Маска подлеца (СИ)

Словно лютый дикий зверь он кинулся на моего обидчика.
— Ублюдок! Ты поплатишься за это! — зарычал он так гневно, что я испугалась сильнее.
Он снес Игната одним прицельным ударом здорового кулака в голову. Невменяемый мужик разжал мои волосы и пошатнулся. Хотел дать отпор.
Но Камиль был так разъярен, что он не успевал даже ставить защиту.
Бесчисленные удары, как молотком по наковальне, сыпались на его голову, плечи, корпус. Камиль оттеснил этого подонка от меня. Стал ко мне спиной.
Я в ужасе сползла на пол и накрыла голову руками.
Видела только, как ноги Камиля перешагивали вперед. Ближе к обреченному Игнату. Он бил его до тех пор, пока тот грузно не рухнул на пол.
Сипение и стоны насильника от боли еще долго будут звучать в моей голове. Все происходящее было ожившим кошмаром. Кромешным ужасом.
Камиль пинал подонка по ребрам ногами. Склонялся к нему и приподнимал его за грудки и снова бил по окровавленному лицу кулаками.
— Камиль! Камиль, остановись, ты убьешь его, — взмолилась я.
Если я и хотела наказания для обидчика, то он его уже получил в полной мере.
— Пожалуйста, Камиль…Я люблю тебя. Ради меня, остановись, — я вцепилась в его штанину, не давая снова ударить уже отключившегося Игната.
Камиль резко развернулся ко мне.
Он был растрепан. Возбужден. Его грудь вздымалась, как литейные меха. А взгляд был таким безумным, что казалось, он сейчас этими сжатыми окровавленными кулачищами ударит и меня.
Он дернулся в мою сторону. Я отшатнулась в страхе. Снова схватила сумку, как шит. Только теперь уже от него.
Но мужчина, несмотря на резкость движений, очень бережно и быстро подхватил меня на руки. Прижал к себе так сильно, что чуть не захрустели ребра. Его сердце так громко билось, просто норовило разорвать рубашку.
Он склонился к моему лицу, пытаясь в темноте разглядеть и оценить нанесенный мне ущерб.
— Ева… любимая моя…как же так, — совсем тихо проговорил он низким голосом. Чуть осипшим, словно он кричал до этого.
Он осторожно прижался губами к виску и мягко поцеловал.
Я обхватила его шею руками. Расплакалась сильнее. В его крепких объятиях до меня начал доходить весь ужас пережитого.
Камиль понес меня по лестнице, перешагивая через две ступени. До самого седьмого этажа, он крепко прижимал меня к себе. Его сбивчивое дыхание стало громче. Чем выше мы поднимались, тем дальше удалялись от мрака преисподни. Пережитого кошмара. Мне казалось, будто мы вместе возвышаемся, переступаем все обиды и боль, пережитые в прошлом. Я прижималась к его груди. Снова и снова повторяла, что люблю его. Что всегда любила.
И Камиль впервые отвечал.
Не насмехался. Не унижал. Не оскорблял.
Он шептал мне о своей любви. Просил успокоиться и снова повторял, что тоже всегда меня любил. И сейчас любит.
Его запах, его тепло, его слова возвращали меня к жизни. Воскрешали умершую надежду.
Держа меня одной рукой, он открыл ключом из сумки дверь. Вошел в мою квартиру и осмотрелся. Сразу внес меня в гостиную и очень осторожно опустил на диван.
Затем вернулся к стене и включил свет.
Он успел успокоиться. Его взгляд стал более осмысленным.
Камиль подошел к дивану и присел на корточки перед моим лицом, хмуро осматривая мои припухшие и покраснешие от пощечин Игната щеки.
— Блядь, маленькая…Я убью этого пидора, — хмуро прорычал он. Дернулся, хотел встать и пойти добить Игната. Я едва успела вцепиться в его рукав. Я сквозь слезы взмолилась
— Пожалуйста, Камиль, не оставляй меня больше. Я итак тебя двенадцать лет ждала…
Мой горячий итальянец пытался обуздать свой порыв. Совладать с клокочущей яростью. Наконец, он выдохнул. Перехватил мои руки и поцеловал пальцы.
— Ева, у тебя есть лед? Надо срочно приложить, пока отек не начался, — спокойнее произнес он.
Я лишь махнула в сторону кухни.
Я не чувствовала лицо. Но понимала, что щека опухла.
Камиль вернулся через минуту с кухонным полотенцем и палетой льдинок.
Высыпал все кубики в ткань и скрутил мнимую грелку.
Сел на край дивана возле меня, помогая чуть отодвинуться. Начал аккуратно прикладывать холодное к коже.
 
— Камиль, я не хочу больше воевать. Я всегда тебя любила. Всю свою сознательную жизнь. Почему между нами все всегда так сложно? — я прикрыла глаза, глотая слезы.
Боже, целых двенадцать лет одиночества! Разлуки…Ради чего?
— Ева, я тебя тоже полюбил с первого взгляда. Но…я не принимал того, что ты меня бросила. Сейчас же, я тоже выгорел. Простил тебя. Я тоже не хочу больше злиться. Все эти годы я пытался принять твое решение выйти за другого мужчину замуж, родить ему сына. Больше не хочу загоняться. Я люблю тебя и хочу, чтоб мы жили вместе. Ты развелась, свободна. У нас, наконец, есть шанс начать все заново. И не думай, что я когда нибудь упрекну тебя сыном… И он поймет. Он ведь взрослый. Сколько ему? Будет одиннадцать? — пока Камиль говорил, я осознавала, что скрывать больше его отцовство мне не удастся.
И даже, подделанная дата рождения в Свидетельстве, что Мирон младше на год, не убедит его. Стоит им увидеть друг друга, все станет ясно. Мирон вылитая копия Камиля. Словно в ту первую ночь между нами был плотный слой копирки.
Я скажу Камилю…обязательно…
Но не сейчас!
Я эгоистично не захотела портить первый момент нашей искренности. Мне необходимо было напитаться его любовью, которую он все это время маскировал в агрессии и разврате.
Хочу взаимности. Отогреться, растаять.
Хочу быть любимой. Этим гонористым неприрученным итальянцем. Пусть его жар, пыл весь впитается в меня и запустит замерзшее в одиночестве сердце.
И завтра я обязательно ему все скажу…
* * *
Простые хлопковые простыни приняли нас радушно и уютно. Мы успели в спешке поскидывать всю одежду и теперь обнаженная кожа касалась прохладной перины, гудящая голова потонула в подушках.
Губы Камиля ласкали меня очень нежно, как в моих эротических фантазиях, только теперь все это происходило наяву.
Он, как педантичный следопыт, находил на моем теле закоулки и эрогенные зоны, о существовании которых я все тридцать лет не догадывалась.
Его язык заинтересовала моя ключица. Он провел по всей длине острой косточки, оставляя влажный след. Остановился в ямочке на шее и подключил упругие твердые губы.
Слишком медленно, наслаждаясь каждым сантиметром моей кожи, он прошелся к груди. Отогрел и приласкал соски, перекатывая во рту заострившиеся бусины.
Его руки очертили мои ребра. Дошли до бедер, требовательно разводя мои ноги в стороны.
Камиль не торопился. Впервые я чувствовала, что мы занимается не сексом, а любовью. И у него это тоже было впервые. Я безошибочно знала, что этот циничный разбалованный мужчина учится любить кого то кроме себя.
Я смотрела на него с обожанием. Впитывала каждое его движение, мимику, ласку.
Подготовив меня к нашему таинству единения, он устроился выше и вошел в меня на всю длину. Продолжил зацеловывать губы, съедать мои стоны.
И наши движения были мучительно медленные, осторожные. Пропитанные пониманием и признанием.
Я прижималась всем телом к нему. Мне нравилось, как набухшие соски царапают его плоскую грудину; как его поджарый живот с вырубленным рельефом сухих мышц трется об мой; как высокие кучерявые волосы вокруг его члена с каждым точком притираются к моему лобку и задевают клитор.
Наши стоны тихие приглушенные поцелуями, сливались со звуками влажных пошлых хлопков плоти.
Сейчас все происходило именно так, как всегда должно было быть.
С первого нашего секса, все упущенные двенадцать лет…
 
И наш оргазм был продолжительный и мощный. Доведенный до пика чуть быстрее, но не так, как обычно в горячке, спешке. Камиль кончил в меня, и я чувствовала, как горячая сперма наполнила меня всю, до сердца, до души. Переполнила восторгом, воспоминаниями, дежавю о нашем первом единении.