Вам посылка от судьбы (СИ)

— Во всей стране есть, а в Москве нет?!
— Не сложилось, — развожу руками и начинаю смеяться в голос, хотя ей не смешно: снова скрещивает руки на груди и нервно дёргает ногой, а потом начинает пристально рассматривать вид за окном.
А вид как раз самый подходящий для того, чтобы убедиться в подозрении, что я везу её куда-нибудь насиловать и убивать. Вдали огромные трубы ТЭЦ, дым из которых в синем сумраке, — предвестнике ночи, — выглядит устрашающе-жёлтым, и лесополоса по обе стороны от дороги.
— Просто высадите меня где-нибудь, я сама разберусь.
— А все чемоданы с собой потащите?
— Да, потащу!
— Ну хорошо.
— И?
— Что «и»? Вас прямо здесь высадить?
— Не похоже, чтобы мы ехали в сторону метро.
— Ты сказала «высадите где-нибудь», а не «около метро».
— А разве мы переходили на «ты»? — несмотря на все старания, ехидство у неё получается слабеньким, неубедительным, ничуть не прикрывает растерянность и страх. Мне даже становится её жаль, но, боюсь, попытайся я сейчас вести себя более заботливо и участливо, и она напугается ещё сильнее.
— Мой рабочий день закончился десять минут назад, поэтому мне больше нет нужды «выкать» какой-то пигалице.
— Вы всегда такой хам? — интересуется она, гордо задирая подбородок и с достоинством вынося замечание про «пигалицу».
— Только по четвергам. Рыбный день, а я терпеть не могу рыбу.
Вообще-то, никакой я не хам. Просто бываю слишком резким в высказываниях и никак не научусь, что иногда можно сначала обдумать свои слова, а потом уже их говорить.
А ей хоть по паспорту и двадцать два, но выглядит и ведёт себя на пятнадцать. Это ж надо было додуматься поехать покорять Москву на этом старом корыте, да ещё и жить в нём же!
Пожалуй, сегодняшняя авария — лучший из всех возможных вариантов завершения подобной авантюры.
— Вы собираетесь меня высаживать или нет? — уже намного тише и как будто бы мягче спрашивает она, когда мы проезжаем одну за другой развязки, ведущие в сторону города, и снова оказываемся около промышленной зоны.
— Конечно же. В патрульной машине я тебя жить не оставлю, ты и её в отбойник влупишь.
Вообще-то я рассчитываю на продолжение словесной баталии, помогающей скоротать время и отчасти приглушить лёгкую неловкость. Но её ощущения, видимо, уже вышли за пределы простой неловкости: пальцы наконец выпускают сумку и судорожно обхватывают собственные плечи, и она отворачивается, скрывая выражение досады на лице и агрессивно вгрызается зубами в нижнюю губу.
— Да расслабься ты уже, Рязань! С тобой же сотрудник правоохранительных органов, — смешок у меня выходит больно уж издевательский, но с её стороны не следует никаких комментариев, только один очень красноречивый взгляд.
Ну да, в нашей стране полицию скоро будут бояться больше, чем преступников.
На дорогах свободно, но поездка всё равно кажется очень долгой в повисшем молчании, пропитанном невысказанными вопросами, сомнениями и страхами. Доля моих здесь тоже есть: столичная жизнь добавила в реальность чёрных красок, научив во всём искать подвох.
У чудика еле получается держать глаза открытыми, и раз через раз, когда я смотрю в её сторону, успеваю заметить медленно опускающиеся вниз ресницы, которыми потом она, напротив, начинает хлопать часто и быстро, отгоняя от себя сон.
И когда я принимаюсь парковаться во дворе, она тоже не сразу спохватывается. Сначала сонным взглядом оглядывается по сторонам, и только через пару секунд аж подпрыгивает на месте, сообразив, что происходит.
— Где мы?
— В Переделкино.
— А метро?
— Где-то там, — машу рукой в неопределённом направлении, сосредоточенно втискиваясь в узкое место, оставшееся в сплошь заставленном машинами дворе. — Пойдёшь за толпой людей и найдёшь.
— Не вижу здесь толпы людей, — замечает вскользь и тотчас выскакивает на улицу, как ужаленная.
Становится даже немного обидно: это, конечно, не элитный район где-нибудь в центре столицы, но и не пролесок, где удобно было бы прятать труп.
Я тяжело вздыхаю и собираюсь с силами, чтобы изложить суть своего предложения и заранее готовясь к жёсткому отпору. Глупая идея, на самом-то деле, но ничего лучше мне в голову не приходит, а чудо-юдо точно не случайно послано мне свыше.
 
Чёрт, Вселенная, я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь!
— Так, Рязань, давай начистоту: я устал, хочу есть и спать, мне завтра на работу. Сейчас у меня нет ни времени, ни сил, ни желания думать, куда бы тебя пристроить, поэтому ночуешь сегодня у меня, а потом уже… ну там что-нибудь придумаем.
— Я не пойду к вам домой! — решительно заявляет она и пятится, пока не упирается спиной в другую машину, и отскакивает испуганно в сторону от громкого звука включившийся сигнализации. — И спать я с вами не буду!
Последнее она говорит слишком громко — так, чтобы наверняка перекричать гудящую рядом сирену, неожиданно оказывающуюся слишком тихой в сравнении с силой её голоса. Эффектная фраза разлетается по двору, привлекая к нам лишнее внимание всех случайных прохожих, и я прикрываю лицо ладонью от ядрёной смеси стыда и смеха.
Она, кажется, и сама не ожидала такой шикарной акустики спального района, и испуганно зажимает ладонью рот, глядя на меня с опаской.
Спокойствие, только спокойствие.
— Марш. В дом! — рычу на неё, проклиная слишком заметную в темноте белоснежную форменную рубашку. Не хватало ещё прославиться, стараниями сердобольных жителей уже завтра оказавшись где-нибудь на ютуб с заголовком «охреневший мент принуждает к сексу малолетку».
На этот раз она не принимается спорить, — хотя и этого можно было ожидать. Плетётся к нужному подъезду следом за мной, но вид у неё такой, будто четыре ступени ведут не к двери в современную панельку, а сразу на плаху.
Честное слово, ещё немного, и я сам уже поверю в приписываемые мне дурные намерения.
— Ну заходи, Рязань, — хмыкаю, перехватывая её недоверчивый взгляд, и картинным жестом раскрываю перед ней дверь квартиры.
— Перестаньте так меня называть!
— Кухня прямо до упора, вторая дверь справа это ванная. Постельное бельё тебе дам, диван есть в гостиной или в кабинете, выбирай сама, где будешь спать, — принципиально игнорирую её злобное шипение, начиная стягивать с себя ботинки и только потом запоздало соображая, что оставлять чужие перья в багажнике патрульной машины не лучшая идея, а значит придётся идти обратно.
— Кабинет? Зачем вам кабинет?
— Чтобы вечерами с комфортом заполнять протоколы на засыпающих за рулём девушек.
— Очень смешно!
— Спасибо. Я знаю.
— И это… ваша квартира?
При пересчёте приблизительного количества комнат в её голосе появляется вовсе не восторг, а ещё большая подозрительность. Вообще-то я ожидаю, когда же прозвучат вопросы о том, сколько взяток нужно было собрать на четырёхкомнатную в новостройке, но у неё оказывается совсем иное течение мыслей.
— И вы живёте здесь один?
— Временно один, — заученная за последние месяцы аффирмация срабатывает на отлично, потому что я и сам ни на мгновение не сомневаюсь в собственных словах.
Я покупал эту квартиру для своей будущей семьи и продолжаю верить, — точнее, изо всех сил убеждать себя, — что всё ещё наладится. И в этом громадном коридоре меня вечерами будет встречать любимая бывшая-будущая невеста, а потом и топот детских ножек.
— А вы… куда? — пугается она, замечая, как я снова обуваюсь и хватаю с вешалки кожаную куртку.
— Вещи твои принесу.
Я уже тянусь открыть дверь, но оборачиваюсь на неё и который раз удивляюсь сам себе. Притащил домой невесть кого, даже не попросив друзей пробить её по базе.
 
Видимо, приключений на работе мне уже мало — надо и в жизни влипнуть в сомнительного удовольствия экстрим.
— Учти, Рязань, — она закатывает глаза от этого обращения, снова веселя меня, — я знаю твои паспортные данные, так что не советую тебе выносить из этой квартиры что-либо, кроме пакета с мусором.