Дочь звёзд (СИ)
Рана была смертельная, и она знала, что времени осталось не много, но принять тот факт, что Аргас умрет…
Его глаза закатились, тело дергалось в конвульсиях, а изо рта и шеи вытекала кровь, сопровождаемая булькающими звуками. Она залила все вокруг, ее собственные руки и штаны уже изрядно перепачкались. Внезапно в голову пришла одна мысль — совершенно безумная, но именно она помогла ей собраться.
Возможно, есть шанс. Возможно, еще не все потеряно.
Она перебрала в голове все диалоги с Кьярой, пока не нашла тот, в котором она описывает одно важное преимущество для детей Богов.
".. Легенда гласит, что, если пролить свою кровь и обратиться к богам, они выполнят одно-единственное желание своего ребенка, эллара по рождению и праву продолжателя рода. Они дали клятву сделать это, и не посмеют нарушить ее…"
Терять было нечего, и Элениель рассекла свое запястье. Она вняла силе, полностью охватившей ее, и молила о помощи. Ее кровь капала на наконечник и смешалась с кровью мужчины, чей дух уже покидал земное тело…
— Давайте, проклятые бездельники! Сделайте хоть что-то полезное! — закричала она. Струи дождя смывали кровь и грязь, неся собой очищение. Они не помогли…. Не захотели исправить свои же ошибки, не захотели спасти жизнь…. На что она вообще рассчитывала?..
— Это не должно было кончиться вот так, только не так… — прошептала девушка, когда Аргас дернулся в последний раз. — Прости, что не смогла помочь…
Элениель даже и не подумала встать, и лишь продолжала держать голову мужчины, которому было уже все равно… В голове роились мысли о том, что она могла попросить у проклятых бездельников, чтобы они избавили его от наваждения еще много месяцев назад, если бы пораскинула мозгами. Ругала себя за нерасторопность, за то, что искала недостаточно тщательно… Но потом она вернулась в настоящее, и осознала: ее вины в этом нет. Проклятые бездельники не выполнили ее просьбу сегодня, так с чего она взяла, что они бы пошли навстречу тогда? Да и по части поисков она сделала все возможное, но нельзя прыгнуть выше собственной головы… Ей, по крайней мере, не удалось…
Прошло какое-то время прежде, чем она аккуратно обломала древко стрелы, вытащила из горла наконечник, и положила голову мужчины на землю. Девушка поднялась на ноги, посмотрела на свои руки…
— Надеюсь, что анах, забравший тебя, все понимает, и не станет отыгрываться, — прошептала она. — Прости, что оставляю тебя здесь, но я должна кое-что сделать. Я вернусь.
Она знала лишь один способ заставить богов услышать ее. Высокомерные мерзавцы любили только себя, и создали целые народы: чтобы их восхваляли, а сами в это время развлекались тем, что играли судьбами, смеялись с просьб простых смертных… Они игнорировали тех, кто взывал к ним, как проигнорировали и ее саму.
Но сейчас они все услышат.
Уже темнело, когда она добралась до алтаря Кмеида — Верховного Бога, повелителя Цитадели, Пристанища богов. Алтарь стоял на главной площади Ольменто, столицы Эттенберга, и чтобы перенестись сюда она потратила много сил, но на обратный путь, все же, еще осталось.
Алтарь выглядел, как закрученное древо с широкими голыми ветками, расположенное в центре квадрата, по углам которого стояли высокие каменные вазы с промасленной соломой внутри. Дерево не разламывалось, в нем не зарождалась жизнь. Оно было словно гостем из другого мира: и в это легко можно было поверить, стоило хоть один раз увидеть его в окружении четырех священных огненных столбов.
На площади было многолюдно, дождем здесь даже не пахло. Элениель было наплевать на то, что горожане сторонятся ее, оно и понятно: ее внешний вид вполне к этому располагал. По пути сюда она наломала сухих веток в пригороде, так что сейчас у нее было почти все, что нужно.
Девушка вступила на землю алтаря, и прямо на подношения уложила сухие ветки, после чего достала жменю соломы и положила туда же. Дело оставалось за малым, и хоть огонь не мог причинить ей вреда, она все же отошла подальше, подожгла обмотанную тряпкой корягу и швырнула в солому.
Дерево вспыхнуло в считанные секунды. На площади послышались крики и проклятия в ее адрес, но подходить ближе никто не осмелился. Считалось, что пойти против богов может лишь безумец-изувер, а от таких предусмотрительные граждане, как правило, держались подальше.
— Вы слышите меня, я знаю, так слушайте внимательно, — проговорила она, глядя на столб пламени с неестественными, золотыми переливами. Элениель подошла ближе, игнорируя сильный жар. Она почувствовала, что ее слова достигают цели. — Вы сделали меня изгоем, из-за вас мне нет места ни в одном из миров: и все же я никогда не жаловалась, никогда ни о чем вас не просила. Сегодня вы могли спасти жизнь человека, который обезумел из-за того, что вы потеряли тот проклятый кинжал, и он попал в руки смертного. Я помогла спрятать его, и вы передо мной в долгу. Но вы снова подвели меня. И на сей раз я не смолчу. — Элениель снова рассекла свое многострадальное, воспалившееся запястье, поморщилась и капнула кровью на одну из огненных полос под ногами, которые расползались от столба, словно корни. Пламя задрожало и стало темнее, зеваки, наблюдавшие за всем этим, закричали еще громче. — Я не знаю, произойдет ли это, но, если однажды я встречусь с вами — с кем-то одним, или сразу со всеми — мы вместе вспомним этот день. И клянусь, вы пожалеете о том, что вообще допустили мое рождение. — она сжала кулаки. — Это мое слово.
Столб пламени начал сжиматься, пока не стал размером с небольшую коробку, после чего задрожал и взорвался с оглушительным хлопком. Все заволокло густым паром: а когда он рассеялся, все увидели древо алтаря в окружении каменных ваз таким же; каким оно было до прихода девушки.
Элениель лишь покачала головой и пошла на выход, игнорируя рыдающих, восторженных верующих фанатиков.
Плевать на богов, плевать на них всех. Сейчас ей нужно быть совсем в другом месте.
эпилог
Элениель Легорэас считала себя достаточно зрелой, чтобы уметь противостоять любым жизненным неурядицам. Ей пришлось рано повзрослеть и осознать, как устроена жизнь. Судьба не раз подсовывала ей испытания: иногда внезапно, но на многие она подписалась добровольно, и со всеми до единого она справилась. Но случилось кое-что, чего она не могла предвидеть, и к чему невозможно подготовиться, и теперь она впервые не знала, как ей поступить дальше.
Смерть Аргаса Луру оборвала что-то внутри нее. Она жалела его, однако понимала, что Кьяра была права, и такой конец был неизбежен. Случилось то, что случилось, и они оба — если верить во всю эту чушь про Обитель бессмертных душ, куда анахи — Проводники отводят всех умерших — освободились от тяжелого бремени…. Но принять гибель Аргаса оказалось проще, чем молчание богов. Она снова и снова вспоминала их "разговор" в столице. Там-то они слышали ее, даже ответили по-своему, но почему проигнорировали тогда, когда были так нужны?!
Ненавидела… До скрежета в зубах, до дрожи в каждой клеточке тела… Эта неприязнь была сродни тому чувству, что она испытывала к покойному дружку Триши, только за столько лет это чувство усилилось во сто крат, вызывая едва ли не тошноту. Она не знала, что послужило "толчком" к началу этой ненависти, но всю свою жизнь она не ждала от богов ничего хорошего, презирала их… Так может, в этом и заключается причина их "глухоты"? Впрочем, да пошли они… Не до них сейчас…
Ей пришлось столкнуться с кучей вопросов, например, "Как принято хоронить усопших там, откуда он родом?". Они никогда не говорили о его прошлом, потому что даже спустя столько лет эта тема была запретной, но она навела справки еще тогда, проживая в гильдии, поэтому знала, где покоится его семья. И именно туда она перенесла его тело, чтобы предать родной земле.
Как оказалось, немногочисленные выжившие после той резни в далеком прошлом, снова вернулись сюда, и когда она оказалась посреди улицы, сжимая тело Аргаса… что ж, теплым тот прием назвать было сложно. Но она умела убеждать и без угроз и запугивания. Когда она объяснила все старосте деревни, тот подтвердил, что помнил семью Аргаса и его самого, и это успокоило жителей достаточно для того, чтобы забрать тело мужчины и подготовить его к похоронам, которые назначили на утро.