Суматоха в Белом Доме
– Лесли! – попробовал вмешаться я.
– …то почему бы вам не взять трубку и не позвонить Команданте? Естественно, если ваши телефоны работают, хотя мне говорили, что они не работают.
Только этого не хватало, подумал я.
Тут Марвин и министр иностранных дел принялись кричать на Лесли. Но это было все равно как писк комара для автомобильных «дворников». Лесли зевнул.
– Послушайте, Рики, так мы ни до чего не договоримся, вы согласны?
Министр иностранных дел едва не взвился под потолок от ярости.
– Рики?
– Рикардо, если вам угодно…
– Я – Гальван! А для вас «ваше превосходительство»!
– Хорошо. Послушайте, почему бы вам не отвезти нас к сотруднику, который отвечает за свое дело?
– Что?
– Вам надо его остановить, – шепнул мне Марвин. – Так вести себя недопустимо.
Как же, Лесли остановишь! Когда он порекомендовал министру иностранных дел связать нас с чиновником, «облеченным властью», Гальван пригрозил выслать его из страны.
– Я пробуду в этом номере ровно час, – сказал Лесли, глядя в окно на пляж. – После этого ищите меня где хотите.
Гальван пулей вылетел из номера.
– Я голоден, – как ни в чем не бывало произнес Лесли. – В этой стране приносят еду в номер?
– Лесли, – не утерпел я, – вы все испортили.
– Да вряд ли, – зевнув, отозвался он. – Все должно быть ясно с самого начала. Таким образом экономится уйма времени.
Я позвонил президенту по специальной линии из шведского посольства и подробно отчитался о наших «успехах».
Наступила долгая пауза.
– Хотите, чтобы я отозвал Лесли домой? – спросил я.
– Домой? Господи, ни в коем случае. Я бы сделал его послом.
Марвин вырвал у меня трубку.
– Господин президент, вы не можете поручать своему «авангарду» заниматься внешней политикой.
Когда он положил трубку, я спросил, что сказал президент. Вид у Марвина был несчастный.
– Он сказал: «Полагаю, как президент я могу делать что хочу».
Вскоре мы получили сообщение, что Кастро примет нас в одиннадцать часов вечера. Приглашение было адресовано exclusivamente сеньору Эдельштейну и сеньору Вадлоу.
Кастро не стал меня обнимать, как при первой встрече, за что я был ему крайне признателен, так как Эль Президенте днем был «на учениях» и от него несло потом. Поначалу мне показалось, что он отправит нас восвояси, настолько он казался разочарованным предложением президента Такера. Но Марвин был красноречив, и в конце концов Кастро согласился на историческую встречу. Уходя, он сказал мне через переводчика: «Так как мы встретимся на море, надеюсь, у вашего президента желудок покрепче, чем у вас».
Великое событие было назначено на четырнадцатое марта.
Кубинское правительство не согласилось проводить встречу на американском судне, ну а мы отказались проводить ее на кубинском. Безвыходное положение разрешилось, когда Канада предложила свой новенький авианосец. Тут Лесли взялся за работу, и канадцы пожалели о своей любезности, так что мне пришлось потратить немало времени и сил, чтобы успокоить взбешенных офицеров Канадского флота. Капитан пошел на многое. Он согласился освободить свою каюту и украсить взлетную полосу флагами США и Кубы. Он даже с вежливым добродушием принимал частые нападки Лесли на состояние корабля, который не уступил бы и собственной яхте королевы. Но когда Лесли жизнерадостно информировал капитана, что «заизолирует» корабль «сверху донизу» для защиты от телевизионного проникновения, капитан приказал ему убираться и три дня, которые я провел в страшном волнении, отказывался принимать обратно. Президент пожелал, чтобы корреспондентов было не больше двухсот, из-за чего представители четвертой власти завопили о «наступлении на свободу слова». Консервативная пресса чуть не получила апоплексический удар, в первую очередь, «Хьюман ивентс», «Нэшинал ревю», «Комментари», которые называли президента «красным Томом». Мы могли бы обойтись и без поддержки «Дэйли уоркер», но как и когда в Америке наступило потепление, никто вроде бы не заметил.
Сам президент был удивлен – он не ожидал настолько бурной реакции на свою инициативу.
– Вы это видели? – проворчал он однажды утром, уставясь в «Тайм» на то место, где был анонс «Гавана-91». Заголовок занимал всю верхнюю часть разворота: «РЕВОЛЮЦИЯ – И СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ!» – Господи, что я наделал? – простонал президент.
Одни сигары чего стоили. Их курили везде, даже в Белом доме, пока президент не наложил на них запрет. Но и в магазинах далекой консервативной Вирджинии, где не многие знали о Че Геваре, открытие Кубы было очевидно. Мой собственный сын Томас младший, еще подросток, неожиданно перестал бриться, а однажды пришел из школы домой в защитного цвета униформе и высоких шнурованных ботинках. Джоан была вне себя. На другой день она позвонила мне на работу, что делала в редчайших случаях.
– Он на заднем дворе играет с мачете. Изрезал кору на всех кленах.
«Морская встреча в верхах», как ее называла пресса, едва не была отменена за два дня до назначенного срока. Мне позвонил мистер Докал, занимавшийся в Гаване тем же, чем я в Вашингтоне. Он кипел от ярости. И у него были на то причины.
Майор Арнольд был обладателем замечательного средства на случай тропической лихорадки – и он завел о нем разговор с Лесли. Так вот, Лесли, действуя на свой страх и риск, невозмутимо сообщил представителю Докала, что все кубинские чиновники, которым предстоит контактировать с президентом, должны быть «продезинфицированы» людьми из министерства здравоохранения США. Пришлось сказать пыхтевшему от злости Докалу, что, несомненно, они с Лесли не поняли друг друга и волноваться не о чем.
Следующий мой звонок был адресован Лесли.
– Вы совсем выжили из ума? – кричал я в трубку. – С чего вы взяли, что высокопоставленные кубинские чиновники позволят кому-то опрыскивать себя?
– Успокойтесь, Герб. Вы когда-нибудь видели, как проявляется эта лихорадка? Большие отвратительные фурункулы…
– Нет, Лесли, это вы послушайте меня, и внимательно. Никаких орошений Фиделя Кастро или кого бы то ни было из кубинцев не будет. Если хоть один из ваших людей явится на судно с аэрозольным баллончиком, я лично позабочусь о том, чтобы вас повесили. Вы слышите?
– Угу.
Мне не нравится угрожать людям, но Лесли понимал только такой язык.
8
24° северной широты, 82° западной долготы
Лично я считаю «морскую» встречу дипломатическим шедевром и огромным пером в шляпе нашего Такера. Попытка Ллеланда повесить неудачу на меня. Обидно, что Марвин на стороне Ллеланда. Джоан очень поддерживала меня на протяжении всего времени.
Я помню тот день, как будто он был вчера: по яркому голубому небу плыли редкие белые облачка, дул легкий ветерок, поблескивала темно-синяя гладь Флоридского пролива. Наконец с легким шумом американский вертолет сел на палубу авианосца, и через пару минут прибыл советский МИ-26 с президентом Кастро и другими кубинскими лидерами на борту. Гимны. Почетный караул. (Признаюсь, кубинцы показались мне немного нецивилизованными.) Это было внушительное зрелище.
Наш авианосец ходил по внутреннему кругу, а был еще внешний круг, состоявший из американских и кубинских морских судов. Далеко на горизонте маячил советский ракетоносец «Современный». А в глубине притаилась атомная подводная лодка «Чаттануга».
Круговой маршрут получился не случайно. Куба хотела, чтобы авианосец был ближе к острову. США хотели передвинуть его к северу. Восток был под нашим наблюдением, запад – под наблюдением кубинцев и Советского Союза. Марвин прибыл в Гавану с адмиралом и метеорологом. После трудных переговоров была предложена идея кругового движения. Кубинцы согласились, но потребовали, чтобы судно двигалось по часовой стрелке. При этом, как заметил министр иностранных дел Гальван, «запустить» часовой механизм, то есть начать движение, надлежало с их стороны. Прочитав этот пункт, президент объявил ситуацию «дурацкой» и согласился.