Моя девочка (СИ)

Второй братец тоже не молчал, голосил, что было сил:
— Побойтесь Бога! Умоляю! Не делайте этого! Он же живой человек!
— Что, страшно стало? — сухо поинтересовался у него. — Хочешь спасти своего братца от наказания? Тогда рассказывай все, как было на самом деле. Но учти, если хоть что-то утаишь или соврешь — я узнаю, и тогда будете оба гореть живьем. Если честно все расскажешь, пожалею вас, так уж и быть.
— Да, да, я все вам расскажу, только умоляю, не надо нас поджигать! Пощадите! — затрясла головой свиноподобная тварь.
И я передал бутыль обратно одному из парней Кости, а сам вернулся на свой стул, и, безуспешно пытаясь игнорировать адскую головную боль, заставил себя слушать.
На этот раз свинья говорила правдоподобнее, и поведала мне каждую грязную деталь того, что они вытворяли с девушкой, а облитый керосином «герой» больше не осмеливался тявкать, загасившись в углу у стены. Я все время пытался отстраниться. Но нихрена не получалось. Слишком живо все представлялось. И без конца приходилось задавать наводящие и уточняющие вопросы, потому что тварь тряслась так, что постоянно теряла нить своего рассказа.
Даша была у них что-то вроде сексуальной рабыни. Они приходили, когда хотели, пока её матери не было дома, и заставляли выполнять любые свои прихоти. Иногда, когда сильно брыкалась, отказываясь выполнять очередную извращенскую дикость, били полотенцем с завязанным на нём узлом, чтобы следов на теле не оставалось. Заботились мрази, чтобы никаких доказательств факта насилия не было. Запугали до чёртиков, чтобы не посмела никому слова сказать. И так продолжалось до тех пор, пока она не выдержала, и не сбежала, куда глаза глядят.
И сейчас эта мразь смотрела на меня, якобы в полном раскаянии, и ждала пощады. А мне хотелось взять лом и бить их по очереди, пока руки не онемеют от усталости, сломать каждую кость в их вонючих телах, а потом оскопить, и заставить сожрать собственные чресла. Но ещё больше мне хотелось, чтобы они как можно скорее сдохли и не оскверняли своим присутствием землю.
Костя слишком хорошо меня знал. Сразу понял, какое решение я принял, мне даже не пришлось ничего ему говорить. Он просто молча подошёл и протянул мне ствол.
Глаза свиньи округлились и полезли из орбит.
— Вы же обещали, что не тронете?! — в ужасе просипела эта тварь.
— Я обещал, что пожалею. Не стану сжигать живьем. И своё обещание я сдержу, не переживай, мразь.

  
28
 
Занимаясь любым бизнесом в нашей стране нужно быть готовым к тому, что когда ты более менее начнешь вставать на ноги, тут же со всех сторон сбегутся шакалы, в попытке урвать кусок побольше от лакомого, честно заработанного тобой пирога. И тут нужно вести себя жестко, порой даже жестоко, иначе задушат, затопчут, не дадут продержаться на плаву, не говоря уже о дальнейшем развитии и росте. Именно поэтому наша экономика до сих пор находится в таком плачевном состоянии по сравнению с западом, хотя, казалось бы, времена развала давно уже остались позади. Нет здоровой конкуренции, нет возможности развернуться умным, достойным людям, которые хотят и умеют работать. Если нет связей и стальных яиц — ты заранее обречен на провал.
У меня было и то и другое. Я чувствовал себя в этой сфере, как рыба в воде, и всегда действовал жестко. Один раз проявишь слабость — и разорвут на части, сожрут со всеми потрохами. И я не проявлял. Своим врагам не давал поблажек, на любые посягательства в сторону своего бизнеса реагировал максимально агрессивно, и очень быстро заработал себе соответствующую репутацию. Меня стали бояться и уважать.
Я делал страшные вещи, за которые не испытываю угрызений совести — ведь я всего лишь защищал свою территорию, а те, что открывали пасть на чужое, должны были осознавать риски. Но я никогда никого не убивал. Ни своими, ни чужими руками. Это для меня было табу. Было. До сегодняшнего дня.
И сейчас, направляя дуло на дрожащую, захлебывающуюся собственными соплями тварь, умоляющую меня о пощаде, я никак не мог решиться спустить курок.
 
Не знаю, что останавливало меня, все логические доводы говорили о том, что оставлять в живых этих мразей нельзя. Чувство морали? Я уже натворил в своей жизни столько, что меня вряд ли когда-то причислят к лику святых. Но, тем не менее, не ожидал, что перешагнуть эту последнюю черту окажется для меня настолько сложно.
Костя безошибочно считал мои метания, подошел ближе и, наклонившись, негромко произнес у самого уха, так, чтобы его услышал только я один:
— Давай, я?
— Нет, я сам, — отрицательно мотнул головой.
Казалось, мы отвлеклись всего на секунду, но этого хватило, чтобы произошло непредвиденное. Младший братец, что все это время тихо сидел в своем темном углу, вдруг подскочил на ноги, и прежде чем Костины парни успели среагировать, кинулся сзади на одного из них, у которого в руках до сих пор находился бутыль с керосином. Остервенело обхватил его рукой за шею и приставил к сонной артерии кусок чего-то острого, кажется, это было стекло. Бутыль тут же выпал из рук попавшего в плен бойца, и покатился по полу, по пути расплескивая свое содержимое.
Не знаю, каким образом руки ублюдка вдруг оказались развязанными, возможно, в том углу он как раз и нашел этот кусок стекла, и потихоньку разрезал им веревку, пока мы все дружно развешали уши и слушали душераздирающий рассказ его братца. Не знаю, куда смотрели в это время Костины ребята, может быть, всё услышанное произвело на них не менее сильное впечатление, чем на меня самого, или они просто оказались недостаточно профессиональны, но я эгоистично порадовался происходящему. По крайней мере, мне теперь не придется стрелять в безоружных, пусть и свиней, и портить себе и без того изрядно потрепанную карму.
— Дернешься, и тебе крышка! — прошипела эта тварь, с силой вдавливая острие своего оружия парню в шею, а после перевела бешеный взгляд на меня. — Бросай пушку! Живо!
Я поставил ствол на предохранитель и одновременно незаметно скинул магазин себе на колени, это действо заняло не больше секунды, после чего я поднял руку со сволом вверх. Рисковать было нельзя, ведь уроду терять нечего, он уже успел понять, что никакой пощады ни для него, ни для его братца не будет, а в таком состоянии ему ничего не стоит прихватить с собой на тот свет еще кого-нибудь. Медленно наклонился, демонстративно укладывая пистолет на пол, в этот же момент не привлекающим к себе внимание движением спрятал магазин в карман брюк.
— А теперь встал и отошел к двери! — зарычал на меня ублюдок. — И вас тоже касается, все отошли! Быстро!
Мы втроем послушно отступили. Я был почти спокоен. Пусть люди Кости и допустили ошибку, потеряв бдительность, но я точно знал, друг никогда не стал бы работать, с кем попало. Как только эта мразь на секунду отвлечется от шеи парня, он сам его тут же обезвредит. Наша задача была лишь в том, чтобы не спровоцировать ублюдка раньше времени на крайние меры.
— Возьми пистолет! — раздался очередной его приказ, на этот раз, адресованный уже своему родственнику.
Тот подполз к оружию на коленях, но с первой попытки поднять ствол с пола связанными сзади руками у него не получилось, и какое-то время пришлось попыхтеть.
— Тащи мне! — рявкнул выродок, как только попытки его братца увенчались успехом.
С громким пыхтением он кое-как сумел подняться с колен на ноги, два раза едва не завалившись на бок, и осторожно, маленькими шажками попятился к своему брату.
— Давай сюда! — крикнул тот, едва свинья приблизилась к нему на достаточное для передачи оружия расстояние, и, наконец, допустил так ожидаемую мною ошибку.
 
Его рука, что крепко удерживала шею парня, отпустила её и потянулась за пистолетом. Этого оказалось достаточно, чтобы заложник молниеносным движением перехватил запастье другой руки ублюдка, в которой он держал осколок. Еще секунда потребовалась, чтобы давлением захвата вынудить его кулак разжаться и выронить холодное оружие, после чего парень с силой оттолкнул тушу выродка назад. Но тут очнулся от ступора второй братец. С бешеным ревом он кинулся на парня, заваливаясь на него всем корпусом, но тут же одним точным ударом был отправлен в нокаут. Младший братец в это время успел подобрать вылетевший из рук своего родственника ствол и направить на Костиного бойца.