Глиномесы (СИ)

— Можно я? — Серый тут же отозвался и поднял руку. Единственный в аудитории, чем вновь привлек всеобщее внимание.
— Да, Сергей?
Илья Александрович подошел ближе. Он, очевидно, был из тех преподавателей, кто никого не оставляет без внимания — такие перемещаются по аудитории и подсаживаются непосредственно к студентам, если доходит до долгих и обстоятельных ответов. Так что через мгновение над Зайцевым нависала эта интеллигентная гора мышц. Тут Серега заметил, что руки у Добрынина просто невероятные — сильные, но при этом жилистые; а кисти, хоть и массивные — но с длинными узловатыми пальцами. Кромки коротко стриженных ногтей были рыжевато-серыми от намертво забившейся под них глины, а кожа — сухой и морщинистой, хотя лицо преподавателя было почти гладким, и выглядел он, пожалуй, моложе, чем на самом деле.
— Я… это, — Серега сглотнул. Рядом с Добрыниным он чувствовал себя даже немного глупо: все эти татуировки, потертые джинсы и джемпер любимого кофейного цвета с закатанными рукавами. Да и, как ни крути, все же ощутил себя щуплым… Но, встрепенувшись в следующую же секунду, Серый сразу расположился так, словно это была его аудитория, его предмет и он здесь хозяин. — А жвачку куда выкинуть? — заулыбался Зайцев своей самой обворожительной улыбкой.
— Возле двери. Вы прошли мимо, когда входили. — Добрынин улыбнулся в ответ. Взгляд его бегло тронул шею и руку паренька. Заметил татуировки. — Это ваши работы? — спросил он.
— Ага, — ошарашенно ответил Серый. Обычно его татуировками не интересовались преподаватели. И студент тут же взъерошился, как обиженный хомяк, ожидая неуместной шутки или другого колкого негатива. — Сам рисовал. Бил почти все сам.
— Хорошая работа, — вновь неожиданно спокойно отреагировал Илья Александрович. Его голос вообще не изменился ни разу за эти минуты — громкий от природы, но спокойный, низкий, не грубый. Таким голосом впору читать древние былины или петь медленные и печальные песни о битвах и воинах. — Мне говорили, что вы хорошо рисуете. В рамках нашего курса предполагается и возможность росписи изделий, поэтому вы могли бы использовать все свои навыки для получения лучшего результата. А вы, — переключился он на какую-то студентку с ярко-желтыми растрепанными волосами — рядом с ней стоял ее же рюкзак, на котором полотна почти не было видно под многочисленными значками с аниме-героями, — кажется, интересуетесь японской культурой? В том или ином виде. Можно будет сделать несколько чашек с традиционным орнаментом, или кувшин, или, знаете, бутылочку вроде тех, в которых подают сакэ… Как кувшин у того парня, — и Добрынин указал пальцем на один из значков, а потом нарисовал в воздухе очертания тыквы-горлянки. — Может, кто-то еще… Кто-то еще что-то хочет? — он оглянулся и повернулся, чтобы захватить взгляды всех студентов. Кто-то робко предложил настенную плитку с объемными цветами, которые выглядели бы, как живые; кто-то — глиняный циферблат. Один человек решился на создание фигурки или свистульки вроде тех, что делали на Руси.
И только Серега кис, осознавая, что на этот раз противник ему попался порядочный. Илья был классным. Зайцев даже не мог подобрать какой-нибудь изъян, в который мог бы вцепиться своими умелыми шутками и аморальным поведением. Он был уверен, собран, умел принимать других, чего не было дано половине преподавателей университета. Серый с досадой отметил, что он действительно неплохо ведет предмет и адаптирует его под каждого дурня. Даже самому Зайцеву стало интересно поработать над проектом! И это раздражило. Это разозлило. (И даже вынудило забыть про жвачку.) Это навело на мысли, что пора расшатать такую прекрасную ментальную защиту Ильи Александровича. Тогда Серый достал из рюкзака свой скетчбук и принялся рисовать. На одной стороне у него была валентинка. Серый просто не сомневался, что на самой валентинке необходимо будет нарисовать задницу. И не сомневался, чью: свою, конечно же, ведь прекрасней точно не найдется. На второй же стороне красовались гениталии всех форм и размеров. Вообще у Сергея был прием, разработанный давно и проверенный годами, как отогнать от себя приставучих профессоров: просто рисуй гениталии. У Зайцева, к слову, выходило весьма натуралистично. И как только Илья Александрович проходил мимо — тут же лицезрел неприличное занятие. Впрочем, он не был похож ни на истеричную преподавательницу, ни на брюзжащего профессора. Дважды проходя мимо Сереги, он просто игнорировал молодого человека, так как был занят обсуждением сильных сторон других студентов. Но в третий раз, оказавшись рядом, Добрынин не выдержал. В конце концов он замолчал, остановился возле парты Зайцева. Взгляд синих глаз был по-прежнему спокоен, но в хмуро опустившихся бровях читалось возмущение.
— Сергей, — окликнул Илья Александрович.
Зайцев подпрыгнул, хотя давно уже перелистнул страницу и спрятал свое секретное оружие и первый ход.
— Чего? — возмущенно отозвался студент, недовольно фыркнув. Он вновь становился центром всеобщего внимания. На передних партах о нем уже даже вели не самые приятные беседы.
— Мы здесь будем заниматься керамикой. Рисунок допустим, но в последнюю очередь. Может, вы хотите слепить то, что рисуете? — как будто совершенно серьезно спросил Добрынин. Серьезно! Но усы его приподнялись в улыбке, а взгляд смягчился.
— Вы думаете, я не могу? Я могу и сделаю это красиво, — открыто ухмыльнулся в ответ Сергей. — Тем более я слушаю. Мне просто совершенно неинтересны чьи-то сильные стороны, — флегматично пояснил студент и вернулся к своему занятию, когда как всех прочих взбудоражил. Девушки недовольно шушукались, а до ушей Зайцева долетали обвинительные: «Это же этот, про которого преподавательница по живописи рассказывала, до слез ее довел…»
— А то, что вы рисуете, вы считаете сильной стороной? Ну, для мужчины, допустим, — все тем же беззлобным тоном поинтересовался Добрынин.
— Вполне. А вы? — Сергей сверкнул взглядом и покраснел. Не от смущения, а от прилива чувств. Капилляры, расположенные близко к коже, давали о себе знать; любая внутренняя буря — и Зайцев прекрасен и румян, что красна девица.
— Я бы вам даже рассказал бородатый анекдот на эту тему, но при девушках не стану. Фаллос — древний символ изобилия и плодородия, не будем об этом забывать. Однако если вы не интересуетесь чужими достоинствами… Рисуете вы чьи? — И вновь ни один мускул на лице Ильи Александровича не дрогнул. Он только поднял на уровень глаз одну руку, рассматривая ногти. Под кутикулу забилась крупинка глины, и этот факт показался Добрынину как будто более раздражающим, нежели наглость Зайцева.
— Я тренируюсь рисовать из головы. Мечтаю. Я — художник. И я не стесняюсь наготы, — ухмыльнулся Серый, отложив окончательно ручку и ластик, что держал в руках. — Поэтому вы вполне можете предположить, что я представляю всех мужчин в данной аудитории обнаженными и раскрытыми, — и Зайцев смиренно сложил руки на парте, пуская какой-то пугающе однозначный серый взгляд в лицо собеседника. Но язык его тела диктовал вызов и, возможно, готовность спорить до посинения.
— Вот как, — движением зрачков Илья Александрович выдал растерянность — вероятно, на данном этапе даже самые настырные студенты в его недолгой практике ломались. Аудитория притихла. Очевидно, что на Добрынина ставки были высоки, и ударить в грязь лицом перед первым отморозком вуза он не имел права. Но быстрый ответ все же нашелся: — В таком случае от лица присутствующих мужчин, — преподаватель обвел руками аудиторию, в которой присутствовали еще несколько парней, — выражу благодарность. Наш уважаемый Сергей представляет наши сильные стороны так, что сложно не чувствовать себя не польщенным. Продолжайте, Зайцев. Не смею вам запрещать.
И, склонив голову в некоем подобии поклона, Добрынин отступил вглубь аудитории, а на Серегу тут же кто-то шикнул сбоку: «Педик…» Но Зайцева это не смутило. Он показал кулак в ту сторону, откуда донеслась критика, и чувствовал себя на правильном пути. Но в тот же момент Серый вспомнил и про свой первый подарок преподавателю — валентинку. Как расценил сам студент, человеческое природное любопытство сделает свое дело и подтолкнет Илью Александровича к навязчивой идее о том, что он кому-то нравится. Кому-то именно из этой аудитории. Серега решил, что сначала он внушит себе веру в самое простое решение — кто-то из девочек. И тогда получит новую валентинку с однозначно мужской спиной. Пока это было что-то типа унисекс на фоне сердечка чудесного желтого цвета.