Плохие решения (ЛП)

Было бы людям интересно, если бы это происходило на Таймс-Cквер?
Изменилось бы что-нибудь, если бы это было обычное ограбление?
Может быть, потому, что она проститутка, а он – сутенер из низших слоев общества, это никого не волнует?
Он затянулся сигаретой, обдумывая эти вопросы.
Поняв, что она без сознания, Хоакин толкнул проститутку на пол и перевернул ее на спину. Он провел пальцами по зачесанным назад волосам. Заметил оторванный лоскут щеки проститутки, свисающий с помятого обода его "Линкольна".
- Посмотри, что ты сделала с моим гребаным ободком, сука! - крикнул он.
Он ударил ее по лицу, пиная и топая ногами. Выбитые зубы вылетели у нее изо рта и застучали по мостовой. Брызги крови попали на него. Ее череп треснул, а челюсть отвисла. Долгие, болезненные стоны вырвались из ее рта. Она бормотала нечеловеческим голосом, как умирающее животное. И каждый удар был хуже предыдущего.
Скут, наконец, вздрогнул от дискомфорта. Он еще раз затянулся сигаретой, затем вздохнул и бросил ее на улицу. Как только он сделал шаг в сторону переулка, чтобы помочь женщине, в его кармане зазвонил сотовый телефон. Он вытащил его и проверил уведомление.
ЗАПРОС НА ПОЕЗДКУ
Пассажир: Терри Грей
Подобрать в аэропорту Кеннеди, Терминал 2
Он снова посмотрел на переулок, слегка пожал плечами, как бы говоря: Может быть, в следующий раз, сел в такси и уехал.
Женщина умерла в ту же ночь. Машина Хоакина была опознана, но он не был арестован. Жертва была просто еще одним безымянным секс-работником в мире, полном безымянных людей.
 ГЛАВА 2. Одиночество 
 
Скут стоял в дверях ванной, в спальню лился свет из-за его спины. Он был без рубашки, волосы влажные после душа. Его живот был дряблым, в то время, как грудь и руки были твердыми. Начиная с темной круглой впадины сверху, от плеча до бицепса тянулся шрам. Он напоминал перевернутый восклицательный знак. Это был шрам от огнестрельного ранения.
Это дополняло шрам на правой стороне его лица, который тянулся от уголка рта до уха - улыбка Глазго[2].
Он смотрел, как его жена, Джина МакДональд, спит в постели спиной к ванной. Ее вьющиеся черные волосы были собраны в пучок.
Не оглядываясь на него, она сказала:
- Выключи свет, если ты закончил.
Скут щелкнул выключателем, затем медленно подошел к кровати, половицы стонали под его босыми ногами. Он забрался в постель и скользнул под одеяло.
Скут прошептал:
- Прости, что опоздал. Мне нужно было забрать клиента из аэропорта. Солидная плата за проезд, отличные чаевые. Спасибо, что оставила мне тарелку в микроволновке. Я, гм... Я очень ценю это.
- Это было просто для того, чтобы соблюсти приличия.
- Что? Что ты имеешь в виду?
- Для детей. Я просто хочу, чтобы они чувствовали себя нормально.
- Да, хорошо... Я думаю, это хорошо. Ты хорошая мать. Великолепная мать.
A ты - отличный отец. Скут хотел услышать эти слова из ее уст. Вместо этого Джина поправила подушку и отодвинулась от него подальше. Он ласкал ее руку, пока его пальцы не соскользнули с ее локтя. Он провел пальцами по ее ночной рубашке от грудной клетки до бедра. Затем коснулся ее обнаженного бедра. Он поцеловал ее в затылок, скользя пальцами по ее ночной рубашке, и нежно потерся промежностью о ее мягкую, соблазнительную попку.
Джина шлепнула его по руке, скользнула на край кровати и усмехнулась. Раздражена? Нет, она была в ярости.
- Что? - спросил Скут.
- Твоя щетина, это... это слишком зудит.
- Ты серьезно? Ты хочешь, чтобы я... побрился?
- Не беспокойся.
На самом деле она хотела сказать: Не беспокой меня.
Она повернулась к нему спиной и снова поправила подушку. Это была двуспальная кровать, достаточно места для двоих или даже троих, но ей было удобнее всего на краю.
Сев в постели, Скут нервно рассмеялся и почесал затылок. На его лице было растерянное, смущенное выражение. Нет ничего хуже, чем быть отвергнутым любимым человеком.
 
Приглушенным голосом он сказал:
- Джина, дорогая... Послушай, мне очень жаль. Ладно? Я... Прошу прощения. Просто я... Я люблю тебя и скучаю по тебе. Я скучаю по близости с тобой, понимаешь? Я скучаю... по занятиям с тобой любовью.
"Нет" означало "нет". Но Скут жил своей жизнью, основываясь на древней пословице: если ты не пытался дважды, ты вообще не пытался. Так что для него это первое "нет" на самом деле означало "попробуй еще раз". Под бретелькой ее ночной рубашки он погладил ее большую грудь. Он провел пальцем по ее ареоле, а затем – по ее возбужденному соску.
- Я так сильно люблю тебя, Джина, - прошептал он ей на ухо.
Она не могла сказать ему то же самое. Он скользнул рукой в ее нижнее белье, ее короткие волосы на лобке царапали его пальцы. Она почувствовала, как его твердый член прижался к ее заднице. Джина думала о том, чтобы позволить ему трахнуть ее и спать дальше, но не хотела вознаграждать его, и она ничего ему не должна. Она стиснула зубы, почувствовав его палец возле своего клитора, не испытывая от этого никакого удовольствия.
Он пошевелил пальцем там, пока не отделил ее половые губы. Он был разочарован, обнаружив, что она не промокла насквозь, но был полон решимости заняться сексом. Он вонзил в нее средний палец.
- Ой!
Джина оттолкнула его руку и села на край кровати. Она поправила нижнее белье и ночную рубашку, бормоча что-то невнятное.
Скут сказал:
- Черт, мне очень жаль. Я просто пытался сделать так, чтобы тебе было хорошо. Я хотел...
- Я не в настроении, Скут.
Скут фыркнул и улыбнулся. Это была раздраженная улыбка, которую проигравший дал бы дерзкому конкуренту, чтобы скрыть свой гнев.
Он спросил:
- Когда ты будешь в "настроении"? Захочешь... Я имею в виду, когда ты в последний раз была в "настроении", а?
- Я собираюсь спать. Ты можешь остаться на своей стороне кровати или спуститься в гостиную.
- Прошло два года, Джина. Почти три. Я не могу вспомнить, когда ты в последний раз по-настоящему целовала меня, и я что-то чувствовал. Я знаю, что поступил неправильно. Я знаю, что все испортил. Но я...
- Мы сейчас это не обсуждаем, - бесстрастно сказала Джина. Она легла и сказала: - Спокойной ночи.
Скут закатил глаза и покачал головой. Ее холодное отношение ударило его смесью гнева и печали. Он любил свою жену и заботился о своей семье. Но внутри него был изголодавшийся по сексу монстр, которого он не мог накормить. Он больше не мог контролировать свои желания. Скут взял ноутбук и наушники с тумбочки и вышел из комнаты.
Джина не удостоила его даже взглядом. Она устроилась поудобнее, подложила подушку и засунула ноги под одеяло.
Скут прошел мимо ванной и кладовки. Он заглянул в комнату справа. Его десятилетний сын, Блейк, спал под одеялом с логотипом Фортнайт, его храп походил на кошачье мурлыканье. Ему хотелось зайти туда и погладить его растрепанные черные волосы, но он знал, что это только разозлит Джину, если она узнает. Он заглянул в спальню напротив. Марисса, его пятнадцатилетняя дочь, переписывалась со своими друзьями и слушала музыку под одеялом. Он слышал мелодию поп-песни и ее хихиканье с порога.
Нормальный отец сказал бы ей, чтобы она ложилась спать, но у него были не самые лучшие отношения с ней. Он винил себя в ее бунтарском поведении. Ущерб был нанесен.
 
Ближе к центру коридора он открыл люк в потолке и тихо развернул спускаемую лестницу. Он забрался на чердак, затем поднял лестницу и закрыл люк. За последние два года он провел на чердаке десятки часов. Он знал каждый уголок и щель, даже в темноте.
Семья МакДональдов хранила старую кухонную технику и мебель, учебники и романы, праздничные украшения и предметы первой необходимости в картонных коробках и пластиковых контейнерах на чердаке. Все было организовано, чисто и помечено.