По усмотрению директора (ЛП)

========== Глава 1: Директор ==========
Это всего лишь книги. Чернила на бумаге. Вот двадцать шесть букв уселись так и эдак, складываясь в слова, вертясь на языке, прежде чем проникнуть в сознание. Но каждое из них к тому же является выражением — всегда личным — проявлением базовой потребности человека в общении. И, независимо от замысла автора, слова всегда принадлежат читателю. Всегда.
Гермиона Грейнджер — зависима. Пламя внутри вспыхивает от малейшей искры. Часто достаточно лишь предвкушения. Обещания вскрыть её душу словами, такими познавательными, такими странно волнующими. Но именно процесс чтения сам по себе возносит ощущения до небывалых высот. Некоторые книги она может буквально впитывать, когда от ласковой лести искусного автора сознание становится пористым, словно губка. Они овладевают ею стремительно, наполняя до краев, возвращая из литературного плена с новыми знаниями — словно наяву пережитыми воспоминаниями, которые можно в любой момент по мере надобности так легко извлекать из памяти.
Они — лёгкий путь к впечатлениям, к жизни, который для Гермионы иногда лучше, чем сама жизнь.
Но когда книга бросает ей вызов, как эта… Когда слова раздражают, скрывая свое истинное значение, требуя неоднократных попыток раскусить их… тогда зараженный, разум больше не принадлежит ей. Лишенное свободы, тело не принадлежит ей. И она позволяет втянуть себя в неистовый водоворот, столь беспощадный, что оставляет в ее душе лишь шрамы. Именно этих очевидных страданий она тоже ищет. Но также и исцеления. Она нуждается в нём. Она нуждается в них обоих.
***
Впивающиеся в ребра острые углы книги подталкивали Гермиону к действию, вынуждая срочно ускорить и без того уставшие шаги. А торопилась она не зря, ведь уже был поздний вечер (на самом деле, было глубоко за полночь). Она опять незаметно для себя проглядела время отбоя, назначенного в Хогвартсе ровно на девять часов вечера. Воздух в том подвальном помещении был спертым и наэлектризованным, но сама атмосфера была насыщенной. И время вдруг потеряло значение. К тому же, у неё не было причин беспокоиться! Единственное, что было действительно важно на тот момент — значение слов… и замысел… и перерождение.
Она была среди магглов. В небольшом кружке по интересам, где молодые парни и девушки были преимущественно так похожи на неё саму… Они собрались вместе, чтобы обменяться мыслями, погрузиться в фантазии и впитать новые знания в совместном литературном путешествии.
И теперь эта книга довольно ощутимо оттягивала ей руку, вынуждая в спешке сильней прижимать ее к груди. Она без труда облегчила бы вес заклинанием, но ей хотелось ощущать эту тяжесть. Поэтому Гермиона спрятала том под своей трансфигурированной мантией, позволившей ей слиться с единомышленниками, скрыв всего лишь на один вечер свой магический статус.
Почему эти вылазки были так важны, Гермиона не знала. И так было понятно, что волшебники во всем превосходили магглов, но почему-то она хотела быть частью обоих миров. Применение магии забвения к родителям, вынужденная разлука с прежними, такими близкими друзьями, изолировали её от того, что она всегда считала неотъемлемой частью своей жизни, а насмешки над грязнокровками/магглами только усиливали укоренившееся в глубине души негодование.
Гермиона стала выискивать возможности для сближения — маггловские кафе, книжные магазины, библиотеки. Она с радостью ловила чужие взгляды, брошенные в ее сторону поверх дымящихся кружек или между перелистыванием глянцевых страниц журналов. Иногда она вылезала из своей «асоциальной» скорлупы, позволяя себе немного поболтать с окружающими, все-таки она любила людей… даже просто смотреть на них. Она была непревзойденным наблюдателем по своей сути. Но ей хотелось большего.
Та листовка была прикреплена к доске объявлений в одном из кафе. «Книги в Подвальчике» приглашали единомышленников объединяться и по достоинству оценить их. Рон, скорее всего, подумал бы, что она мается от скуки, а Гарри, возможно, поддержал бы её. Оба друга оставили прошлое позади — Рон начал, по мнению большинства, довольно обнадеживающую карьеру в квиддиче, Гарри же проходил стажировку в Аврорате.
 
И только Гермиона, наряду с горсткой других, вернулась на седьмой курс в Хогвартс. После стольких лишений вынужденное возвращение оказалось довольно опустошающим. Уроки оставались увлекательными, но больше не было якоря в виде друзей — в виде их общей цели. Она плыла по течению. Ей было нужно что-то. И она смогла это «что-то» найти.
Побег из школы два раза в месяц казался диверсией, но это было не так. Он был разрешен и одобрен профессором МакГонагалл, которая договорилась с другими преподавателями о продлении отбоя лично для неё до десяти вечера. Она утверждала, что статус старосты должен обеспечить Гермионе определенные привилегии.
Все изменилось после последних двух встреч литературного кружка. Однажды она вернулась около одиннадцати вечера, по крайней мере, как и предыдущие три раза, прошедшие без каких-либо инцидентов, но на этот раз её поймали. Любой здравомыслящий человек отпустил бы старосту девочек с легким выговором и предупреждением, но этот конкретный мучитель не был к этому предрасположен. На самом деле она сомневалась, что профессор Снейп вообще был расположен к умеренности.
Он материализовался из тени, нависая над ней, словно дементор, прежде чем выплюнуть в лицо все, что о ней думает. Железная хватка не ослабевала на ее руке ни на миг, пока Снейп тащил Гермиону к покоям профессора МакГонагалл, чтобы продемонстрировать, насколько ошибочным было доверие пожилой женщины. Наказание было оскорбительным — извиниться перед всей школой. Как директор, он грозно стоял рядом с ней, и его черные глаза, казалось, упивались ее унижением.
Так почему, после пережитого стыда, она взяла и сделала это снова?
Было не легко ответить на этот вопрос, и это откровение неприятно кольнуло ее сердце. Возможно, помимо желания удовлетворить свои туманные потребности, она нашла бы объяснение своему поступку… чуть позже. Профессор МакГонагалл настаивала, чтобы ей дали второй шанс, лишь ужесточив время вечернего отбоя, но сегодня она предала её доверие… снова.
Сердце Гермионы громко стучало в груди, будто пытаясь предупредить об очевидной опасности, напоминая, что она не оберется проблем в случае обнаружения, хотя, возможно, оно просто хотело сбежать, пока еще была такая возможность. Замок, окутанный туманом, казался зловещим, когда Гермиона приблизилась к входным дверям. Сделав последние два шага и глубоко вздохнув для успокоения, она опустила ладонь на холодную медную ручку.
Она не теряла надежды, что проигнорировав время отбоя и вернувшись глубоко за полночь, все, кроме Филча, уже будут спать. В начале года Гермионе была предоставлена собственная комната, что позволяло девушке возвращаться без лишнего шума, не привлекая внимания других. Поэтому ее решение задержаться казалось ей обдуманным и вполне разумным. До сих пор.
Гермиона открыла дверь, вглядываясь в темноту, прежде чем медленно протолкнуть своё тело в образовавшийся зазор. Она научилась незаметно красться, путешествуя с друзьями в поисках крестражей. Даже Рон стал довольно искусным. Заглушающие чары всегда были одним из возможных вариантов, но с ними воздух проседал вокруг объектов, что легко бы распознал чуткий слух. Она предпочитала красться.
Беззвучно, Гермиона на цыпочках поднималась по лестнице. Она придумала, как смягчить свои шаги, чтобы не шаркать по каменной поверхности, становясь неслышимой даже для собственных ушей. Достигнув верхней площадки, она поздравила себя с проделанными усилиями, прежде чем что-то острое чуть не проткнуло ей шею.
 
— Не надо. Двигаться.
Сердце ухнуло куда-то в пятки.
Она бы закричала, если б не ужас от звука собственного горла, захрипевшего, будто сливная труба, при попытке глотнуть.
— Мисс Грейнджер, — прошипел голос у виска. — У вас есть лишь один шанс объясниться.
То, что оказалось палочкой, продолжало давить на дыхательные пути. Повернув голову, она почувствовала дыхание на своем лице, но ни черта не видела из-за тьмы вокруг.