В чужом обличье (СИ)

— А уж когда будем обмывать первый заказ, вот тогда и выпьем, настоящего козлиного самогона! Знаю я тут одну бабку, ну не я, а один из моих клиентов из дворца, но самогон у неё просто пальчики оближешь, мягкий, крепкий, без отрыжки, впору самому королю Гарришу, да проживет он сотню лет, на пирах подавать!
— Любишь нашего короля, — машинально усмехнулся Реймонд, оглядываясь.
Половина столиков были заняты. Чуть поодаль сидели ойстрийцы, о чем-то шептались, склонив друг к другу головы в традиционных шапочках. За ними отмечали что-то несколько стражников, правда, без оружия и явно не при исполнении, но точно стражники. Они смачно гоготали и хлопали по столу и друг друга по спинам. Чинно вкушали что-то пара проезжих купцов и их слуг, все с характерными ранфийскими бакенбардами, кто-то из местных в углу храпел, явно перепив. Еще дальше сидели несколько «горных горцев», как их насмешливо называли в Нуандише. Пастухи и подпаски, шахтеры с дальних выработок, лесорубы и прочие представители профессий, связанных с работами вдали от города.
Прислонившийся к стене возле выхода вышибала — размером с двух Эйкосов — тоже поглядывал в сторону «горных горцев», но те пока что только сидели кучкой, поглядывали по сторонам. То ли повода искали, то ли ещё недостаточно выпили, но можно было не сомневаться — чуть позже будет драка.
— А ты что, его не любишь? — сердито вопросил Эйкос.
Реймонд посмотрел немного удивлённо, мысленно кляня себя за слишком длинный язык. В Лахте к ослабленной власти короля прилагалось ещё и сильное вольнодумство во всех слоях населения. Не то чтобы проклинать, но снисходительно посмеиваться и поругивать власть и короля считалось хорошим тоном.
В Вагранте, разумеется, все настроения усиливались в несколько раз.
— Почему же, люблю, — спокойно ответил Реймонд, — просто раньше не замечал за тобой таких горячих чувств к нашему королю.
— Это всё ты виноват, — неожиданно заявил Эйкос.
— Я?
— Ну не ты, а твой дедушка, уважаемый магистр Хатчет, — отмахнулся Эйкос.
Тут им принесли горячую похлебку, а также огромную лепёшку и две кружки с пивом. Некоторое время они молча хлебали, потом Реймонд не выдержал:
— Мой дедушка виноват в том, что ты обожаешь нашего короля? Извини, но дед даже в придворные маги не пошёл, так что сомневаюсь, что он мог так на тебя повлиять.
«Да и вживую дед никогда особой любовью к королю не страдал», — припомнил Реймонд.
Магистр Агостон уважал Гарриша Второго, как власть, работал, за деньги, как выяснилось, помогал Перпетолису с тем же жильём и дорогами иногда по велению души, но вряд ли Агостон стал бы возиться с другом внука, особенно в отсутствие этого самого внука, и внушать тому любовь к Гарришу Второму.
— Да ты не понял, — с досадой махнул ручищей Эйкос и вздохнул. — Не силён я словами объяснять.
— А ты не торопись, — посоветовал Реймонд, — объясняй как можешь — глядишь, чего и понятней станет.
Эйкос посмотрел с сомнением, но затем все же напрягся и выдал понятную короткую версию.
— Как твой дед у нас объявился, магическая жизнь в Перпетолисе оживилась, так что у меня есть шанс стать королевским кузнецом-магом.
— И как это?
— Да так же, как остальные, — пожал плечами Эйкос. — Показать себя, съездить на практику в одну из соседних стран, поработать там на крупном заводе у мастера, а то и магистра. Пускай мальчиком на побегушках, но я готов. Потом вернусь и буду здесь строить магические заводы! В нижней части долины Гварришей есть залежи богатой руды, только их на поверхности выбрали, но я уже всё придумал. Поставим плотину поперёк Петляйки, приспособим вычерпывающие воду механизмы, а также специальные бадьи, дабы пустую породу убирать, а саму породу пустим на дороги!
Эйкос воодушевился и начал рассказывать, чертя руками прямо на столе, размахивая этими же руками, а Реймонд слушал изумлённо. Воспоминания об Эйкосе — друге детства, мечтавшем ковать оружие и помогать отцу, — никак не вязались с нынешним Эйкосом, ну разве что кроме вида могучего тела, получившегося из тяжелой ежедневной работы. Нынешний Эйкос размахнулся на помощь всему Перпетолису, и завод в долине Гварришей был лишь началом.
 
Вроде мастера Светлы, только вместо больниц — заводы и производства.
Реймонд вообще хотел вырулить тему на деда и мастера Светлу, послушать слухи, так сказать, чтобы определиться с линией поведения в данном вопросе. Просто так отказываться и отсылать Светлу прочь тоже было опасно, а ну как что заподозрит? Вдруг у неё с дедом что-то было за эти четыре года, пока Реймонд учился в Вагранте? Да даже если и не было, помощь мастера-целительницы может потом пригодиться, а какая помощь от смертельно обиженной отказом влюблённой женщины? Как наколдует что-нибудь лечащее… от жизни, и всё, здравствуй склеп и каменное надгробие.
Но и перебивать Эйкоса, вошедшего в раж, тоже не годилось.
— Эй, ты зачем меня ударил? — закричал один из горцев, которого Эйкос задел рукой.
— Мой друг просто увлёкся, — миролюбиво заметил Реймонд, на всякий случай.
Помогало в одном случае из пяти, но вдруг? Не вышло.
— Ты меня аскарбил! — и горец нанёс удар.
Эйкос даже не подумал уклоняться, хотя и мог. Кулак приехавшего развеяться горца врезался куда-то в район груди, и тут же Эйкос ответил. Стол хрустнул, и горец обмяк, залитый кровью и супом.
— Да ты смерти ищешь! — вскочили ойстрийцы, хватаясь за оружие.
— Бери их, а я побью этих грыховых невест, — пробасил Эйкос, поднимаясь.
Надвигавшиеся дружки получившего своё пастуха приостановились на мгновение, но затем двинулись дальше. Ростом и мощью они лишь немногим уступали Эйкосу, а численность — пятеро против одного — придавала им уверенности. Но даже будь там только один против пяти Эйкосов, вряд ли он отступил, после прозвучавшего оскорбления. Которое к тому же обычно смывалось только кровью. И Реймонду оставалось только гадать, с чего бы это приятель сразу так завёлся.
— Н-на!
Эйкос ухватил массивный стол за ножку и метнул его в пастухов, а Реймонд едва не прозевал выпад: до того изумился. Столы специально делались массивными и тяжёлыми, чтобы ими не кидались, чтобы их труднее было сломать и так далее. Скамейки были прибиты к стенам и полу, с той же целью.
Но Эйкос справился.
— И нож у тебя говно! — заявил он громко, прыгая на стол.
Пастухи снизу захрипели, Эйкос же переломил лезвие, словно тростинку. Реймонд отпрыгнул вбок, присел, подбивая ногу ближайшего ойстрийца. Тот ничего не заметил, пронзая лезвием иллюзию самого Реймонда.
— Да вы очумели, убивать за пролитый суп! — гаркнул Реймонд, выпрямляясь с подобранным с пола длинным кинжалом.
На него надвигались двое, третий лихорадочно заряжал пистоль. И изрыгал при этом проклятия на ойстрийском. Правда, к ним уже подходили несколько горцев из числа других посетителей харчевни, которым тоже не понравились действия ойстрийцев.
В общем, всё стремительно перерастало в массовую драку.
— Звэйся! — крикнул Реймонд, кидаясь вперед и напарываясь на мечи.
Разумеется, это была лишь иллюзия, а настоящий Реймонд стремительно присел, выходя из поля зрения ойстрийцев, и метнулся понизу им во фланг. Укол в запястье, и пистоль звякнула о пол, а Реймонд тут же добавил кулаком по шее, отбрасывая третьего ойстрийца на пастуха, пострадавшего первым. Суп продолжал растекаться по полу, а сам Реймонд снова пригнулся, едва не упал.
— Вот так! — удовлетворенно заявил Эйкос, отряхивая руки.
Многострадальный стол снёс двух других ойстрийцев, едва не сбил с ног служку и вызвал могучий вопль хозяина харчевни:
 
— Вы что творите?!
Реймонд оглянулся, только теперь увидев, что вышибала-охранник сидит, прислонившись к стене, и держится за разбитую голову. Видимо, его пастухи ударили сразу, чтобы не мешал «веселью», и только потом побежали на Эйкоса.
— Такое смывается только кровью! — заявил с пола один из пастухов, силясь встать.