Зло

Он знал, что сделает со своими деньгами. Четвертак, полученный сегодня от Жоры, да двадцатник в заначке дадут ему возможность пожить неплохо. Он не поедет в Сочи с Жорой, а рванет в Ялту, к старому дружку. Домик маленький купит, на работу устроится. А там посмотрит. Южная жизнь — веселая, легкая, как конфетти. Посмотрим, как сложится. Посмотрим.
Вот уже совсем темно стало, сквозь чердачное окно начал пробиваться прохладный ветерок. Он немного остудил разгоряченное лицо, и Мишка задремал. А проснулся от звука голосов. Жорик с кем-то невидимым в темноте говорил по-армянски.
— Поспал, Миша? — наклонился к нему Жорик.
— Немного. Пора?
— Ну и нервы у тебя.
— Вылечил в лучшем санатории Лабытнанги.
— Ты что, ты что… — Жорик снова трижды плюнул через плечо, — такое перед делом вспоминаешь.
— А ты, Жорик, наколку на груди изобрази: «Кто не был — тот будет. Кто был — не забудет».
— Веселый ты, Михаил, сегодня.
— На веселое дело идем.
Мишка раскрыл сумку и вынул халат. Обычный синий рабочий халат.
— Я готов.
Мимо двух молчаливых амбалов они прошли к чердачному окну.
— Давайте я вашу сумку понесу, — сказал один из них с сильным акцентом.
— Не надо, браток, я, как Диоген, все свое ношу с собой, — ответил ему Мишка.
— Не слышал такой кликухи.
— Не слышал и не надо, — зло прошипел Жорик, — тебе по закону с таким человеком, как Махаон, базлать без разрешения нельзя.
Они вышли на крышу. Внизу разбегались улицы золотистыми фонарными строчками. Ничего не скажешь, красивый вид.
Сидели мы на крыше,
А может быть, и выше,
А может быть, на самой на трубе, -
пропел Мишка куплет с детства приставшей к памяти песни.
— Веселый ты парень, Миша, — помотал головой Жорик, — ничего не боишься.
— Боюсь, Жора, боюсь.
Чего он боится, Мишка пояснять не стал. Надо было перепрыгивать на крышу банка. Потом они влезли в чердачное окно. Мишка зажег фонарик. Чердак был завален перевязанными шпагатом пачками документов.
— Пожара не боятся, — шепнул он Жорику. 
Дверь. 
Лестница.
Снова дверь.
Комната заставлена старыми столами, стульями, шкафами. Посередине пол был вскрыт и виднелся черный проем.
Мишка достал из сумки альпинистский трос. Вот то, что он искал. Под одним из окон батарея была снята, а из стены торчали крепежные крюки.
Махаон сноровисто обмотал трос вокруг крюка. Затянул, подергал. Вроде порядок. Он сбросил трос в дыру. Повесил через плечо сумку.
— Ну, я пошел.
— С богом, — прошептал Жорик и перекрестился.
Мишка протиснулся в дыру и осторожно спустился. Подошвы мягко коснулись пола. Махаон достал фонарик. Жесткий конус света вырвал из темноты стеллажи, уложенные запечатанными в полиэтилен пачками пятидесятирублевок.
Вот это да. Вот это место.
И в ушах зазвенела старая уркаганская песня, которую пел под гитару его сосед Юра Ельцов:
Деньги советские ровными пачками
С полок глядели на нас.
И думать Махаон не мог, что придется ему хоть раз такое увидеть. Но нельзя было сопли распускать. Деньги эти декорацией были, мифом, темой для рассказов.
Свет фонарика побежал дальше и уперся в сейф. Вот и ты, мой маленький. Вот ты где. Ну что же, давай знакомиться, я уже наладил отношения с тремя твоими братишками. Думаю, и мы подружимся.
Рукою в тонкой нитяной перчатке Мишка погладил нового знакомца. Обласкал его, бедолагу. Потом достал из сумки стетоскоп, вставил в скважину отмычку, прижал головку стетоскопа к металлу. 
Раз. Два. Три.
Отмычка хорошо взяла зубья замка. Все правильно, заблокировал замок Абалов. Хитрый чучмек, битый зверек. Но только мы тоже не фраера. Мишка, как пианист по клавишам, пробежался по металлической лепнине сейфа.
Вот, поддалась одна. Он посветил фонарем и вставил в скважину «лисью лапу». Щелчок был громким, как выстрел. Мишка перевел дух. Блокировка снята. Теперь снова отмычечка-девочка. Вошла, вошла, милая. Мягко, как домой.
Теперь осторожно. Вправо. Влево.
Пусть обвыкнется, зацепит зубья, ляжет на них.
Пора. Он резко повернул отмычку. Замок поддался без звука. Что и говорить. Последний он профессионал остался в Союзе. Последний.
Махаон повернул ручку, потянул на себя. Сейф чмокнул, как банка с грибами. Луч фонарика сразу же уперся в коробку. Вернее, в ларец. Большой цены вещь. Одни камни на вензеле стоят дорого.
Мишка вынул ларец. Тяжелый, падло. Видно, много брюликов в нем. Но это не его дело. Мишка спрятал ларец в сумку. Посветил фонариком.
Много добра прятал здесь Абалов. Одних долларов немеряно. Часы золотые. Пистолет. Обычный «тэтэшник» со стертым воронением.
Повинуясь внутреннему чувству, Мишка достал пистолет, выщелкнул обойму. Патроны на месте. Тогда он вбил магазин в ручку, передернул затвор, поставил пистолет на предохранитель и сунул его под пиджак, сзади за ремень. И еще он взял черную записную книжечку. Пригодится. Может, сюда и записал ожидающий расстрела Абалов тайну своих схронов.
Потом Мишка аккуратно закрыл сейф и дернул за веревку. Его подняли быстро и споро.
— Ну? — прошептал Жорик, когда голова Мишки просунулась в дыру.
— Погоди.
Махаон уперся руками в пол, вылез.
— Все у меня. Сваливаем.
На чердаке Мишка вынул ларец из сумки, протянул Жорику.
— На.
— Фанеры там много? — поинтересовался Жорик.
— На сто жизней хватит.
Он не видел в темноте, как один из амбалов сжал другому руку.
— Мы сейчас уйдем, — сказал им Жорик, — а вы дыру прикройте, чтобы сразу в глаза не бросалась.
Те ответили что-то по-армянски. Но Мишке было не до них, на лестнице он закурил. Как все-таки сладок грех после воздержания.
Они с Жориком вышли на улицу. Пусто.
— Давай к машине, — Жорик тоже закурил, — слепили мы дело, Миша. Слепили.
— А ты как думал.
Они подошли к «Волге». Дверца открылась, и вылез Ястреб. Он был такой же элегантный и добродушный. Только на этот раз оделся в коричневый костюм с переливом.
— Ну как, Жорик?
— Все нормально. — Жорик протянул ему ларец.
— Большой цены вещь. Работа Фаберже, — сказал Ястреб. — Что молчишь, Махаон?
— А ты меня, Ястреб, никак на правило выдернул…
Мишка не успел договорить. У них за спиной затормозил РАФ, из него выскочили четверо одинаковых амбалов в вельветовых джинсах и модных летних рубашках.
— В чем дело, Ястреб? — тихо спросил Жорик. — Ответа не боишься?
— От тебя оборотки не будет, Жорик. Кто за ссученного слово скажет? А Махаона нет. Умер он на зоне. Сердце не выдержало. Поэтому прощайте, подельники.
— Не знал я, Ястреб, что ты такая падаль. — Мишка сплюнул.
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, так, Махаон? — засмеялся Ястреб.
— Ты что?! Ты что… — Жорик рванулся к Ястребу. Но двое амбалов скрутили его и поволокли к «рафику».
— Машина теперь тебе, Жорик, ни к чему, — сказал ему в спину Ястреб, — я ее за расходы забираю.
Один из амбалов, мордатый блондин, обстукал Мишку. Делал он это непрофессионально, не по-ментовски.
— Пустой.
— А то как же, — ощерился Ястреб, — авторитетный вор с собой на дело лишнего не возьмет. Перед тобой, Махаон, я в замазке. Но падло буду, если бы не заказчики, волчары позорные, я бы на тебя руку вовек не поднял. Если можешь, не держи душу на меня. Я долю, что у Жорика лежит, твоим родным передам.
— И на том спасибо, Ястреб, — Мишка скрипнул зубами, — только если фуфло зарядишь, я с того света за тобой приду.
Мишка повернулся и пошел к машине. Влез в салон, сел в углу. Машина тронулась. Двое амбалов сидели с ним, двое — в кабине.
Машина летела по пустым улицам, что-то бормотал по-армянски забившийся в угол Жорик, дымили сигаретами охранники.