу разве что взором.
Взор этот, правда, был неприятный — выворачивал наизнанку, вспарывал душу. Острый, а не масленый, какими обычно смотрели на неё боги и смертные.
— Кто ты такой вообще? — возмутилась Афродита, задирая тонкий носик.
— Считай, друг или советчик. Тот, кому жалко, что такая красота, как твоя, сгинет, пропадёт.
— И чего это она сгинет? Я в ближайшее время умирать не собираюсь.
— Ты же умная, девонька. Слыхала, наверное, скоро Единый придёт. И тогда всех нынешних богов забудут. А без подпитки людскими воздаяниями, что станет с твоей красотой?
Афродита вздрогнула: ей не хотелось думать — что станет.
— И как же быть? — потеряно произнесла она, опускаясь на камень рядом со старцем.
Дед внимательно заглянул в глаза, а казалось — в самые потаённые уголки души.
— Есть способ, но для этого ты должна пойти за мной сознательно и никому не рассказывать, что виделась здесь со мной сегодня.
Афродита кивнула.
— Тогда приходи сюда завтра, в это же время. Возьми с собой немного вещей, чтобы не вызывать подозрений.
— Хорошо, — покорно согласилась она.
Старик одобрительно похлопал её по спине, встал, сделал шаг назад и… исчез. А с ним — исчезло и наваждение.
Афродита промогалась, прогоняя остатки морока, развернулась и рванула искать Гефеста.
Муж, словно почуяв, что с милой что-то не так, сам мчался навстречу.
Облапил по-медвежьи, прижал к себе:
— Цела! В порядке! — и поцеловал — в золотые локоны, синие глаза, алые уста.
Афродита рассказывала сбивчиво, только теперь понимая, какую жуть нагнал на неё этот старик. Хотя бы тем, что навёл на неё какой-то странный туман, в котором она была готова согласиться на всё. И как хорошо, что он, Гефест, её нашёл и не отдаст никому, не позволит сбежать.
— Конечно, не позволю. Надо будет — золотыми наручниками к кровати прикую.
Её глаза сверкнули от предвкушения, щёки залил румянец, но она сказала:
— А давай, сегодня же! — Теперь уже потемнели и налились желанием глаза Гефеста. — Что-то мне подсказывает: этот старик просто так не остановится. Он будет искать способ заманить меня, утащить в какой-то свой вымороченный мир. Да, пусть золотые наручники скуют меня, держат крепко, чтобы я не могла вырваться и уйти на его зов.
Гефест не заставил себя просить дважды: подхватил Афродиту на руки, утащил в спальню. Сделать золотые наручники да такие, чтобы не ранили нежнейшую кожу любимой жены, оказалось не сложно. А зрелище беззащитной скованной и полностью доверчивой и открытой для него Афродиты, помноженное на осознание того, что она могла ускользнуть от него навсегда, пробудило в боге-кузнице самые низменные инстинкты: никогда прежде он не был с нею так свиреп, так страстен и таким собственником. Засыпая в объятиях мужа, Афродита сказала себе, что эксперимент с наручниками стоило провести на несколько веков раньше. Тогда бы точно не тянуло на всяких Аресов.
Проснувшись утром, Гефест, не отковывая её, бросил:
— Я к Аиду. Кажется, мы кое-что не учли.
И позже, отпуская и разминая ей затёкшие запястья, передал слова Владыки Подземного мира: «Самый страшный враг — тот, кого не принимают в расчёт». И был стократно прав.
А насчёт старика оказалась права она: он действительно звал, манил, уговаривал. Но ей удавалось игнорировать, избегать, не слушать.
Она сваливалась в новые романы — с богами и смертными, провоцировала войны, гасила конфликты — в общем, было чем заняться, чтобы отвлечься.
Это продолжалось долго, пока — в сумасшедшем веке полного безбожия — у старца не нашлось, что предложить ей.
Афродита, наконец, согласилась и заключила сделку. Теперь она уже не боялась его. А если задумка выгорит — то и вовсе будет уважать. А в том, что всё получиться, богиня Любви была уверена на все сто…
_________________________
[1] Девятка главных богов в Древнем Египте, изначально возникшая в городе Гелиополе.
[2] Атум (егип. jtm(w) или tm(w) — завершённый)[1] — бог-демиург в древнеегипетской мифологии, сущность бога солнца Ра, одно из ранних божеств древнеегипетской мифологии.
[3] Эпитет Геры, означающий «устроительница браков»
Афродита резко убирает ладонь, буквально выбрасывая меня из своих воспоминаний.