Психиатр
— Но Джулия провела со мной ночь!
— Я надеюсь только на то, что она сказала правду и что прошлой ночью ее никто не видел.
Это рассуждение посеяло в сознании Томаса сомнение. Ведь Джулия и правда могла солгать. Но с какой стати ей так себя компрометировать, ведь она сделала заявление? К тому же на бокале обнаружили следы губной помады и, возможно, ее отпечатки…
Мэтр Робертсон взглянул на часы: его ждали в офисе. Но он-таки заметил очаровательную Джулию Купер, спускавшуюся по лестнице навстречу им.
Томас обернулся и тоже ее увидел.
— Ты мне расскажешь… — сказал адвокат, выдавив многозначительную улыбку. Потом развернулся, преодолел оставшиеся ступеньки и подозвал такси.
— Эй! Джеймс! — крикнул Томас в тот момент, когда друг уже собирался сесть в машину.
Адвокат обернулся.
— Спасибо еще раз!
— Нет проблем!
Томас с признательной теплотой во взгляде смотрел, как он плюхнулся в такси. Все-таки приятно, что есть настоящий друг, на которого можно положиться в трудную минуту!
Почувствовав аромат духов Джулии, он обернулся. Она с застывшей улыбкой на губах стояла сзади, нервно сжимая сумочку своими красивыми руками с тонкими и длинными пальцами. Алый лак на ногтях отсвечивал успокаивающими бликами.
— Даже не знаю, что тебе сказать… Ты уже завтракала?
— Вообще-то нет.
— Тогда пойдем поищем что-нибудь подходящее, — предложил он.
Несколько минут спустя они сидели за стойкой какого-то неказистого бара, где массивная пятидесятилетняя официантка, зажав в зубах сигарету, творила чудеса: склонившись к посетителям так, чтобы дым не попадал в глаза, поставила перед ними чашки с кофе, даже не спросив, что они хотят заказать.
— Это просто счастье, что ты появилась, — сказал Томас, — должен тебе признаться, я даже не помню, как мы провели… в общем, что ты была у меня прошлым вечером.
Джулия была удивлена и в то же время обижена. Она уже слышала, как мужчины хвастаются тем, что в отношении женщин придерживаются весьма патриархальной философии, так называемой философии «трех F»: «Find, them, f… them, forget them». [2]И она сознавала также, что вряд ли произвела на него накануне сильное впечатление, если судить по ее не слишком богатому опыту в этой сфере. Но не помнить даже того, что она была у него дома, это уж слишком! Ее удивление усиливало то обстоятельство, что Томас Гибсон всегда производил впечатление джентльмена. Впрочем, ей показалось, что накануне он, пожалуй, переборщил с этой ролью. Она бы предпочла, чтобы он вел себя более… необузданно.
— По правде говоря, я принял мнемониум.
— Что ты принял?
Она не договорила. Молодая женщина удивилась еще больше: теперь все ясно! И это придало ей уверенности. В конце концов, он вовсе не был подонком, как ей на секунду показалось.
На ее лбу прорезалась морщинка. Это значит, что он вообще не помнит, что произошло — или, точнее, чего не произошло — между ними накануне. Как же теперь все объяснить?
— Я узнал об этом, поскольку увидел таблетки с инструкцией по применению на кофейном столике рядом с бокалами, — продолжил Томас. — Следовательно, я принял препарат, что объясняет, почему я совершенно не помню, что происходило прошлой ночью, днем и вообще.
— Понимаю, — ответила изумленная Джулия.
Она с трудом представляла себе возможные последствия. Она рассеянно отхлебнула кофе. Томас последовал было ее примеру, но после сорта, к которому он привык дома, этот кофе на вкус был просто омерзительным. Он бросил взгляд в сторону официантки — которая была и хозяйкой заведения, — но та изобразила такую гримасу, что у него пропало желание спрашивать у нее о чем бы то ни было. На его чашке, сиявшей новизной еще во времена, когда Мэрилин Монро покоряла Америку, золотыми буквами была выведена гордая надпись: «Лучший кофе в мире!»
— Что… — прервал молчание озадаченный Томас. — Как случилось, что мы вдвоем? Это правда, что…
— Да. И нет. В общем, и да и нет.
— И да и нет?
Подошла хозяйка заведения с блокнотиком для записи заказов и встала почти вплотную с парой, которая, погрузившись в обсуждение, не заметила ее присутствия, так как та его никак не обозначила. Потягивая сигарету, хозяйка невольно слушала их разговор, спрашивая себя, когда же они «соизволят раскрыть глаза». В конце концов, она не торопилась. Утренний наплыв посетителей закончился двадцать минут назад, остались только припозднившиеся клиенты и завсегдатаи-пенсионеры, которые проводили утро в ее баре.
Джулия наконец решилась выложить все как есть:
— Это значит, что я пошла к тебе, мы выпили по стаканчику, мы… обнимались, разделись, но…
Она не решалась договорить, покраснев от смущения.
Томас не понимал. Или, может, не хотел понять: несомненно, у него уже возникло предчувствие, что предстоит услышать нечто не совсем приятное.
— Мы разделись?
— Да, и ты даже меня…
— Я тебя?
Она засмеялась, чтобы скрыть смущение: это в самом деле было нелегко объяснить!
— Нет, по правде говоря, ты не смог… ну…
Джулии в голову пришла мысль. Памятуя о том, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, существенная экономия времени в данных обстоятельствах, она взяла ложку и на глазах у Томаса медленно опустила ее, пока та не достигла угла в сорок пять градусов.
Томас понял, покраснел, и у него вырвалось крепкое словцо.
— Ну так что будете заказывать? — спросила официантка.
Томас вытаращил глаза, только сейчас заметив, что кто-то встал рядом с ними.
Допив кофе одним глотком, он протянул ей чашку со словами:
— Ничего. Только чашку черного кофе. Очень крепкого, пожалуйста.
— Я думаю, вам следует заказать яйца. — Она приготовилась записать в блокнотик.
Томас подумал, что она, возможно, все слышала, смущенно улыбнулся и ответил:
— Хорошо.
Джулия сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Она заказала тосты без масла. Преданная сторонница диеты Скарсдэйла, молодая женщина следила за количеством употребляемого жира и за совместимостью продуктов, что позволяло ей сохранять восхитительно стройную фигуру, не прибегая к голоданию, — она даже могла себе позволить два или три маленьких гастрономических праздника в месяц: нужно все-таки жить в свое удовольствие!
— Ты, должно быть, разочаровалась, — сказал Томас, когда официантка удалилась.
— У меня была, скажем, эмоциональная реакция. Я ушла.
Томас был ошеломлен: значит, его алиби ложное!
— Ты ушла? В котором часу?
— Не знаю, в девять или десять вечера.
— И ты не была со мной всю ночь?
— Прости, но нет.
— Это значит, что…
— …Твое алиби не такое уж железное.
— В первую очередь это значит, что я мог изнасиловать Катрин вчера вечером.
Официантка, доставившая кофе для Томаса, услышала его последние слова и шмякнула на стол чашку. Решительно, крайне странная парочка! Мужчина не мог показать класс своей любовнице, но зато изнасиловал какую-то Катрин! Знает она этих ньюйоркцев! Нужно как можно скорее возвращаться в родной Айдахо!
Немного смутившись, Томас и Джулия поняли, что официантка наверняка услышала сие по меньшей мере неожиданное заявление, и улыбнулись, пытаясь показать, что это шутка.
Официантка, бросив на них недоверчивый взгляд, отошла. Диагноз «странная парочка» она не отменила.
— Но то, что ты сделала, очень серьезно, — сказал Томас. — Ты скомпрометировала себя из-за меня. Для чего?
— Я представила, что… Я не знаю. Но я уверена, что ты не мог совершить такой ужасный поступок.
Томас ничего не ответил. Как бы ему самому хотелось разделить эту уверенность!
Глава 21
Увидев свое отражение в зеркале после осмотра доктора Конвей, Катрин от неожиданности попятилась. Ее обидчик был безжалостен, она действительно получила массу повреждений. Ее лицо было покрыто синяками, а нижняя губа рассечена и припухла, левая щека также повреждена. Девушка дотронулась до нее, и ее лицо исказилось от боли: настолько свежи были нанесенные раны.