Обещанна тебе (СИ)
Мы договорились встретиться на загородной даче. Уверен, что Барон, итак, уже знал о моём прибытии, поэтому светиться лишний раз было ни к чему.
Соболев не доверял мне. Это было видно по его глазам. И было ещё другое чувство, которое подтвердилось первым же его вопросом. Нет, он не спрашивал о Бароне, не интересовался тем, что могло прибавить звёздочек такому принципиальному менту. Он задал совсем другой вопрос.
- Где Вика? - Спросил это с ноткой ненависти и презрения.
- Я не знаю. Последний раз мы виделись два дня назад, и думаю, больше не увидимся. Ты же знаешь на кого она работала? - Он кивнул, и именно тогда я понял, что мы договоримся. Потому что есть лишь один человек, которого он ненавидит больше меня. - И со мной она была только по его приказу.
- Не только. - Нехотя сказал Соболев. - Она любит тебя. Уж поверь, я её знаю.
- Я пришёл поговорить о Бароне. У меня есть на него компромат. А у него моя девушка. - Мой собеседник злобно оскалился.
- Не много ли у тебя девушек, Игорь Леонидович? И почему не пошёл с ним на сделку, а пришёл ко мне?
- У нас с Викой ничего не было. Никогда. - Решил я закончить тему, и как ни странно, майор от этих слов заметно расслабился. Неужели до сих пор надеется её вернуть? - И я хочу, чтобы он сел. Здесь, - перебросил ему флэшку, - всё, что поможет тебе упечь Барона до конца его дней, закрыть пару борделей, притонов, и поймать ещё около двадцати барыг. Я предоставляю тебе любую помощь, а взамен мне нужен Барон. Живым. На два дня.
- Это противозаконно. - Отрезал Соболев, тем не менее, продолжая сжимать в руках флэшку.
- Тогда я справлюсь сам. Мы ведь с тобой на неофициальной встрече. Ты не при исполнении. - Протягиваю руку, чтобы забрать, то, что я знаю точно, Майор уже не отдаст.
- Предлагаю компромисс.
- Какой же?
- Ты сможешь пообщаться с ним на месте задержания. Если до этого, конечно, дойдёт. После того, как он попадёт к нам, ты до него добраться не сможешь. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что теперь у него будет армия адвокатов, и любое наше нарушение, лишь усилит его шансы. Брат Туманской напишет заявление о её пропаже, и я это пришью к делу, а соответственно буду иметь право допрашивать и на эту тему. Я помогу тебе в её поисках, если это будет нужно. И ещё. Он будет в общей камере. Тебе же не надо рассказывать, что в этом есть свои плюсы? - Меня не так сильно устраивало его предложение, как мой вариант, но при этом, я понимал, это лучшее, что я мог получить. Да и правда в словах Соболева всё же была. Если мы поступим не по закону, то лишь подадим Барону ещё одну зацепку к тому, чтобы скостить срок, или получить залог. В России эта практика была небольшой, но всё же была. Деньги открывают многие двери, а у Барона их было достаточно, чтобы свалить.
- Добро. - Майор повеселел, и сразу же убрал флэшку в карман.
- Не оступись только сам, Игорь Леонидович. - Подмигнул мне Соболев, и вышел из дома.
******
Честно говоря, я не верил, что майор возьмётся за эту работу, что он рискнёт пойти против Барона, и его при этом не заткнут. И каково же было моё удивление, когда уже наутро Соболев сообщил о первых результатах. Работа по списку Вики шла удачно, и теперь не нужно было ходить вокруг да около. У нас была возможность бить прицельно. Проблема заключалась лишь в том, что люди, которых брали, готовы были сдохнуть, но не сдать своего хозяина. Но майор работал над этим, попутно установив слежку за самим Бароном. Потому что с каждым пойманным мы были всё ближе к тому, что мразь свалит из города, и ляжет на дно. Ведь он знал о каждой своей пешке, и наверняка, уже догадывался, что под него копают. Только вот Соболев не первый и не последний, и борзость Барона нам в этом сыграет на руку.
Спустя несколько дней мы знали о нём всё. Рестораны, бары, бордели, всех шлюх по именам. Соболев пообщался и с ними в том числе. Неофициально. И они боялись Барона, как огня. Потому что от него возвращались не все девушки, и не всегда. Оказалось, что этот больной ублюдок помешан на причинении боли. И не такой, которую мы привыкли видеть в постели. А более жёсткой. Точнее жестокой. До переломанных костей, и глубочайших шрамов, всё зависело от его настроения. Сейчас я вспоминал шрамы Дианы, и становилось по-настоящему страшно, а надежд оставалось всё меньше и меньше. Потому что её рядом с ним не было. Нигде. Они не появлялись вместе в общественных местах, её нигде не видели одну, а спрашивать о её отсутствии никто не решался. Девочка как в воду канула, и только он сам мог ответить на вопрос о том, где она.
Спустя ещё неделю мы были готовы. Все материалы были собраны, и этого вполне хватало для задержания. Естественно, Соболев предупредил о том, что мне стоит держаться подальше. И только когда Барон окажется в их руках, у меня будет час, чтобы пообщаться. Мне этого было достаточно. Я планировал сделать всё, чтобы вытрясти из крысы правду, но сидеть в стороне я не собирался. Что-то мне подсказывало, что он будет готов свалить в последний момент, поэтому, вместо того чтобы отсиживаться в номере, взял ребят, и поехал к его особняку.
Глава 32. Диана.
- Девочка, ну что ж ты опять плачешь. Так ты отсюда никогда не выйдешь. Опять таблетки вот дали. А они нехорошие, понимаешь? Если ты успокоишься, то я скажу, что дала, а сама выкину. Слышишь? - Голос доносился откуда-то издалека, словно эхо. Слезы мешали рассмотреть человека, говорившего эти слова, но я знала её голос. Она не такая, как остальные. Хорошая. И голос у неё добрый. Как у мамы.
Ладонь коснулась волос, и ласково провела по всей длине. Они отросли немного, но края оставались всё такими же кривыми. Я помню тот день, когда осколками разбитого зеркала срезала их, насколько могла дотянуться. А потом его голос мерзкий. Орал, чтоб остановилась, что я больная, сумасшедшая. Потом он ударил меня, сначала ладонью по лицу, а когда свалилась на пол, бил ногами до тех пор, пока не отключилась. Последнее, что помню, это его крики. “Мразь! Маленькая дрянь! Я всё в тебя вложил! Всё отдал! Что тебе ещё надо?! Деньги? Цацки? Море? Или ублюдка своего хочешь?! Сдох он! Такой же слабак, как и его отец!!!! Забудь уже, и живи нормальной жизнью! Со мной!” А я не верила ему. Не мог он умереть. Мой малыш. Я чувствовала, что он есть, что он где-то один, там, где его не любят. Шептала о том, как ненавижу, через боль, всё громче и громче, окровавленными губами. А потом темнота. Очнулась уже здесь, в этом болоте из голодных зверёнышей. Тут каждый был готов убить за дозу. А врачи? Какие к чёрту они врачи. Они эту дрянь всем таскали, продавали, кто подороже готов выложить. Как мой Степан когда-то продал меня подороже. А что сейчас с ним? Он счастлив? Или уже умер от очередной инъекции? Это страшно, осознавать, что тебе плевать, жив ли твой родной брат. Человек, которого ты с детства любила и боготворила. Человек, способный предать и убить. Но ещё хуже думать о Нём. Единственное, что всё ещё придавало сил, это то, что он жив, я это точно знала, как и то, что жив мой малыш. Значит всё не зря. Мне бы только выбраться отсюда, и забрать своего мальчика. Убежать на край света, чтобы больше никто нас не нашёл. И не знать больше ничего, ни о прошлом, ни о будущем. Просто жить, дышать, и любить.
- О чём ты всё время думаешь? Ты же не наркоманка, я их уже за версту чую. Не плачь, девочка. Всё образумится. Ты только старайся, борись. - Потрепала меня по плечу, обращая на себя внимание. - Не будешь плакать? Выбрасываю таблетки?
- Да. - Прошептала голосом, который уже успела забыть. Здесь не с кем, и незачем говорить. - Выбрасывайте.
****
- Ну вот и славно. - Сказала медсестра, осторожно пряча таблетки во внутренний карман халата. - Тебе без них легче станет. И разум яснее будет.
Присела рядом, на краешек кровати, протягивая ладонь к моей руке. Она не хотела ничего плохого, лишь утешить, я это знаю. Но не могу привыкнуть к прикосновениям, да и не нужно мне это. Я до сих пор помню, как санитары выламывали мне руки после очередной попытки побега, как один из них пытался сорвать с меня больничный халат, хватаясь за ладони и отдирая их от груди, чтобы не прикрывалась. Тогда меня спас глав врач, выставил тех подонков из палаты, и запретил им прикасаться ко мне. Потому что Он не разрешает, потому что для Него я до сих пор собственность, игрушка, пусть даже сломанная и запертая в тёмном шкафу.