Очищение огнем
– Я никогда не хотел лишать тебя чего-либо, Харл, – тихо сказал он. – Если бы только попытался взять себя в руки… твоя помощь не помешала бы…
В этот момент появилась горничная в передничке, с бутылкой охлажденного шампанского и предложила наполнить бокалы. Кен покачал головой, но Харли, схватив бутылку, жестом отпустил горничную.
– Значит, тебе нужна моя помощь? – повторил Харли, заглушая протесты Кена. – Для чего, братец? Отгонять опахалом мух с твоего лица, приносить холодный лимонад?
Чуть нагнувшись, он приблизил лицо к лицу Кена.
– Я не твой дерьмовый слуга!
Полный решимости не дать ссоре перерасти в публичный скандал, Кен проглотил слова упрека.
– Если хочешь руководить каким-нибудь бизнесом – пожалуйста. Но для этого нужно исправиться, – показать мне, что ты готов к серьезной работе.
– Я не обязан ни черта показывать тебе! У меня уже есть чем управлять. Кстати, хорошо, что напомнил. Думаю, мне пора идти и начинать прямо сейчас!
Харли самодовольно ухмыльнулся в лицо младшему брату. Кен без труда понял, что тот имеет в виду. Братья постоянно ссорились из-за содержанки – полукровки, которую Харли поселил в одном из коттеджей для гостей, выстроенных на берегу и принадлежащих Трейнам. Среди здешних плантаторов много лет было принято содержать любовниц-туземок, и даже Дэниел Трейн не ставил это в вину старшему сыну, упрекая его только за безделье. Но теперь Кен, став главой рода, не желал больше выносить такое положение, боясь, что традиционный «сексуальный феодализм» подобного рода вызовет недовольство в новом обществе, которое неизменно должно появиться вместе с присоединением к Соединенным Штатам. Если работники на плантации не очень понимали, что это такое – приобрести американское гражданство, зато отчетливо сознавали, что с ними никогда больше не будут обращаться, как с собственностью, и готовы были восстать против каждого нарушившего эти права.
– Я уже говорил, Харли, – напомнил Кен, – так дальше продолжаться не может, по крайней мере так, как прежде. Если собираешься сохранить любовное гнездышко, свей его где-нибудь в другом месте, не на плантации. И обращайся с этой женщиной получше. Не желаю из-за тебя попасть в беду!
– Тогда сам не затевай скандалов. Я вполне доволен нынешним положением вещей. Вики наплевать, так с чего ты вдруг забеспокоился?
Жена Харви действительно знала о содержанке и терпела ее присутствие, целиком поглощенная собственными делами.
– Потому что мир – наш мир – изменился больше, чем ты предполагаешь, с той минуты, как эти ракеты взвились в воздух, и, так и или иначе, эти перемены повлияют на всех нас.
– Государственность! – с отвращением выплюнул Харли. – Если бы тебя и твоих приятелей действительно это волновало, вы бы сегодня не праздновали! Государственность означает, что к власти придут новые политики и новые чиновники! Правда, вскоре и они окажутся в карманах у aliilani.
– Будем надеяться, – кивнул Кеннет. – Но хвастаться ничем подобным не стоит. В этом и заключается демократия, Харли: ты можешь быть богатым и могущественным, как король, пока остаешься достаточно осторожным, чтобы не вызвать зависть и злобу у людей, стоящих ниже на социальной лестнице и не разрушить их заблуждения в том, что они ничем не хуже тебя. В этом твоя проблема с наложницей, старший братец. Видя, как ты с ней обращаешься, многие считают, что их мечты грубо попираются.
И совсем другим, холодно-резким тоном добавил:
– Не желаю видеть на своей земле эту женщину, чья работа заключается только в том, чтобы быть твоей шлюхой!
– Я объяснял тебе, у нее ребенок, – возразил Харли. – Выкинешь ее, и малышка останется без крыши над головой.
В нем говорила отнюдь не человечность – просто он был готовым любыми средствами добиваться своей цели.
Но Кен и без того прекрасно понимал всю глубину цинизма брата.
– Ты также объяснил, что отец ребенка – неизвестно кто. Так что какая тебе разница?
– Никакой! Но, если ты волнуешься, что работники могут оскорбиться, совсем уж глупо выгонять на улицу хорошенькую девчушку. Подобное обращение наверняка вызовет сильную неприязнь… если не мятеж.
Кен окинул Харли ледяным взглядом. Да старший брат, конечно, лодырь, каких поискать, но обладает таким же жестоким, коварным даром выживания и не стесняясь пускает для этого в ход все средства – как любое дикое животное в джунглях.
– Хорошо, твоя шлюха может пока остаться. Но, ради Бога, не выставляй ее напоказ и старайся не натворить бед. Пусть она будет довольна жизнью.
– О, в этом не сомневайся, братец, – хвастливо объявил Харли.
Кен, развернувшись, отошел к танцующим и отнял Вики Трейн у партнера. Харли наблюдал за женой и братом несколько мгновений, достаточно долгих, чтобы задать себе обычные вопросы. Потом снова отошел к перилам и уставился на костры, горевшие далеко внизу, у подножия холма.
Через минуту бокал с шампанским полетел на пол и с громким звоном разлетелся. Несколько танцующих пар, испуганных шумом, неприязненно взглянули на Харли. Не выпуская из рук бутылку, он взобрался на каменную балюстраду, спрыгнул вниз и неуверенными спотыкающимися шагами направился к далеким огням.
Дочь и мать, крепко держась за руки, пробирались через заросли травы пили [4] и гигантского папоротника. Кейулани пристально вглядывалась во тьму. Хотя она храбрилась, когда умоляла взять ее на вечеринку, все же не могла забыть, что где-то здесь скрываются злые духи. Правда, если повезет, они встретят menehune – эльфоподобный народец, который, как говорили, жил здесь с тех пор, как острова были выброшены из толщи океана при извержении глубоководных вулканов. Если увидеть одного, можно попросить исполнить желание. Обычай туземцев повелевал оставлять еду у входа в хижину, чтобы выманить гномиков из укрытия.
Часто видя, как грустит и печалится мать, Кейулани ставила перед дверью коттеджа чашку с ямсом и рисом – любимыми блюдами menehune. Но ни один из маленьких человечков не встретился им сегодня.
Тропинка вывела их из зарослей на гигантское поле, совсем пустынное и голое – тростник уже был срезан. По полю были зажжены костры, на которых жарились туши свиней, ямси таро, а в центре широкого открытого пространства горело огромное пламя, поднимавшееся к куполу усеянных звездами сине-черных небес. Повсюду мужчины, женщины и дети, с цветочными гирляндами на шеях, смеялись, пели, пили из пустых скорлупок кокосовых орехов. В воздухе звенели гитарные переборы, слышался рокот барабанов.
Женщины вошли в круг света, и Кейулани узнала знакомые лица детей из школы на плантации, работников, которых встречала в те дни, когда мать посылала ее на поле, пока мистер Трейн оставался в коттедже. Некоторые приветствовали ее кивком или улыбкой, но девочка заметила также, как странно все смотрят на Локи – удивленно и даже немного испуганно – будто недовольны тем, что видят ее здесь.
– Aloha [5] ки' и кеко, – пропел чей-то голос. Жилистый человечек в линялых шортах и рубашке с рисунком из ярких разноцветных орхидей отделился от толпы.
Наклонившись, он пощекотал губами щеку Кейулани; девочка радостно хихикнула. Она была так рада видеть принца Макелахи. Он всегда называл ее своей обезьянкой, и это очень смешило девочку. Никто не походил на обезьянку больше, чем сам принц, с его кривыми тощими ногами, тонкими ручками, гривкой седеющих черных волос на круглой голове, блестящими серыми глазами и маленьким плоским носом.
Человечек выпрямился.
– Aloha, Локи, – приветствовал он.
– Aloha, Мак.
– Хорошо, что смогла прийти сегодня.
– Девочка очень хотела потанцевать.
– Ага! Ну что ж, обезьянка, – улыбнулся принц, – сегодня именно такая ночь. Можно даже придумать новые танцы!
Большинство гавайских танцев, как знала Кейулани, состояли из жестов и движений, имеющих определенное значение, связанное со старыми легендами и великими событиями в истории острова.