Повесть о храбром зайце (СИ)

Теперь и мысли, и чувства, и сил хватало на одно последнее усилие. Заяц натянул лук и выпустил последнюю свою стрелу. Стрелял на угад, на память, на веру. Куда попал не видел. Выронил лук, плюхнулся в землю, закрыл глаза и уснул летаргическим сном.
«Я не отдам тебе страну.»
Зая вскрикнула и упала на колено. Стрела попала ей в ногу, но заяц не видел этого.
Волков: Вот тебе, зая! Ну, какова благодаррность? Нрравится?
Зая: Мы договаривались.
Волков: Я слово своё дерржу. Ты стала… мягкой. Это не лучшее твоё качество.
Зая: Мы договаривались. Ты обещал.
Волков: Хоррошо, хоррошо. Заладила! Эй (крикнул волк в толпу)! Где конь?!
Конь: Здесь я, неээээээ! (Отозвался конь и вышел из толпы.)
Волков: О, какой конь! И вы двое! (Волк указал на пару рядом с конём) Погррузите этого… стррелка этого недобитого и везите в больничку. Авось, выживет — будем судить.
Конь: А ёжик?
Волков: Не, этого по дрругому адрресу — ты же видел всё. Этого потом. Давай, порработай немножко.
Конь: Есть, есть, неээээээ!
Волков: Зая! Тебе тоже надо бы в больничку. Сама не выдиррай — не то всю жизнь хрромать теперрь будешь.
Зая: …
Волков: Давай, давай.
IV
Волков дал ряд распоряжений. Все забегали, засуетились. Сам, в сопровождении своей волчьей свиты, отправился на зелёную площадь, речь читать. Сюда и шли народные массы с пяти сторон леса. Теперь всё было готово. Все нужные и незаменимые были на местах, а кого не было, тому и места не предполагалось. Только последний аккорд ждали. Знак победы. Речь триумфатора.
Обыденно и просто, волк взабрался на башню большого рога (то, что царю давалось с всё большим трудом) и начал говорить давно заученный, давно написанный и переписанный, местами выстраданный, местами вымученный текст.
Волков: Вот и настал день, которрый мы все так долго ждали. Победа! Монаррх на коленях, а пррихлебатели его разбежались. Больше никогда! Больше никогда мы не посадим над собой эту чугунную тушу, безрразличную ко всему, кроме собственного желудка. Ни один ррразложенец не назовёт себя наместником Бога лесного, ибо нет у него наместников! Не говоррит он с ними — никогда не говоррил! Хватит волюшку свою житейскую выдавать за прромысел божий. У нас воля есть своя! У каждого из нас! Вот здесь! Внутрри! Ррраздолье!!!
Тут толпа взорвалась. Пытались скандировать нараспев «РА-ЗДО-ЛЬЕ», но звуки мешались в атональное месиво, тонули друг в друге. Стали просто орать из всех оставшихся к концу длинного дня сил. Каждый своё.
Минут через 10 успокоились и волк продолжил.
Волков: Вы даже не прредставляете какую волшебную ценность мы вам принесли. Мы прринесли вам власть! Теперрь вы царри и царрицы! Теперрь вы выбирраете себе судьбу! Вы ррешаете, что есть благо для вас, а что есть зло для вас. И так теперрь будет всегда. Готовы ли вы к свободе? Вам хоть раз её обещали? Вы хоть знаете — как это?! Быть свободным? Страшно?! Не надо бояться нового мирра. Потому, что теперрь это ваш мир. Не уж то не сумеете устрроить его так, как всегда мечтали? А мечтали ли вы?!
Толпа пыталась отвечать на вопросы лидера, но опять запуталась в собственных криках и уже не сдерживалась. Гудели ещё минут 5, потом волк продолжил.
Волков: Эта ночь будет долгой и славной. Мы сфоррмирруем врременное прравительство, назначим министрров на все основные, на все прроблемные отррасли нашего леса. Оррганизуем советы для ррешения любых жизненноважных вопрросов, более локальных, личных даже. Постепенно, шаг за шагом, мы выстрроим новую систему отношений, где не тот пррав, кто высоко сидит, и потому плевать на низших может, не тот пррав, у кого орружие в крровавых лапах и ненависть ко всему, что непокоррно, не тот, кто вам годами обещает благо, а сам смеётся над вами, просящими. Пррав будет тот, кто говоррит прравду. Неожиданно, да? Не прривыкли к такому? Прридётся прривыкать, грраждане ррраздольерры!
Очередная истерика одобрения. Волк выждал минуту и продолжил.
Волков: Нас ожидает воистину великий путь! Мы весь мирр перреверрнём! Мы звёзды заставим светиться яррче! Мы небо ррасширим, чтобы дальше смотрреть! Я прросто не знаю! Просто не знаю, что может у нас не получиться и что смогло бы нас остановить! Мы ведь всё теперрь можем! Мы в шаге от счастья. А счастливы мы рровно настолько, насколько души наши соединены дрруг с дрругом. Это соединение всех нас и есть ррраздолье. Кончился ад без прросвета! Да здрравствует новая жизнь!
 
Буря раздирающего вопля, безумного ржанья и истерического плача разнеслась над толпой в последний раз. Потом застучали в барабаны и запели новый раздольерский гимн.
«…
Раздолье!
Всеморье!
Каждый берег твой!
Раздолье!
Вседорожье!
Каждый путь — домой!
Раздолье!
Верховье!
Каждый стал скалой.
Раздолье!
Поголовье!
И каждый — боевой!
«
То ли заслушался, то ли лапой застрял, Волков долго не слазил с башни. Волки свиты уже хотели лезть за ним, но, сами не зная почему, не решались нарушить традиции свергнутой ими монархии — «на башне большого рога стоит один, и один этот — царь наш законный.».
К концу гимна волк спустился к товарищам. Его как буд-то тряпкой выжали — ни бодрости, ни блеска в глазах, совсем иссякший.
Явно желая поддержать (и быть в этом первым), Волканян подбежал к своему вождю.
Волканян: Волков-джан! Я плакал!
Волков: А меня выррвало на лестнице…
Глава III: Тюрьма
I
Тёмные звуки и громкие цвета. Быстрая тишина и пустое движение. Долгое поле, длинное время. Чёрное белое. Доброе злое. Первое второе. Ничто вселенское и бесконечное… бесконечное… бесконечное…
«Бесконечное… что бесконечное? Я ничего такого не знаю. Не видел. … Когда смотрел с горы с ориксом, думал, что мир кругом меня бесконечен. И я в нём, стало быть, конца не имею. Я всё пытался понять — древний их коан про небытие. Небытие, которого нет. Не существующее не существует как минимум дважды, значит оно есть мужду первым несуществом своим и вторым… несуществом. И вот это сплетение — сущее. Жизнь меж 2-ух смертей. Мгновение в глубоком сне. А за ним — бесконечное… бесконечное…
Бесконечное… что бесконечное? Я ничего такого не знаю. Не слышал. … Когда смотрел с горы с ориксом, верил, что мир кругом меня бесконечен. И я в нём, наверняка, ни конца не имею, ни начала. Я всё пытался понять, уловить — древний их коан про бытие, про сущее. Бытие, которое есть. Существующее существует как минимум дважды, значит нет его между первым существом и вторым существом. И вот он, узел этот — небытие. Смерть меж 2-ух жизней. Вечность в мгновении ока. А за ней… а что за ней? Что? Ах, да… вечное… частое в длящемся… упорядоченное в частоте, распределённое в длящемся… бесконечное…
Бесконечное… что бесконечное? Я ничего такого не знаю. Не слышал, не видел. … Когда смотрел с горы с Ориксом, верил, что мир кругом меня бесконечен. Бесконечен… бесконечен… бесконечен. …»
Звёзды, фонари, светлячки — тихие огни на тонком небосводе. Время бежит как бежит река, а дали тонут в веках, как тонут камни в реках.
«Я помню, орикс. Созвездие Заяц в декабре долгой зимы. 72 звезды, все до одной. А дальше Орион, Единорог и Эридан.»
Под лапами, которых нет, болото звёзд, а шары воздушные — планеты. Столпы и стены — волокна и войды. Не понять, что близко, а что далеко. Планета умещается между зубами, а пыль космическая накрывает с головой.
Планеты умели говорить, но молчали. Небесные тела, небесные пустоты — они сошлись, сплелись, слетелись — на этот раз они хотели слушать, и заяц говорил.
Заяц: Долгое моё путешествие в звёздном небе подходит к концу. Я созвездие заяц, я странник из древнего леса. А вы великие явились, чтобы судить меня? Я должен говорить? Ну что ж, я буду говорить, если такова воля ваша.
 
Планеты молчали и свет их гас. Едва заметно, медленно сгущалась чернь великих войдов. «Заволокла, заволокла…», вспомнил заяц.