Похититель поцелуев
Через двадцать минут после того, как Вулф поднялся наверх, в дом вошли два адвоката моего отца и еще двое похожих на юристов мужчин.
Мама тоже вела себя странно.
Впервые со дня моего рождения она вошла в кабинет отца во время деловой встречи. Дважды мама выходила. Один раз, чтобы принести напитки и закуски, – работа, которую обычно выполняла наша домоправительница Клара. А в следующий она вышла в коридор, что-то отчаянно бормоча себе под нос, и случайно сбила вазу.
Казалось, что прошла целая вечность, когда дверь кабинета наконец открылась, но спустился только Вулф. Я замерла, словно в ожидании смертного приговора. От его последнего замечания в душе зародились змеи, чьи укусы были смертельны и крайне ядовиты. Китон рассчитывал, что я снова его поцелую. Если он просил у отца разрешения на свидание, его ждет жестокое разочарование. В Вулфе не течет итальянская кровь, он не вступал в Синдикат и ни капельки мне не нравился. Три довода, которые моему отцу следовало бы принять во внимание.
Вулф замер на последней ступени изогнутой лестницы, молча демонстрируя, какой он высокий и величественный. Какая мелкая и незаметная я.
– Вы готовы выслушать вердикт, Нем? – Уголок его рта приподнялся в зловещей улыбке.
По коже поползли мурашки, словно я оказалась на американских горках за секунду до того, как они махнут вниз. Мне пришлось судорожно вдохнуть и почувствовать, как страх зарождается в моей груди.
– Умираю от любопытства, – закатила я глаза.
– Следуйте за мной на улицу, – приказал он.
– Нет, спасибо.
– Я не прошу, – отрезал Китон.
– И хорошо, потому что я не согласна, – губы жгло от резких слов. Я никогда и ни с кем не вела себя так грубо. Но Вулф Китон заслужил мои гнев и честность.
– Соберите чемодан, Франческа.
– Не поняла?
– Соберите. Чемодан, – медленно повторил он, как будто проблема заключалась не в абсурдности его слов, а в том, что я плохо его поняла. – Пятнадцать минут назад вы официально обручились с вашим покорным слугой. Свадьба состоится в конце месяца, так что ваша дурацкая традиция со шкатулкой не нарушена. Кстати, благодарю за рассказ, это стало приятным дополнением к моему предложению, – спокойно сообщил он новости, в то время как у меня сердце ушло в пятки. От потрясения и гнева закружилась голова.
– Папа никогда бы так со мной не поступил. – Ноги словно приклеились к полу. Я слишком боялась подняться наверх и проверить свои же слова. – Он бы не продал меня даже за самую большую ставку.
На лице Вулфа медленно расползалась ухмылка. С нескрываемой алчностью он лакомился моей яростью.
– Кто сказал, что предложенная мной цена была самой высокой?
Я бросилась на него что было сил. Ни разу в жизни я не подняла ни на кого руку. Меня учили, что женские истерики – это прерогатива низшего класса. Поэтому пощечина оказалась не такой силы, на которую я рассчитывала. Это, скорее, был дружеский шлепок, слегка задевший его массивный подбородок. Вулф даже не дрогнул. В его бездонных чистых глазах появились жалость и безразличие.
– Даю вам несколько часов, чтобы собрать вещи. Все, что не упакуете, останется здесь. Не испытывайте мое терпение в вопросах пунктуальности, мисс Росси. – Китон приблизился ко мне и застегнул на моем запястье золотые часы.
– Как вы могли? – В мгновение ока я перестала ему прекословить и зарыдала, толкая его в грудь. Я оцепенела и даже не была уверена, что могу дышать. – Как вам удалось выпросить у родителей их одобрение?
Я была единственным ребенком. У моей матери была предрасположенность к выкидышам и поэтому называла меня бесценным сокровищем. Но отныне я заклеймена незнакомцем наручными часами от «Гуччи» – часами, которые наверняка были лишь малой толикой обещанного выкупа за невесту. Родители тщательно отбирали для меня кавалеров на общественных мероприятиях и были печально известны своими покровительственными замашками, когда дело касалось моих друзей. До такой степени, что на самом-то деле их у меня и не было, кроме женщин, носивших фамилию Росси.
Каждый раз, когда я знакомилась с ровесницами, родители называли их недостаточно утонченными, а поведение – слишком вызывающим. Это казалось каким-то абсурдом. Но почему-то я ни на секунду не усомнилась, что все именно так и есть.
Впервые в жизни я признала, что мой отец не бог. У него тоже были слабости. И Вулф Китон только что откопал все до единой и извлек из них выгоду.
Он влез в блейзер и вышел за дверь. Охранники последовали за ним как верные щеночки. А я взлетела на второй этаж, от злости не чувствуя пола под ногами.
– Как ты могла! – первым делом я обрушила гнев на маму, которая в вопросах брака всегда обещала вставать на мою сторону.
Я рванула к ней, но папа схватил меня за руку, а другую руку поймал Марио. Впервые подчиненные отца применили ко мне силу. Впервые ко мне применил силу он сам.
Я брыкалась и кричала, пока они вытаскивали меня из кабинета отца, где со слезами в глазах стояла мама. Юристы толклись в углу комнаты, смотрели в документы и притворялись, будто не происходит ничего необычного. Мне хотелось орать до тех пор, пока дом не рухнет и не похоронит меня под обломками. Хотелось пристыдить их, дать отпор.
Мне девятнадцать. Я могу сбежать. Но куда? Я была совершенно оторвана от жизни. Никого и ничего, кроме родителей, не знала. Да и на какие средства я буду жить?
– Франческа, – сказал папа с безжалостной решимостью в голосе. – Не так уж это и важно, но твоя мать ни в чем не виновата. Я выбрал Вулфа Китона, потому что он лучший кандидат. Анджело – приятный молодой человек, но он почти простолюдин. Его дед был простым торговцем. Китон же самый завидный в Чикаго жених. Он наверняка станет президентом Соединенных Штатов. Не говоря уже о том, что он существенно богаче, старше и значимее для Синдиката.
– Но я не Синдикат! – я чувствовала, как при этих словах задрожал мой голос. – Я человек.
– Ты и то и другое, – парировал отец. – Как дочь человека, который с нуля восстановил Чикагский синдикат, ты должна принести жертвы, хочешь этого или нет.
Они потащили меня в мою комнату в конце коридора. Мама плелась сзади и шептала извинения, но я была на грани нервного срыва и не понимала, что она бормочет. Я ни секунды не верила, что отец мог выбрать Китона, не обратившись предварительно ко мне. Но еще я знала, что он был слишком горд, чтобы признаться: в этом вопросе власть была у Китона. И я понятия не имела почему.
– Я не хочу самого завидного жениха в Чикаго, президента или ватиканского папу. Я хочу Анджело! – рыкнула я, но никто меня не слушал.
Я как воздух. Невидимый и незначимый, но все же жизненно необходимый.
Они остановились у моей комнаты, крепко сжимая мне запястья. Тело обмякло, когда я поняла, что они больше не двигаются. Тогда я осмелилась заглянуть внутрь. Клара запихивала мою одежду и обувь в лежащие на кровати чемоданы и утирала слезы. Мама взяла меня за плечи и повернула к себе:
– В записке сказано, что тебе дарует поцелуй любовь всей твоей жизни, правда? – Мамины красные опухшие глаза нервно метались. Она хваталась за соломинку. – Тебя поцеловал он, Фрэнки?
– Он обхитрил меня!
– Но ты же даже не знаешь Анджело, vita mia [4].
– Сенатора Китона я знаю еще меньше.
И все, что узнала о нем, было мне ненавистно.
– Он богат, хорош собой, и ему светит яркое будущее, – объяснила мама. – Вы еще не знакомы толком, но узнаете друг друга. Я тоже не была знакома с твоим отцом до свадьбы. Vita mia, что за любовь без риска?
«Спокойствие», – подумала я и поняла, что Вулф Китон посвятит свою жизнь тому, чтобы сделать мое существование как можно менее спокойным.
* * *Спустя два часа меня провезли на черном «Кадиллаке» через черные кованые ворота в поместье Китона.
Во время поездки я умоляла юного прыщавого водителя в дешевом костюме доставить меня в ближайшее отделение полиции, но он притворился, будто не слышит. Тогда я перерыла всю сумку в поисках телефона, но его там не оказалось.