Иерусалим правит

Отсутствие энтузиазма со стороны режиссеров постоянно разочаровывало Эсме, а я все еще не добился такого влияния, чтобы заставить какого-нибудь студийного босса признать ее талант. По правде говоря, я не думал, что актерское ремесло — подходящее занятие для моей милой, которая была слишком чувствительна для такой жизни. Любя Эсме, я считал ее стремление к огням прожекторов всего лишь пустяком; я понимал, что она никак не сможет справиться с популярностью, добившись успеха, а ее подлинное призвание — это роль домашней маленькой девочки, которая хочет только заботиться о своем обожаемом муже, о своем «папике», как она иногда называла меня, и гладить его рубашки. Некоторое время она даже пыталась вызвать у меня ревность, намекая, что ею заинтересовался еврей Чаплин, прославившийся исключительно за счет педофильских наклонностей. Но все девочки, которым благоволил Чаплин, появлялись в его фильмах, а Эсме так и не предложили контракт. Арбакль умер как опозоренный мученик, а его честолюбивые конкуренты достигали все больших успехов. Лично я вообще не сочувствовал маленькому коммунисту. Он никогда не вызывал у меня смеха. Я сказал ему это прямо в лицо однажды на вечеринке у Нормы Толмедж. Он ответил, что как-нибудь переживет.
— Вы мне, по правде сказать, тоже не кажетесь забавным, — таков был его бессмысленный ответ.
Я, в конце концов, не комик! Какой mensch! Какое mishegass! [147] Что можно сделать с такими людьми?
Когда был подписан и утвержден контракт с «Делюкс», я зажил великолепной, разнообразной жизнью; меня окружала красота, я наслаждался всевозможными удовольствиями. В «Метро-Голдвин-Майер» и «Парамаунт» города строились за считанные дни; целые страны были сотворены моей фантазией и моими руками, словно я сам обрел дар великого Вора — казалось, мне достаточно просто потереть медную бутылку, и я освобожу безграничную власть, получу тысячу рабов и миллион воинов, подчиняющихся моим приказам! Самые красивые женщины мира, носившие экзотические изящные одежды и костюмы разных эпох, украшали сотворенную мною вселенную, и многие из этих женщин считали меня привлекательным. В первых своих ролях на «Фоксе» я постоянно угрожал женщинам и никогда не достигал цели, но за кадром все обстояло совершенно иначе. Те голливудские девочки были весьма извращенными. По крайней мере, одну-две ночи они находили мой экранный образ очень привлекательным и хотели, чтобы я был бессердечным существом, которое Бак Джонс или Хут Гибсон пристреливали в последней части, — а раз они этого хотели, я иногда старался им угодить. Это «безумие Валентино» стало, с готовностью признаюсь, желанным облегчением; я смог отдохнуть от отеческой роли в отношениях с моей прелестной невестой. Теперь я вижу, что моя жизнь напоминала жизнь Фауста после того, как Мефистофель стал его слугой. Многие мои вечеринки походили на оргии Вальпургиевой ночи. Использовалось столько стимуляторов и наркотиков, что я сохранил лишь самые туманные воспоминания о мягкой плоти, о спутанных волосах, о потной коже, о драгоценностях и разорванных шелках. Я получал все, чего желал, и даже больше. Мне исполнилось только двадцать пять лет. Откуда мне было знать, что я вот-вот попаду во власть дьявола? Сатана уже тогда обретал могущество, и в тридцатых годах Голливуд стал просто средством пропаганды для евреев-социалистов. Ах, Гете, почему мы не услышали твои слова вовремя?
5 мая 1925 года я приступил к съемкам на «Делюкс»; я впервые играл главную роль — в сериале «Белые асы». Звездой там считался Бадди Браун [148] в роли смелого молодого английского аса, но именно Макс Питерс, игравший его друга, отважного русского летчика графа Топольского, так блеснул в первой части, что в пятой, «Шпионы с небес», «Ас» Питерс был упомянут в титрах наравне с Брауном. В те дни серии-короткометражки неоднократно использовали, чтобы заполнить паузу в десять или пятнадцать минут, пока настраивали другой проектор для главной картины; так что публика знала звезд сериалов так же хорошо, как Валентино или Свенсон [149]. Очень скоро моя зарплата достигла ста десяти долларов в неделю, и я снова стал летчиком — в десяти сериях «Рыцарей воздуха», где возглавлял отряд джентльменов-добровольцев в битве с немецкими ордами; затем последовали «Рыцари воздуха спешат на помощь», пятнадцать частей столь же отважных битв против новых врагов Америки, иностранных деловых кругов и их преступных марионеток. Дальше были трехчастные картины «Ас из асов», «Асы в небе», «Асы и короли»; везде я играл опытного летчика, демонстрируя все свои познания. Я был слишком ценным актером для студии, поэтому полетами занимались другие люди (большей частью использовали архивные кадры, чтобы сэкономить деньги), хотя в кабине я, конечно, появлялся, а на экран за моей спиной в это время проецировались битвы и все прочие события и создавалась замечательная иллюзия реальности. А потом была моя первая главная роль в вестерне. Я сел в седло, став героем «Ковбоя в маске» — чрезвычайно успешного «промежуточного» проекта из десяти частей; публика потребовала новых приключений ковбоя, а мое полускрытое лицо сделалось известнее лиц Ла Рока или Купера [150]! Лессер, кажется, столкнулся с затруднениями; коллеги из «Метро-Голдвин-Майер» подозревали его в «сокрытии доходов», поэтому, по его словам, следовало выжимать как можно больше денег. Мы начали снимать по две или три части в день — и завершали сериал меньше чем за неделю! То были бурные времена! Вдобавок Голдфиш прислал мне письмо, в котором говорилось: ему нравится мой сценарий, но он чувствует, что кто-то чуть более сведущий в английском должен отшлифовать текст. Он предложил мне еще тысячу долларов, которую я решил принять, — вот так мои «Красная королева и белый рыцарь» в конце концов оказались фильмом «Пародия» с Рикардо Кортесом, Барбарой Бедфорд [151] и, по моему предложению, Лоном Чейни в главных ролях. У меня все еще хранится статья об этом; я нашел ее несколько лет назад, когда занимался подержанными вещами. В журнале «Пикчегоуэр» мой фильм назвали важной для нашего времени историей; автор рецензии полагал, что Чейни сыграл одну из своих самых трогательных ролей — Сергей Заячья Губа, крестьянин, наделенный умом и моральной силой, любит героиню издалека и в конечном счете умирает, защищая ее честь от красноармейцев. В «Фотоплей» написали, что напряжение «выдержано удивительно». Я всегда чувствовал, что меня немного предали: автором сценария был назван «Уолтер Симэн». Но к тому времени, я полагаю, он уже научился у Голдфиша приписывать себе чужие работы! Я никогда не видел фильма, хотя много раз отправлял запросы на Би-би-си и в Национальный дом кино. Мне даже осмелились заявить, что картины никогда не существовало, хотя я посылал им копии журнальных вырезок. Они ответили, что немые фильмы интересны только ограниченной аудитории. По крайней мере, этому я могу поверить. Вкусы публики окончательно испортились — Левант обрел в Голливуде второй дом. Я благодарен за то, что смог почувствовать атмосферу золотого века прежде, чем Мефистофель захватил город, как турки захватили Константинополь в 1493‑м. И тогда евреи из Испании хлынули туда потоком, высланные великим христианским королем и церковью, решившими прижечь раны своей страны и избавить ее навеки от тлетворного влияния евреев и мусульман [152].
 
 
Я видел новую Византию. Я видел, как она поднималась над морем — там, где сходятся все народы земли. Я видел, как разрывали на куски ее мертвое тело, как ее зловоние разносил грязный ветер с Востока, как падала во прах ее слава, как забывались ее победы, как искажался ее смысл. Она должна была стать столицей христианского мира, вместилищем мудрости. Ее труды принесли бы свет всей планете. Власть Голливуда могла преобразить земной шар. Я должен был стать одним из самых влиятельных архитекторов будущего. Но не думаю, что судьба предназначила мне много счастья. Вскоре в мою жизнь снова вторглись нежелательные осложнения. Какие отвратительные мелкие умы, какие ничтожные стремления, какие низменные цели у большинства людей! Как они ненавидят тех, кто готов рисковать, готов встретить опасность и добиться награды! Какое разочарование я испытал, обнаружив, что даже те люди, которых я ценил и которым доверял, не только не могли разделить мои мечты и человеколюбивые взгляды, но и просто боялись их! К октябрю 1925‑го я стал в Голливуде солидной, уважаемой персоной. У меня было все, чем восхищались в этом месте. Внешность, успех, мозги, воображение и роли в больших фильмах. После моего успешного выступления в «Ковбое в маске» появились еще четыре сериала: «Возвращение ковбоя в маске», «Закон ковбоя», «Справедливость ковбоя» и «Ковбой в маске в дьявольской гонке». Прокатчики так накинулись на них, что на «Делюкс» мне предложили роль капитана Джека Кэссиди — аса из асов — в их пятнадцатисерийном фильме «Ас среди асов» (с Глорией Корниш!), потом в «Небесных ястребах» и в «Небесных наездниках». К тому времени на рекламных листовках появилось имя, под которым я прославился. В Голливуде и во всем мире меня знали как «Аса» Питерса, Небесного Ястреба. На студии очень много внимания уделяли моей карьере военного летчика и моим новаторским полетам, но считали неразумным упоминать о том, что почти все эти события происходили у меня на родине, в России. Я обрел популярность в роли летчика-аса, но Таинственный Линчеватель, ставший шерифом молодой ковбой по имени Текс Риардон, — вот кого требовала публика. За несколько недель я появился в «Ковбое одинокой звезды», в «Сражающемся ковбое» и в «Друге ковбоя». Я не опечалился даже тогда, когда однажды в понедельник утром, появившись на Гауэр-Галч, чтобы начать работу над «Песней ковбоя», обнаружил, что большая часть студии демонтирована, офисная мебель вывезена, а никаких признаков руководства нет. Оказалось, мы только на несколько минут опередили заместителя шерифа. При помощи режиссера я смог собрать и спрятать множество коробок с пленками — в большинстве этих фильмов я играл главные роли. Пленки тайком перетащили ко мне в автомобиль, а потом — и домой. Тогда я не особенно расстроился. Я уже собирался покинуть «Делюкс» и подыскать студию получше. Став юным Тексом Риардоном, поклявшимся утвердить правосудие на Западе, я добился огромного морального и художественного успеха, несмотря на то что большую часть времени половину моего лица прикрывал цветной платок. Колоссальная популярность ковбоя в маске (его история была основана на приключенческих текстах Эрла Г. Стэффорда в «Олл стар уикли» и «Манси мэгезин» [153]) сделала меня героем, которого нередко приглашали на открытия родео; я чаще всего отклонял приглашения, потому что на студии мой акцент считали недостаточно западным. Теперь я работал сразу в трех направлениях: на «Метро-Голдвин-Майер» я был художником по декорациям, у Голдфиша — сценаристом, а публика меня знала как актера! И все же голливудские магнаты проявляли так мало интереса даже друг к другу, не говоря обо всех прочих, что ни один из них не смог разгадать правду! Многие женщины считали мою внешность романтичной; они утверждали, что я более изысканный Валентино. Некоторые готовы были бороться за мою благосклонность.