Джастис (ЛП)

— Теперь ты заснешь в моих объятиях, где тебе и место.
Его слова окутывают теплым умиротворяющим покровом, принося охваченному противоречиями сердцу немного покоя.
Понятия не имею, что нас ждет в будущем, но не утруждаю себя мыслями об этом и просто живу настоящим. Моментом, о котором я мечтала последние шесть лет.
Глава 16
Райан
На следующее утро просыпаюсь от разносящегося в воздухе запаха кофе, и мне не хватает тепла тела, окутывавшего меня, когда я засыпала. Сильнее вжимаюсь в теплое одеяло, и меня с головой накрывают воспоминания о прошлой ночи, резко подскакиваю, и, понимая, что все еще голая, прихватываю с собой простыню.
«О боже! Заходила ли Ханна сегодня утром и видела ли нас вместе?»
Эта мысль ужасает. Я намеревалась проснуться достаточно рано, чтобы выпроводить Джастиса или, по крайней мере, отправить его на кушетку. Последнее, чего я хочу, — это заморочить Ханне голову и дать ей ложную надежду. У меня самой их более чем достаточно.
Вновь испытать прикосновения Джастиса после всех этих лет было даже лучше, чем я помнила, но больше всего мне понравилось спать в его объятиях, чувствуя себя защищенной и желанной. Для моего раненого сердца это опасно. Я должна каждую секунду сожалеть о том, что произошло, но не могу. Не могу сожалеть ни об одном мгновении, проведенном с ним, даже если это не приносит мне ничего, кроме душевной боли.
Вздохнув, вылезаю из кровати, чувствуя чудесную боль в тех местах, которые не ощущала годами. Схватив халат, надеваю его и спускаюсь вниз. Я обнаруживаю Джастиса на кухне без рубашки, он стоит у плиты с дочкой на руках, и они вместе готовят яичницу. Этот момент я представляла себе бесчисленное количество раз, но даже в своем воображении я не видела столь прекрасной картины.
Когда я наступаю на скрипучую половицу, Ханна поворачивает голову, и ее улыбка озаряет мое сердце.
— Доброе утро, мамочка.
— Доброе утро, — хриплю я, а затем прочищаю горло, услышав, как звучит мой голос.
Джастис поворачивается в мою сторону, его опаляющий взгляд скользит по моему телу, кожу покалывает от воспоминаний о его руках и обо всем, что мы разделили прошлой ночью.
— Мы вместе готовим завтрак, — возбужденно сообщает мне Ханна.
— Вижу. Пахнет восхитительно.
— Мы собирались оставить немного для тебя, но теперь, когда ты встала, можем поесть все вместе. Как настоящая семья.
Моя улыбка исчезает, когда суровая реальность наносит мне пощечину.
— Отлично, но сначала почему бы тебе не пойти и не одеться? Мне нужно поговорить с папой.
— Ладно.
Джастис ставит ее на ноги, и она бежит мимо меня, но останавливается, чтобы обнять, обвивая руками мою талию.
— Спасибо, что разрешила папочке переночевать. Ты самая лучшая. — Наградив быстрым сжатием, она продолжает свой путь из комнаты, оставляя мое сердце в руинах.
Перевожу внимание на Джастиса, который выглядит скорее удивленным, в отличие от ужаса, который я сейчас испытываю.
— Да, спасибо, что разрешила мне переночевать.
— Умоляю, скажи, что ты встал раньше нее? — выпаливаю я.
Его непринужденность исчезает.
— Разве это имеет значение?
— Конечно, имеет.
— Почему?
Я изумленно смотрю на него, удивляясь, как он может спрашивать меня о подобном.
— Она не может видеть нас вместе вот так, Джастис. Это ее смутит.
После напряженной секунды он выключает горелку и отодвигает сковороду в сторону, а после полностью поворачивается ко мне. Небрежно прислоняется к стойке, скрестив на груди мощные руки. Стараюсь не блуждать взглядом по его телу, но это невозможно, слишком много всего, чем хочется восхищаться, особенно глубоким треугольником мышц, выглядывающим из его низко сидящих джинсов. Каждая резко очерченная мышца его подтянутого тела напоминает о том, что я испытывала рядом с ним.
— Я встал раньше нее, — наконец говорит он, возвращая мой взгляд к своему лицу и успокаивая беспокойство в сердце.
Из меня вырывается вздох облегчения.
 
— Слава богу.
Он хмурится еще сильнее.
— В чем проблема, Райан?
— Мы должны быть более осторожны. Особенно рядом с Ханной. Было бы неправильно давать ей ложную надежду. Вспомни, что она только что сказала о «настоящей семье».
— С чего бы нам давать ей ложную надежду?
Я открываю рот, потом закрываю. Мысли кружатся, когда я пытаюсь понять, что, черт возьми, он имеет в виду. А сердце боится надеяться.
— Сейчас слишком рано для игр разума, Джастис.
— Я не играю в игры, и ты это прекрасно знаешь.
— Тогда, что происходит? Почему ты так себя ведешь?
Вместо ответа он задает собственный вопрос.
— Кто такой Чаффман?
— Что, прости? — спрашиваю я, сбитая с толку внезапной сменой темы.
— Кто такой Чаффман?
— Имеешь в виду Тома? Он бухгалтер в городском банке. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что вчера вечером этот засранец подошел к нам с Ханной в закусочной и задавал вопросы, которые его не касались. Он вел себя так, будто имеет на тебя какие-то права.
— Безумие какое-то. Он несколько раз приглашал меня на свидание, но это было давно.
— Ну, не думаю, что он понял намек.
Я смотрю на него, и мне все становится до боли ясным, сердце разрывается, когда я понимаю, что произошло прошлой ночью.
— Так вот что было прошлой ночью? Ты меня метишь, чтобы никто другой не мог заполучить.
Он отталкивается от стойки, его ровная походка спокойна и холодна, но в глазах отражается нечто совершенно другое. Его большое тело надвигается на меня, доминируя в моем личном пространстве.
— Прошлой ночью я хотел взять то, что принадлежит мне.
— Ханна твоя. Я нет. И никогда не была.
Ухмылка кривит его идеальные губы.
— Чушь собачья, и мы оба это знаем. Прошлая ночь тому доказательство.
Я сжимаю кулаки по бокам, ненавидя то, как он бросает мне в лицо мою слабость.
— Больше никаких запланированных визитов, Райан, — говорит он. — И я больше не оставлю вас здесь без защиты. Можешь уволиться с работы. С этого момента счета оплачиваю я.
От его дерзости у меня вскипает кровь.
— Ты что, совсем разум потерял, черт возьми?
Единственный ответ, который я получаю, — это раздражающее ворчание.
— То, что мы переспали, не дает тебе права командовать, как теперь все будет. Это так не работает. — Чувствуя, как растет гнев, тычу ему в грудь пальцем. — Если ты думаешь, что я прогнусь и приму это, значит, ты меня совсем не знал.
Он хватает меня за запястье, прижимая к своему твердому телу.
— Я всегда знал, какая ты упрямая заноза в заднице. Это ты забываешь, как я действую. Ты и Ханна — моя семья, о которой я должен заботиться, и именно это я и собираюсь сделать.
— Семья — нечто большее, чем просто забота. Это и любовь, а мы оба знаем, что ты меня не любишь.
Трудно произнести такое вслух. Потому что, по правде говоря, моя любовь к нему с тех пор, как я была маленькой девочкой, так и не угасла, как бы я ни старалась. Она укоренилась во мне навсегда, но не сделала меня глупой, когда дело касается его чувств ко мне.
— У нас сильная связь, — говорит он. — Всегда была. Мы не можем этого отрицать.
— Как и у тебя с братьями, — бросаю я вызов.
Его плечи напрягаются, челюсть сжимается.
— К ним это не имеет никакого отношения. Так что оставь их в покое.
— Это имеет к ним самое непосредственное отношение, — возражаю я. — А что будет, когда им понадобится твоя помощь? Что произойдет тогда? Потому что я не делюсь, Джастис Крид. Никогда и ни за что.
Он хватает меня сзади за шею, сначала нежно, пока не впивается пальцами в волосы, оттягивая мою голову назад, так что его лицо нависает надо мной.
 
— Хорошо, потому что я тоже не делюсь, особенно, когда дело касается тебя.
Его рот опускается, захватывая мой в собственническом поцелуе. Мое предательское сердце подпрыгивает, катапультируя меня в другую реальность и заставляя забыть, почему это такая плохая идея.