Любовь по правилам и без (СИ)

— Экономишь, — повторила я, но уже без вопросительного знака.
— Это настоящие Пармские фиалки, — повторил с нажимом Роман. — Где бы я их еще нашел? Хотел тебя порадовать, рисковал.
— Чем? — хмыкнула, доставая ключи от квартиры.
— Как это чем? Когда мама узнает, что я испортил ее клумбу, мне, знаешь, как влетит? Да меня из дома выгонят, и я буду бомжевать.
— У тебя вроде квартира в городе, я не путаю? — слегка осадила этого мятежного героя.
— А вдруг, меня и из квартиры выгонят?! — запальчиво спросил он.
— Так ты говорил, что она твоя, — напомнила Роману.
— Моя, — глубоко вздохнув, печально согласился он. — Не быть мне бомжем.
— Продай квартиру, пропей все деньги и будешь, — предложила я, открыв дверь и делая шаг в квартиру.
— Я столько не выпью, — ответил Валишевский, шагая за мной.
— А ты постепенно, какие твои годы. Успеешь еще пропить, — «утешила» его, загораживая проход и не спеша пускать к себе домой.
До него, наконец, дошло, что ему не то, что бы не рады, но объяснять свое трехдневное молчание все же придется. И цветочки, даже Пармские фиалки из мамочкиного сада, не помогут.
— Ань, — сказал Ромка уже серьезно, — прости меня. Я скотина.
— Скотина, — покладисто согласилась с ним.
А чего спорить-то на ровном месте? Ведь действительно, скотина.
— Может, ты меня к себе пустишь? — вкрадчиво поинтересовался Роман, делая малюсенький шаг к двери.
— Зачем? — не спешила я сдавать позиции.
— Я соскучился.
— И что?
— Очень, — Ромка поиграл бровями.
— Допустим. И что?
— Давай я войду и все объясню.
— А оно мне надо, это твое объяснение?
— Конечно!
— Валишевский, я ждала тебя еще три дня назад!
— Я не мог приехать.
— Я тебе писала.
— Я не мог ответить.
— Я тебе звонила.
— Я не мог говорить.
— Вот она жизнь, — задумчиво сказала я. — Сначала ты не мог, а теперь я не могу. Так что спасибо за цветочки и пока — пока.
Махнула рукой с букетиком фиалок и попыталась закрыть дверь. Ага, Ромка, хоть и не качок, и с виду не поражает обилием мускулов, но все же сильнее меня. Я тянула дверь на себя, он не давал мне ее закрыть.
— Ромашка, — пропыхтела я, — отпусти дверь.
— Нюся, — уговаривал он меня, — отцепись от двери, дай войти.
— Я не Нюся!
— Я все равно войду!
Он дернул сильнее, мои пальцы разжались, и дверь со всего маху заехала Ромке по лбу.
Мне показалось, или у Ромки из глаз посыпались искры? А звук-то какой, просто песня! Интересно это дверь или его пустая голова?
— Твою …..
Далее последовала предлинная фраза, повторить которую постесняются даже портовые грузчики.
И мне стало его жалко, чуть-чуть.
— Пойдем, — я придержала злосчастную дверь, — надо лед приложить.
— Ну, тебя к черту, Нюся, — Ромка держался за покалеченный лоб. — Тебя хрен поймешь. То с поцелуями набрасываешься, то дверью калечишь.
— Когда это я на тебя с поцелуями набрасывалась?!
— А на обочине ты, что со мной делала? — ехидно напомнил мне этот… гад гадский.
— С поцелуями не набрасывалась точно!
— Да ты меня почти изнасиловала, — громко заявила эта сволочь.
— А ты прям, сопротивлялся из последних сил! — я ткнула с него пальцем и чуть не попала в глаз.
— Ну вот, опять калечишь, — отшатнулся Ромка.
— Значит так, — рассвирепела я, — или ты тихо заходишь в квартиру и прикладываешь лед, или вали отсюда к чертям собачьим и больше на глаза мне не показывайся.
— А чего сразу угрозы? Сказала бы спокойно. Я, как собака Павлова, все понимаю, — ответил Валишевский.
Я открыла рот, собираясь послать его куда подальше и пойду уже поесть спокойно.
— Я понял! Понял! Не гони меня, добрая и прекрасная дева!
Роман вошел в прихожую, закрыл за собой дверь и преданно уставился мне в глаза, состроив придурковатую физиономию. Вот только слюни, разве что, не пускал.
— Идиот, — прокомментировала и пошла за льдом к холодильнику.
А льда-то и не было, зато была замороженная тыква. Я как-то купила, кажется на прошлый Хэллоуин. Вырезала страшную рожицу, а мякоть пожалела выбрасывать, нарезала кусочками и заморозила, пообещав себе, что буду варить рисовую кашу. С тыквой. Полезное питание, так сказать. Одни раз действительно сварила. Или два? Точно не помню.
— Держи, — протянула Ромке пакет с тыквой.
— Это что? Лед? А почему он такой оранжевый?
— Бери, какой дают. А то будешь светить шишкой на всю Москву.
— Спасибо тебе, благодетельница, — он отвесил поясной поклон. — Сначала чуть не убила, а теперь тыквой одарила. Щедрая ты, ничего не скажешь.
— Ты сейчас договоришься, выгоню.
— И тыкву не отберешь? — продолжал глумиться Ромка. — Вот это я понимаю, доброта. Ты, Анька, человек с большой буквы «Ч».
— Я смотрю, ты уже оклемался. Сам доедешь или тебе такси вызвать?
— Ой, — Ромка прислонился к стене, — что-то мне нехорошо.
— Могу вызвать скорую помощь, — предложила ему.
— Не, я себя плохо чувствую, — отказался Ромка. — Не до ролевых игр сейчас. Так что развратной медсестричкой побудешь в следующий раз. Сегодня мы по-простому, на кровати. Чур, ты сверху!
— А ты не охамел? — опять начала закипать я.
— Ничуточки, — Ромка улыбнулся, прижимая к лицу пакет с тыквой. — Давай уже в спальню, я соскучился. Только запиши мой новый номер телефона.
— Какой номер? — растерялась я.
— Новый. Старый-то я потерял. Представляешь, пока объяснялся с Марком, пока машину грузили, то да се, засунул в задний карман, да видно промахнулся.
— То есть ты три дня был без мобильного?
— Почему три? Я на следующий день обнаружил, что телефон посеял. Заблокировал все, что мог, и купил новый.
— Я тебе звонила на заблокированный номер? — не поверила ему.
— Анька, сейчас такие спецы, что хочешь, придумают. И черт с ним, с номером. Главное, я профиль спас. Там же счет привязан, контакты, куча всего.
— И позвонить с этого нового номера ты не мог?
— Не мог, — Ромка развел руками.
— Почему?
— Потому, Анька, что тебе достался идиот, что уж теперь скрывать.
— В смысле?
— В смысле, что я не сохранил твой номер.
— Как это?
— А вот так. Я последние четыре цифры помнил, в звонках их находил и набирал тебе.
— И ни разу не ошибся? — недоверчиво спросила я.
— Подумаешь, всего-то три раза, — отмахнулся Ромка.
— А почему не сохранил? Неудобно же так звонить.
— Сглазить боялся. Говорю, идиот. Но я к тебе приезжал вчера и позавчера тоже. Только тебя не было. Хотел сегодня на работу к тебе рвануть, но обстоятельства помешали.
— Какие? — совсем обалдела я.
— Мамуля, обеспокоенная здоровьем единственного сына, настояла на полном медицинском обследовании. Исключая психиатра.
— Зря.
— Вот и я думаю, что зря, — согласился Ромка. — Так что записывай мой новый номер, и пошли уже в койку. Сил нет, как я тебя хочу.
И поскольку я не спешила с ответом, Ромка решил взять дело в свои руки. Небрежно положил свой телефон на тумбочку, отшвырнул пакет с замороженной тыквой, притянул меня к себе и поцеловал. Да так поцеловал, что мысли из моей головы испарились подчистую. Прямо магия какая-то — только что голова пухла, а через секунду — бац! И звенящая пустота.
Ромка оказался экспертом уровня «бог» по поцелуям. То, что он выделывал своим языком у меня во рту, было виртуозно. У меня задрожали руки, ноги, сердце и все остальные органы. Я превратилась в какое-то возбужденное желе. И когда Роман потащил меня в спальню, раздевая по дороге, не сопротивлялась. Да что там не сопротивлялась, я ему активно помогала.
Мы упали на кровать, не отрываясь друг от друга. Не прекращая своих сумасшедших поцелуев, Валишевский опустился ниже. Прошелся языком по груди и животу, облизал лобок и нырнул между податливо раздвинутых ног. Язык погладил мокрые складки, очертил, дразня, узелок клитора и проложил влажную дорожку ниже.