Стой, ты мой (СИ)

- Очень болит, - веско выговаривает. - Похоже, вывих. Меня прям по стене размазали в смятку, - сыпит садистские подробности, криво улыбаясь. Заставляет чувствовать себя гаже некуда. - Котик за меня вступился и его за грудки через стойку протащили. Я старалась одному яйца запинать. И он как давай меня метелить, вы бы видели, - радостно заканчивает. - Вы довольны? Или жалеете, что меня не прибили там?
Снимаю пиджак и набрасываю ей на здоровое плечо. Сажусь на корточки перед ней, и подвинув за талию, осторожно касаюсь губами кожи рядом с царапинами.
- Надо подуть, - подсказывает.
Дую. Еще раз целую. Говорю:
- Купим другую кофточку.
- Нет уж, - она трясет волосами. - Мне тех кошачьих трусов хватило.
- Застудишься на бетоне, - сгребаю к себе, разворачиваюсь с ней и сажусь на ступеньки. 
Она ерзает у меня на коленях, устраивается удобнее, чтобы не задевать травму. Большим пальцем стираю с её щеки чёрные крупинки туши. Другой рукой набираю Василине сообщение. Если дебилы ещё в клубе, охрана им во все щели пиво зальет. И водку, и коньяк. Как надо напиться, чтобы девочку об стену швырять?
Она щекочет носом мне шею и быстро шепчет, проглатывая окончания, что у нас ничего не будет. Мне всего тридцать девять, а ей нравятся мужчины постарше. И чтобы был маленький член, а то она как на вышке сидит. Александр Александрович, вы замечаете, что ваш кол вот-вот проткнет ваши упомрачительные брюки?
Усмехаюсь и оттягиваю ей волосы, впечатываюсь в губы. Сминаю талию, и пиджак падает мне на колени. Языком спускаюсь на шею, на грудь под чёрной сеткой. Тискаю её всю, как игрушку, она тёплая, вкусная и маленькая, совсем не для моих габаритов. Полуголая на моей ширинке, мне так не насытиться.
Ее юбка задралась и узкой полоской скаталась на бедрах. Лезу туда рукой. Она вздрагивает. Отрываюсь от её кожи и смотрю в глаза. Так же, как тогда за стойкой, кипит шоколад, но теперь она мне не мешает. Веду ладонью по трусикам. Она доверчиво полагается на меня. Позволяет сдвинуть в сторону шёлковую ткань. Обнимает меня за шею, и у неё влажная ладошка. Волнуется.
Пальцы зудят. Хочу залезть в неё, узнать, как там горячо, но мне крайне невовремя приходит мысль, что у меня руки грязные. И я давно не был у мастера, и что-нибудь ей пораню своими отвратными заусенцами.
Борьба с самим собой идёт, пока она тоже собирается меня потрогать и возится с моим ремнем, щелкает пряжкой.
Чертыхаюсь. Возвращаю трусики на место и перехватываю длинные пальцы. Она вскидывает подбородок и шепчет на ухо: почему?
Мою нежность не объяснить, на словах я просто идиот. Но меня мало это колебет, я могу быть нормальным мужчиной, а не озабоченным владельцем секс-бардака.
Полоска света у двери расширяется и раздается кхе-кхеканье.
Смотрим на бармена.
Надо разжать руки, а у меня тут малыш пригрелся, мне хорошо с ней, я эгоист и не отпускаю её, пока парень, глядя в пол, мямлит, что очередь пришла, и Крис ждёт врач.
Она тонет в моём пиджаке и скрывается в кабинете. Пока жду, даю бармену оплачиваемый выходной, деньги, и вызываю такси.
Кристине рекомендуют носить повязку под руку и мазь, которую мы покупаем в аптеке по дороге домой. Заезжая в знакомый уже двор думаю, что завтра можно вместе куда-нибудь сходить. Останавливаюсь у подъезда и не успеваю открыть рот, как взгляд упирается в красную тойоту сына, запаркованную у забора рядом с детской площадкой. Если прищуриться, считывается госномер. Поворачиваюсь на Кристину. Она хмурит брови и молчит.
Попалась.
Нда, Маша права, я всё таки лох.
  
Глава 11
 
- Мы живём вместе с Николь. Беркут-Попковой, - напоминаю двойную фамилию, над которой он угарает, но он даже не улыбается. Показываю на машину Егора и объясняю. - Егор, наверное, с Ваней Хромовым приехал. Мы ведем расследование. Слышал про Винни-Пуха? Вон там на четвертом этаже свет горит. Наша кухня. Уголок "Орхидея"...
- Помолчи, - просит он.
- В смысле? - изгибаю бровь.
 
- Просто заткнись, Кристина.
Мы проезжаем мимо подъезда и тормозим на углу дома. С одной стороны подвал, с другой зелёный павильон, уже закрыт. 
Он наклоняется и роется на моем сиденье, и я привстаю с места. Смотрю, как достаёт бутылек с антибактериальным гелем и зачем-то протирает руки.
- Что происходит?
Закончив, без слов нависает надо мной и вжимает в сиденье. У меня ноет плечо под его весом, но сказать об этом не могу, у меня во рту горячий кляп. Борода царапает кожу, как всегда, но щас он словно, вообще, забил на мои ощущения и возит своей мочалкой с целью стереть моё лицо в пыль. 
Не знаю, что случилось, но со мной больше не церемонятся.
Одной рукой со всей силы давлю его шею, перекрываю кислород, чтобы он сделал паузу. Но ладонь узкая, а шея у него необъятная, и я в проигравших. Без пользы копошусь под его каменными мышцами.
Ещё немного, и этот полузадушенный поцелуй отправит меня в кому.
Он затягивается как сигаретой, глубоко, и у меня сыпятся искры из глаз, путает мои волосы и от них шпарит током. Сжимаю челюсти на его губе и жду реакции, чтобы он рыкнул или дернулся, но ему не больно, в рваных движениях слепой фанатизм, и он с каждым выдохом невольно лишает меня рассудка.
У разливающейся по телу нездоровой тяги нет источника, она внушает знание, что должно быть именно так, остро и ломано. Запускаю пальцы ему в прическу, твердые покрытые лаком пряди рассыпаются, и я цепляюсь сильнее, хочу его небрежного, настоящего, взьерошенного, каким он просыпается. Нам тесно, в двухместной машине толком не повернуться, и тонкая спинка кресла подо мной скрипит и откидывается. Он отрывается от моего рта, но я тяну обратно, он только что заразил меня чем-то темным, бесконтрольной алчностью, и смертный грех вихрем зашибает весь мой мир, это даже не похоть, я хочу душу, хочу вырвать ее и обвешать цепями, и он всегда будет моим.
- Погоди, - он выворачивается.
Перчаткой быстро разжимает крепления на лобовом, с одной и другой стороны, локтем сминает откидную крышу, и резко двигает меня головой к багажнику. 
Просторнее.
Наваливается сверху. Задирает юбку, шелковые мини, и без прелюдий вставляет в меня пальцы. Один или два не разобрать, мне жжёт внутренности от беспардонного вторжения и этой антибактериальной жаровни на его коже, гель, кажется, со спиртом. Наполовину запутана в одеяле, вверху небо темно-синее и чистое, холодный свет звезд и ветер, но меня не студит, раскаленная вулканическая лава бурлит вместо крови по венам, среди декабрьского льда и снегопада во мне родилась не женщина, а стихийное пекло.
Он толкает до основания, и замирает, чувствую, как подрагивают фаланги, я насаженная на вертел тушка, у меня вкусная сочная корочка, и я жду, когда меня съедят.
- Не могу больше, поехали, - он стаскивает меня на сиденье.
- Куда? - не даю ему встать, держу за воротник пальто.
- В клуб.
Встречаемся взглядами.
И меня передергивает.
От прерванного удовольствия, от серьезных, без намека на улыбку глаз и прозаичности предложения. Улетучилась мистерия, и остался нетерпеливый взрослый мужчина, который хочет меня примитивно факнуть. Еще и не дома, а в клубе.
- Почему не к тебе?
- Какая разница?
- Мне неприятно в приват-комнатах.
- Домой я женщин не вожу. 
Пауза. Отчего бы сразу не отхлестать меня по щекам. 
Не найду сил разжать пальцы и отпустить его, пока он в моих руках, он все еще мой, и я глупо надеюсь, что он вот-вот скажет "я пошутил". Он молчит, и я говорю сама:
 
- Я думала, у нас по-другому.
- Кристина, - он смотрит на часы, и сам перехватывает мое запястье. С трудом отрывает скрюченную ладонь. Отпускает, и ветер пробирает меня до костей. - Я тебе объяснил, что это естественный инстинкт, никаких поездок на пони по радуге. Ты поняла. Сейчас в чем дело? Передумала? Тогда иди домой, и мы тему закроем. Уже поздно, день тяжелый, я устал.