Социалистический реализм

– Пся крев! Такой шанс построить Великую Польшу от можа до можа, причем до Охотского! На 'Леопардах' против 'тридцатьчетверок'! – Радослав Сикорский, министр иностранных дел, был возбужден настолько, что не выбирал выражений и позволил себе перебить коллегу. – Конечно, их всего чуть больше сотни, но и даже старые Т-72 по сравнению с ними – чудо-оружие! Русские беззащитны!
'Гитлер в сорок первом считал так же, – подумал президент. – Боже, но шпарит прямо по тексту. Определенно, сон был пророческим!'
Тем временем Сикорский не унимался:
– Главное, действовать быстро, пока не налетели союзники, – лицо говорившего скривилось в презрительной усмешке, – и ничего им не сообщать, а то эти коршуны пригребут всё себе. Сейм тоже не нужен, утопят в говорильне. Надо действовать. И очень быстро! А если что, нового Лжедмитрия долго искать не надо, вспомним, как русские генералы сотнями немцам в плен сдавались. Панове, я считаю, что нам не стоит ограничиваться только Крулевцом. Вы забыли еще старинные польские города: Вильно, отобранный у нас как раз этой страной, и Львив.
– Но для наступления необходимо провести хотя бы частичную мобилизацию, – пытался остановить полет мысли своего коллеги министр обороны.
– Какая мобилизация? Вы еще не осознали случившегося! Нашим доблестным войскам, оснащенным самой современной техникой, противостоит противник с древними винтовками, практически без авиации, без ПВО, без современных средств разведки и связи.
– Но, пан министр. Нашим войскам противостоят отнюдь немалые силы. В Восточной Пруссии мы имеем против себя, кроме действующей сейчас эсэсовской дивизии 'Мертвая Голова' и пехотной пятьдесят восьмой дивизии, еще и минимум две армии и танковую группу. Сейчас они связаны боями с русскими, но вполне могут заключить с ними перемирие и повернуться против нас. На бывшей белорусской границе нашей разведкой выявлены силы одиннадцатого мехкорпуса, восемьдесят пятой, пятьдесят девятой стрелковых дивизий, тридцать шестой кавалерийской, в районе Бреста расположена четвертая советская армия. Мы можем сдержать их, даже разбить, обороняясь, но у нас просто нет достаточного количества войск для наступления.
– Пан генерал брони. Я не пойму. Вы считаете, что плохо обученные русские войска, которых вермахт с устаревшим вооружением гнал до самой Москвы, смогут разбить наши великолепно вооруженные и обученные части? Вы только что утверждали обратное тому, что говорите сейчас. Или Вы не патриот Польши?
Удивление, всё сильнее проступавшее на лицах премьер-министра Дональда Туска и остальных членов кабинета, оставалось незамеченным увлекшимся Радославом. Он вытащил из папки довольно затрапезного вида бумажку:
– Вот, послушайте: 'Наша армия обладает подавляющим огневым превосходством и имеет безраздельное господство в воздухе. В полосе ТВД с советской стороны имеется только истребительная авиадивизия в районе Минска и две бомбардировочные дивизии на флангах. Истребительная авиадивизия оснащена истребителями И-16. Авиация русских будет уничтожена частично на аэродромах, частично в воздухе современными боевыми самолётами. Далее наши войска, используя танки, БМП и БТР подавят с недоступных для ответного огня дистанций наспех подготовленную оборону стрелковых соединений. Артиллерию красных уничтожат огнём самоходки и РСЗО. Отсутствие в РККА противотанковых ружей и практически полное отсутствие ручных противотанковых гранат делает невозможным борьбу с БТР и БМП стрелковыми подразделениями. Ввиду серьёзных недостатков в тактической подготовке командного состава и слабой (тем более по современным меркам) подготовке личного состава войск связи оказание организованного сопротивления противником будет либо крайне затруднено, либо невозможно. Очевидно, будет иметь место неорганизованное очаговое сопротивление с переходом, по израсходовании боезапаса, в рукопашные схватки. Пользуясь техническим превосходством, в том числе в мобильности, наши жолнежи, руководствуясь общей задачей захвата максимально возможной территории могут не обращать внимание на сопротивление, рассчитывая добить и пленить оставшихся потом. Дальность продвижения в глубину можно считать равной величиной расхода половины заправки топлива или более, в зависимости от возможности передвижения на местности. Т.е. примерно на двести пятьдесят километров, если считать по танкам…' – министр еще раз потряс бумажкой. – Это доклад независимого военного обозревателя. Его анализ подтверждает мои мысли. Наконец-то сбудется давняя мечта о Польше от можа и до можа. Сейчас главное, чтобы не успели вмешаться немцы или американцы.
 
– Пан министр, – в обычно спокойном голосе президента звучало железо, – Вы когда-нибудь горели в танке?
– Нет, пан президент!
– А раненым в живот Вам быть не приходилось?
– Но, пан президент…
– Тогда понятно, почему Вы так рветесь в бой, – самого Коморовского такие страсти тоже миновали, но он не считал это принципиальным. – Вы готовы лично возглавить передовую роту?
– Но, пан президент…
– Что, пан президент? Если не готовы, будьте добры успокоиться и включить голову. Вы давно уже министр, а не душман! Панове, какие еще есть мнения?
Почему-то упоминание о моджахедском прошлом Радослава разрядило обстановку. В дальнейшем совещание шло в сосредоточенном, деловом ключе, и было очень результативным.
– Итак, – подвел итог президент. – За пределы наших границ ни шагу. Атаки вермахта отбивать, применяя всё имеющееся вооружение. С русскими стараться в конфликт не вступать. При контакте и попытках прохода на нашу территорию стараться объяснять ситуацию и просить ждать приказа из Москвы. Огня без крайней необходимости не открывать. Госпоже канцлеру я позвоню сам. Генсеку НАТО – пан генерал Клых. А вы, Радослав, – он мстительно посмотрел на Сикорского, – в течение получаса придумайте, как связаться со Сталиным.
 г. Мариуполь. 
  
 А. Е. Огурцов, лейтенант, уполномоченный РКМ НКВД 
  
Капитан зевал в кулак, и постоянно помешивал чай. Мельхиоровая ложечка дребезжала по стакану, разгоняя давно остывшую бурую жидкость. Лейтенант же стеснялся, поэтому ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не зевнуть прямо в лицо чекисту. Все-таки, целый день на ногах…
– Ладно, лейтенант, продолжим.
– Так точно товарищ капитан государственной безопасности, продолжим! – чуть ли не заорал Огурцов. Андрей Тимофеевич, конечно, мужик правильный и понимающий, но, если начальник областного УНКВД приехал лично, то изволь лейтенант, отвечать по уставу, а то… Ведь вместо заслуженных наград и благодарностей, можно получить по шапке. Участок, конечно, не совсем Огурцова, но тем не менее вдруг действительно шпион? Город снова на уши поставят. К тому же с немцами не понятно, что творится…
– Да не ори ты как оглашенный! С утра голова раскалывается, – поморщился Чечков и неожиданно признался. – Понимаешь, хотели с супругой детишек в парк Щербакова сводить, на лебедей посмотреть, а тут звонок ваш. И понеслось…
– Так не специально же, товарищ капитан!- начал оправдываться лейтенант.
– Знаю, – улыбнулся Чечков. – Вернее, догадываюсь. Ни к чему нам провокации такого уровня сочинять, чай не Витте, царская милость в обратку станет. – И посмотрев на вытянувшееся от удивления лицо лейтенанта, не сдержавшись, засмеялся. – Не бойся, Иван Михайлович, это я так, красного словца ради. Если серьезно, – продолжил капитан, – то признаюсь, как на духу, ни черта я не понимаю в происходящем.
 
Оба молчали, в который раз уже рассматривая выложенное на стол имущество шпиона. Старый заржавленный перочинник, с выдавленным на рукояти из странного материала ценником '2 руб. 20 коп' и силуэтом белки, кучка металлических монет, все как одна, с навязшим уже трезубцем, несколько купюр, притом, одна из них с гетманом Мазепой. Первый раз увидев ее, Огурцов долго хмыкал, крутил головой, и пытался прогнать из головы, навязчиво лезущие строчки нас чет 'гетмана-злодея' и какого-то 'Кочубея'. Чечков тоже уделил немало внимания бумажным деньгам, рассматривая каждую 'грывню' через карманное увеличительное стекло.