По усмотрению директора (ЛП)

— Нет, сэр.
— Вы… уверены?
Во рту пересохло, как в пустыне, а сердце бешено заколотилось.
Разве она когда-нибудь делала попытки привлечь его таким образом? Подсознательно?
Это было маловероятно.
Но, возможно, это было им. Компромиссом. Наказанием.
— Думаю, нет. Но…
— Но? — Он слегка сместился на кресле.
— Может быть, есть что-то… что вы хотели бы увидеть? — Она заставила себя поднять взгляд и посмотреть ему в глаза.
Он незначительно втянул щёки, словно посасывал леденец.
— Поднимите свою юбку.
Глаза Гермионы широко раскрылись от его прямолинейности. Руки безвольно свесились по сторонам, забыв, как двигаться, не зная, куда деться. Это было абсолютно не то, что она вообще могла ожидать от их встречи — уровень близости, который не имел никакого смысла. Это было похоже на флирт с акулой.
Сможет ли она это сделать? Стоило ли оно того?
Гермиона прекрасно понимала, что как только она это сделает, это нельзя будет исправить. Они будут неразрывно связаны этим моментом.
Сможет ли она когда-нибудь смириться с этим?
Но потом Гермиона подумала о студентах — обо всех остальных, с кем ей придется вскоре столкнуться, если она ничего не предпримет сейчас. По крайней мере, если они увидят, что баллы возвращаются, зная, что это она их возвращает, возможно, они смогут простить ее. И, скорее всего, он не собирался трепаться об этом на каждом углу. Это останется между ними. Станет их маленьким грязным секретом. Пока она не получит свой ТРИТОН, и не сможет сказать ему в недвусмысленных выражениях, чтобы он пошел на хуй.
Руки слегка дрожали, когда Гермиона схватила переднюю часть юбки и сжала ту в кулаках. Шерстяная ткань коснулась обнаженных ног, когда девушка стала медленно поднимать юбку, лишь ненадолго остановившись у начала трусиков. Она ощущала, как покачивалось тело из-за тяжёлого дыхания.
Его глаза смотрели вниз. Пристально. Ее щеки горели.
Затем крючковатые пальцы слегка сжались на согнутых в локтях руках, и он приподнял подбородок.
— Выше.
Она на мгновение зажмурилась, прежде чем продолжить выставлять себя на показ. Гермиона даже не могла вспомнить, какие трусики надела этим утром.
Снейп уставился вниз, словно ястреб, а губы сжались в тонкую линию, когда она приподняла юбку выше, и трусики — «черные», заметила она, мельком взглянув вниз — открылись его взору. Остановившись где-то на уровне талии и зажав юбку побелевшими костяшками, она чувствовала, как напряглись ее бедра, ощущая его пристальный взгляд. Она не представляла, что что-то там может быть настолько увлекательным, но Снейп не отводил взгляд мучительно долго, прежде чем вернуть его, наконец, к ее пунцовому лицу.
— Пять баллов Гриффиндору.
Она вздохнула, с облегчением уронив юбку вниз.
— Спасибо.
Звонкая тишина повисла между ними.
— Еще двадцать пять, если вы… потрогаете себя.
— Потрогаю? — Она попыталась прочитать ответ на его лице.
— Помастурбируете.
— О.
— На меня.
— О.
Второе «О» смахивало скорее на задушенный писк.
Мастурбировать на него?
Она едва могла терпеть разговор с ним.
Что заставило его думать, что она настолько отчаялась? И разве он не беспокоился, что она кому-то расскажет?
Он же мог быть полностью опозорен, он мог потерять свое место в Хогвартсе. Он мог даже предстать перед Визенгамотом.
Зачем ему так рисковать?
Но, опять же, кто ей поверит?
После получения накануне одного из самых тяжелых взысканий в Хогвартсе, такой ход мог быть расценен как попытка дискредитации. Несомненно, он это понимал.
— Я могу помыть котлы?
— Нет.
— Я не против усердно работать.
— Я ожидаю, что вы будете усердно работать.
Она уставилась на него. Конечно, она могла сделать что-то ещё. Что угодно.
— Могу я сделать что-нибудь еще? — Она услышала отчаянную мольбу в своем голосе.
— Нет. Традиционные наказания для вас либо легки, либо приятны, — просто констатировал он.
Она отчаянно пыталась возразить, но, к сожалению, он был прав. Ей нравилось усердно работать, и умственно, и физически. Ей нравилось помогать людям. Она даже была не против писать строки — в конце концов, это было довольно медитативно.
 
Но за что он предлагал ей двадцать пять баллов? Это самое непристойное взаимодействие, которое ей когда-либо предлагали! Что ей придется делать за все пятьсот? Она вообще хотела знать?
Гермиона почувствовала, как на лице отразился весь спектр её страданий, и он, казалось, явно упивался этим. Чёрные глаза сияли, когда он откинулся на спинку кресла, чтобы наблюдать за метаниями своей студентки. Если она отклонит предложение, то застрянет с дефицитом в четыреста девяносто пять баллов, привлекая к своей персоне ненависть всего факультета Гриффиндор на протяжении оставшегося обучения в Хогвартсе. Если она согласится, ей придется пережить что-то мучительное, но ограниченное по времени.
Тяжело вздохнув, она потянулась к застежке мантии.
— Где вы хотите, чтобы я это сделала?
========== Глава 2: Надзиратель ==========
Длинные пальцы профессора Снейпа переплелись под подбородком, прежде чем он приподнял указательные вверх, а затем, произнося инструкции, направил их в её сторону, будто та была мишенью.
— Снимите верхнюю одежду и трусы. Юбку и рубашку можете оставить… Затем подойдите ко мне.
Гермиона с подозрением посмотрела на него. Эти слова — настолько непристойные, чтобы прозвучать между директором и студентом — слишком легко слетели с его языка.
Как часто он говорил такое раньше? Что именно он делал с людьми в прошлом, как Пожиратель смерти?
Пока он сидел в своём кресле, изящно опираясь локтями на подлокотники, Гермиона разглядывала изгиб его рук, облачённых в чёрные, наглухо застегнутые рукава, скрывающие все, включая черную метку. Казалось, это было метафорой всего существования бывшего Пожирателя — сокрытие его истинной личности как шпиона, его мрачного прошлого под опекой Волдеморта, и, конечно, его скрытной, отталкивающей манеры поведения.
Почему он вернулся в Хогвартс после всего, что случилось?
Гермиона поняла, что злилась на него так же сильно, как и боялась. Тяжесть наказания совершенно не соответствовала её проступку. Но она была настолько глупа, что дважды вызвала гнев своего директора. И это именно она обратилась к нему с просьбой компенсировать огромный дефицит баллов. Гермиона понимала, что не имела возможности выбрать собственное наказание, но то, на что она точно могла повлиять, так это то, как реагировать — насколько сильно проявлять свой страх. И девушка была полна решимости не выказывать ничего. Снейпа это заводило. Она была уверена. И он рассчитывал выжать из неё ещё больше, судя по тому, каким тяжелым и мрачным был его взгляд, продолжавший сверлить её фигуру с противоположного конца комнаты.
Она прошла через многое за последние годы. Ради всего святого, она вынуждена была наложить Обливиэйт на собственных родителей!
Разве он мог сделать с ней что-то хуже уже случившегося?
Гермиона решила не размышлять над ответом, подозревая, что ее градация такого рода поступков, даже приблизительно не попадала под его собственную.
Пытаясь двигаться быстро и с максимальной результативностью, она сняла верхнюю одежду, как и было велено. Глаза скользнули прочь от темного силуэта, осматривая стены. Он снял все портреты. Фактически, если не считать книги, весь кабинет был удручающе голым, гораздо более мрачным, чем когда принадлежал Дамблдору. В нем теперь было меньше индивидуальности. Меньше тепла. Меньше… души.
Сняв трусики, она бросила их поверх мантии и свитера — надеясь, что сделала это небрежно — а затем приблизилась к своему директору, подойдя прямо к столу и скрестив руки за спиной. Этот жест явно противоречил её громогласному сердцебиению.
 
— Я хочу, чтобы вы встали на стол. В полный рост.
Она с опаской уставилась на него, будто ее загнали в угол.