Между нами море (СИ)
— Далеко ли собрался? — услышал.
Отец. До угла не дошел пару метров. Успей, хотя бы начни поворачивать и тогда можно сделать вид — не расслышал.
— Скоро приду, — поворачиваюсь.
— Подойди, — подозвал он, прикуривая сигарету. Вернулся. Встал рядом. Он выпустил дым, не вынимая изо рта сигареты, и глаз один прищурил: — В зал возвращайся.
— Я скоро вернусь. Мне надо, по делу, — настаиваю.
— Какие у тебя дела среди ночи, — усмехается он. Тушит сигарету, сминая, прямо в перила, на которые только что опирался. Мне ужасно стыдно за этот его жест, и я слышу требовательное: — В зал вернулся. Я не для того деньги платил, чтобы ты тут по кустам отирался.
И понимаю — не убедить. И спорить с ним бесполезно, проще притупить бдительность и смыться чуть позже. Если бы я тогда знал…
Просит ли она когда-нибудь то опоздание? «А сам-то, простишь?» — ухмыльнулся, почувствовав вкус горечи на губах.
Сон не шел. Башку сдавливало словно она зажата в тисках, горячее тело Аськи рядом обжигало. Мне хотелось обнимать её, прижимать к себе, но я боялся нарушить эту её безмятежность, этот кратковременный покой. Она так умиротворенно посапывала, будто впервые за долгое время могла себе позволить беспечно дрыхнуть.
К рассвету начало вырисовываться что-то наподобие плана. Идея бредовая, но других нет, нужно работать с тем, что имеешь. С этой мыслью я и подскочил, воодушевленный, если это слово вообще можно применить к моему состоянию. Приоткрыл окно, впуская утреннюю свежесть, задернул плотнее портьеры, чтобы нахальное солнце не помешало Асе отдохнуть. У порога запнулся об брошенный вечером чемодан, подхватил его и выскочил.
Костик пёр к выходу сумки — съезжают. Я проследовал за ним, закинул свой чемодан в багажник и вернулся. Если я правильно понял, армянин обитал в дальней комнате первого этажа. Пофиг, разбужу, пусть отрабатывает.
Дверь открыл сразу, судя по всему уже не спал, выглядел свежим, похоже, и умыться успел. Я потреплю до офиса. В нем и зубы почищу и найду во что переодеться. Гамлет похлопал глазами, не ожидая меня увидеть за дверью, и покосился за мою спину. «Да, один я, один. И не выселяю тебя пока, не беспокойся».
— Там гости съезжают, — кивком головы обозначил я где. — Ты бы проводил, а. Пусть Ася выспится.
Сто пудов армянин решил, что ночка у Аськи выдалась бурной. «Трахались до утра» — именно эта фраза крутилась у него сейчас в голове, мысль именно об этом болезненно кривила его лицо. Ещё и мой всклоченный вид играл этим фантазиям на руку. «Если бы… не о том печешься, придурок».
— Ну, так что? — поторопил я его.
— Сделаю, — лениво протянул он и пошел собираться, закрыв передо мной дверь.
Сложностей в осуществлении задуманного не возникло. Текст мне составила Алёна, после десятка уточняющих вопросов (тот, кстати, получился отменным, не хуже, чем если бы делали рекламщики), рекламу настраивал наш программист Колюня.
— Мне без разницы сколько это будет стоит, — втолковывал я ему. — Наша главная задача, чтобы эта реклама мелькала во всех доступных сетях, в каждой дыре. Чтобы ни один житель нашей многомиллионной не пропустил.
Коля прошёлся глазами по тексту и спросил:
— А разве нашей компании восемь лет? Вроде в прошлом году пятнадцатилетие праздновали…
— А тебе не пофиг? — опустил я руку ему на плечо и похлопал: — Ты, Коля, настраивай, главное. Сосредоточься, никто проверять не будет.
После обеда он заглянул ко мне отчитаться, показать, как это смотрится в готовом виде. Картинок натискал с нашего сайта, получился вполне правдоподобный конкурс. Суть конкурса сводилась к следующему: отдыхающие в нашем городке восемь лет назад, в год якобы открытия нашей винодельни, должны выслать модератору конкурса (им назначена Алена) видовые фото, хоть как обозначающие, что отдыхали они именно в указанном месте. Поделиться записью на своей странице в сети и ждать результатов. За первое место обещано две недели отдыха за счет фирмы, второе неделю, а последующие три утешительные — вино в различных количествах.
Я даже порадовался как быстро мы это провернули. Сложность была одна — поверить всерьёз, что эта штука сработает. Но это лучше, чем ничего. «Хоть какой-то шанс», — успокоил себя.
— И что теперь? — спросила Алена, к концу рабочего дня получив первое фото отдыхающих.
— Женщины меня не интересуют, дети, старики тоже. Фотки всех мужиков от двадцати до пятидесяти, — взял я с запасом в обе стороны, — пересылай мне. По итогу получишь премию за суету.
Алена щёлкнула пальцами, воскликнула «заметано» и ускакала.
Осталось выжидать. Набраться терпения и наблюдать к чему меня приведет эта затея. Я попробовал в уме посчитать шансы — тухлые, и без калькулятора ясно.
Глава 15
Ася
В комнате полумрак, пахнет пылью. Если бы не приоткрытое окно, задохнулась бы вовсе. Нужно было вчера возразить, когда Гордей нёс меня в спальню тётки, но я лишь обхватила его руками — пусть, говорить не хотелось больше. В конце концов, сколько можно обходить её, избегать вторжения, это всего лишь комната. Телефон остался в столовой, я не могла подглядеть который час, но уверенность что проспала всё царство небесное крепла.
Я раздвинула тяжелые шторы, прошлась, пытаясь собрать воедино отголоски ускользающей ночи. Сбившееся покрывало, скомканный плед, смятые подушки. Обе. Значит ли что он пробыл тут до утра? А уехал ли? Кожа под футболкой казалась липкой, с испариной. Гордей вероятно сейчас на море, подумала с легкой завистью и поспешила в душ.
Он уехал, узнала я позже. Совсем, с вещами. Что ж, так будет лучше для всех, наконец и он постиг очевидное. «Ты всё сделала правильно, хватит казнить себя!» — приказала и включила ноутбук. Билет купила на завтра, вечерний правда вылет, зато цена сносная. Так даже лучше, переночую, а с утра в банк, не с самолета же мчаться туда.
Собрала кое-какие вещи, Гамлету и Наталье раздала инструкции — готова. А дальше что? Это самое «дальше» не впечатляло. Пусто как-то в душе, вакуум. Может очищение? Хорошо бы… Избавление — это то, что мне сейчас нужно. Необходимо.
Ночевка в спальне тётки придала смелости, я наконец прибрала комнату, а теперь стояла и гипнотизировала сейф. Имею право заглянуть в него? «Как будто тебе известен код!» — фыркнула я. Попробовала классику, для начала набрав нули, за ними единицы. Дальше были девятки, а там наступила очередь и остальных цифр — «фиг вам». Теткин день рождения — мимо. Мой (а вдруг?), впрочем, и тут заветная дверца не открывалась. Глупо было надеяться. Тетушкиной любви я никогда не замечала, скорее она тяготилась моим воспитанием, а мою мать, свою сестру, так и вовсе ненавидела. Только причин, серьезных причин, этой ненависти я не знала. Наверное, Фаина полна предрассудков, как и многие жители нашего городка, да что там городка — страны, планеты. Ей ненавистен факт моего рождения без брака, ненавистен мамин образ жизни, всегда считала её «шлюхой», «кокоткой». Но я-то знала, это не так — мама любила. Любила и мечтала о взаимности.
Сколько их сменилось в нашем доме? По сути, не так уж и много для того, чтобы слыть падшей женщиной. Я припомнила двоих, плюс мой отец, которого я никогда не видела, и Вася. Мамино проклятье. Энергичный Вася всегда много говорил, шутил, никогда не пытался воспитывать меня, притворяясь моим отцом, и лишь иногда засыпал прямо на стуле, уткнувшись затылком в стену и нелепо приоткрыв рот. Гораздо позже уже, когда маме подтвердили диагноз, я узнала Вася — наркоман. Мне он казался смешным и добрым, дети, как и влюбленные женщины, легко обманываются. Мама замкнулась, уволилась с последней работы, нянькой детского сада, опережая возможный, предстоящий скандал. Наступили самые наши сложные дни, растянувшиеся на годы. Разочарованная, равнодушная мама, наплевавшая на всех и вся, а в первую очередь на себя, всё больше времени проводила в постели. Перестала краситься, почти не выходила из дому, лишь по вечерам, чтобы помыть в подъездах дома, получая за этот не хитрый труд сущие копейки. Ездить в областной центр за необходимыми лекарствами отказывалась. Я порой злилась на неё — слабую, безвольную, забывшую обо мне. И она словно замечала мою злость, срывалась, выпивала бутылку дешёвого портвейна — на вино у неё попросту не было денег — и твердила мне, что она плохая, чудовищная мать, что мне нужно отказаться от неё. Заканчивались такие истерики обычно по одному сценарию: мы плакали обе, обнимали друг дружку, я говорила, что она самая лучшая мама на свете, она клялась, что завтра же едет в больницу. Обещанное завтра не наступало никогда. Она словно нарочно загоняла себя в могилу. А у меня, ещё недостаточно взрослой, несформировавшейся как личность, просто не находилось ни опыта, ни слов для того, чтобы заставить её жить.