Между нами море (СИ)
В ванне я пробыла дольше чем следовало. Взволнованно прислушивалась, то наоборот сильнее включала воду, словно не веря, что Гордей действительно сидит за стеной самый что ни на есть материальный, из плоти и крови. Много раз зачерпывала в ладони холодной воды и прижимала к лицу, пытаясь сбить радостный блеск в глазах — догадается. А потом решила: плевать, пускай. В одном полотенце прокралась в комнату, одеваться. И хотя мой последний отпускной день допускал неформальный вид, я решила, что в банке он будет не уместен, поэтому облачилась в белую блузку и юбку-карандаш. Так привычнее.
Когда я вновь появилась на кухне, Гордей сидел, прижавшись головой к стене, и прикрыв глаза. Рядом пустая чашка из-под кофе.
— Кофе будешь? — спросил он, не открывая глаз. Я ответила, он распахнул их, рывком поднимая запрокинутую голову, и присвистнул. А потом присовокупил: — Господи, да ты вылитая училка! Строгая, по математике.
— Мне на работу нужно, — напомнила я, думая почему именно по математике? Разве строгость определяется точностью науки? Или считается «технари» гораздо организованней, а посему и строже «гуманитариев»? Бред какой-то. Он пошутил, а мне ерунда всякая в голову лезет. Я приняла из его рук чашку с кофе, сделала глоток и отставила на полированную поверхность столешницы, оставшись стоять напротив него. — Итак, как ты меня нашел?
— Нашел и нашел, какая разница. Сейчас не это главное.
Он прав. Действительно не это. Но об этом мне говорить гораздо проще, нежели о другом. А более нейтральные темы в голову не приходят — ну, не о погоде же с ним разговаривать!
— И всё-таки? — попробовала я настоять.
— В день, когда ты прилетела, я тебя видел в порту. Мельком и со спины. Поэтому не узнал, но увидев вновь в магазине, уверился — то была ты, Ася. Тогда я отправил надежного человека навести справки, он пробил все прибывшие рейсы за последние полчаса и нашел тебя в списке пассажиров. Этот же человек смотался в город отправления и потратив немало усилий вышел на этот адрес. Вот и всё.
— И дорого тебе обошлась эта информация?
Гордей неоднозначно покачал головой, что следовало расценивать «как посмотреть», я не сдержалась и, чувствуя приятное тепло внизу живота, фыркнула:
— Стоило так тратиться.
— Выходит стоило, — заключил он и подхватил мою руку, легко дотянувшись, благодаря более чем скромным размерам кухни. Притянул меня и усадил к себе на колени, ловко, непринужденно, как в танце. Я не противилась, расположилась с удобством на обеих ногах, а Гордей прижал меня и зашептал в самое ухо: — Иначе, как бы я себя сейчас чувствовал, зная, что ты в очередной раз сбежала?
— Я не сбежала… — настойчиво прошелестела я в ответ, но он прервал меня, запечатывая мне рот поцелуем.
Вскоре он уже шарил рукой по моей блузке, а ещё через несколько секунд взревел:
— Господи, кто-нибудь подскажет мне как справиться с этими чертовыми пуговицами?!
— Ты к кому? — отстранилась я, держа его за плечи и пряча улыбку. — Здесь никого нет. Только ты и я. Или ты «надежного человека» с собой прихватил?
— Теперь ты больше похожа на мою Асю, — изучая мои зрачки заявил он и ухмыльнулся: — Но предупреждаю, будешь шутить в такие минуты, я тебе нос откушу. Или сосок, когда-нибудь я доберусь до него.
— Много болтаешь, Казаков, — парировала я и приступила к пуговицам.
Расстёгивала блузку и диву давалась — не узнавала себя. Кто эта смелая особа, на коленях Гордея? Если всё же Аська, глупая неудачница Аська Гренц, то откуда она понабралась этих вольностей? Этот раскованный тон, которым она говорила, эти нетерпеливые пальцы, снующие по застежкам… откуда?
Последняя пуговица пала под напором моих рук, блузка распахнулась окончательно. Гордей развернул меня, вынудив на мгновение привстать, бесстыдно задрал мне юбку до талии и снова усадил, только теперь напротив — глаза в глаза. Придвинул к себе теснее и скользнул ладонями на спину. Нашел застежку бюстгальтера и сказал:
— Тут сам справлюсь.
Голос пьянящий, с хрипотцой. «Аська», — шепчет он моё имя, сминая грудь. И я сдаюсь под его напором окончательно, делаясь податливей, и как он нетерпимей. Целую его куда-то в щеку, касаюсь губами мочки, прикусываю её и только тогда понимаю, его брюки расстёгнуты. Он приподнимает меня, отгибает тонкую полоску трусиков и входит в меня. Я делаю робкое движение, пугливо скачет мысль — я не умею, я всё испорчу. Но он подсовывает руки под мои бедра и помогает двигаться в нужном темпе…
Спустя час Гордей спит на моем диване. Согревшийся, усталый. Я вожу пальцем по тату на его плече, удивляясь — ровно, без бугорков и изъянов на коже. Рассматриваю рисунок и всерьез не верю, что не сплю. Периодически щипаю себя, а всё равно сомнения. Глупо хихикаю и улыбаюсь в потолок. Дурында.
В банк отправлюсь к обеду, к открытию уже не хочу, да и не успею.
У служебного входа, вполоборота курила девушка. Новенькая, отметила я, пытаясь прочесть информацию на бейдже. Она резко посмотрела в мою сторону, а я отвела глаза, так и не успев разобрать ни должность, ни имя.
Аня Фомина, единственная коллега с которой у меня сложились отношения напоминающие приятельские, попалась в дверях, с сумочкой наперевес.
— О! Аська! — воскликнула она и потянула меня за рукав пальто к выходу: — Есть хочешь? Давай, со мной в «Самобранку», там и поболтаем.
Анька всегда стремилась меня накормить, по её стойкому убеждению я недоедала. Как-то раз я расчувствовалась, решила завязать с затворничеством и имела глупость пригласить Фомину к себе в дом, то есть в квартиру, разумеется. Гостья за пять минут бесцеремонно осмотрела комнату, за ней обследовала кухню, заглянула в холодильник и скуксилась. Следом распахнула дверцу морозильного отделения и поразилась:
— Господи, у тебя что, даже пельменей нет?!
Я только пожала плечами, а следом заволновалась — надо же, пригласила в дом человека не удосужившись позаботиться об угощении! Мы спешно заказали суши и вполне мило провели вечер за болтовней, где я в основном выступала в роли слушателя. С тех пор Анька непременно пыталась выдернуть меня с собой на обед, то в одно, то в другое ближайшее кафе с формулировкой — хоть раз в день нормально поешь.
— Привет, Ань, — поздоровалась я и начала готовить почву к отступлению: — Не могу, к Борисовне спешу. Не видела она у себя?
Анька, успевшая распахнуть дверь, прикрыла её обратно и заговорщицки спросила:
— Это она тебя вызвала?
— Нет, зачем? — удивилась я. — Мне самой с ней переговорить нужно.
— Ясно, — заключила она, распахнула-таки дверь и безапелляционно позвала: — Идем, сначала со мной поговоришь.
Что-то во всем её таинственном виде подсказывало: мне лучше пойти за ней, и я послушно поплелась, но в душе ещё беспокоясь, что все Анькины ужимки яйца выеденного не стоят, а сейчас просто окажется, что она хотела первая узнать как я провела отпуск. К тому же, выходя, она как бы между прочим заметила «подзагорела», а когда проходили мимо новой сотрудницы, утилизирующей остатки сигареты, недовольным шепотком протянула: «— У-у, всё дымит, зараза!». Это ещё больше утвердило меня в мысли, что Анька просто желает посплетничать, а я как раз удобные свободные уши.
Отказываться от еды я не стала, успела изрядно проголодаться, заказала стандартный бизнес-ланч и приготовилась слушать. Анька начала с меня. Как отдохнула, где была, что видела — стандартный набор вопросов. Отвечала я односложно, в своем духе, её вполне устроило, да и ничего особо грандиозного от меня она скорее всего не ждала. Я особа скучная, закрытая, это всему отделению давно известно, лишь Фомина носится со мной, не иначе как в противовес. У меня сложилось впечатление, что спрашивает она больше из вежливости, а поговорить ей не терпится о чем-то другом, возможно, своем, личном.
— Что у тебя нового? — подтолкнула я её, надеясь не засиживаться до конца обеденного времени.