Знай, что я люблю тебя (СИ)
- Рысенок?
- Да?
- Мы приехали к твоему дому, - он отстранился, кивая и распахивая дверь, немного наклоняясь вперед, заставив девушку вжаться в сиденье. Холодный воздух отрезвляюще подействовал, хоть и не потушил распаленного жара внутри. Коснулась кончиками пальцев губ, посмотрев в самые красивые в мире голубые глаза, услышав долгожданный ответ на свой ранее заданный вопрос:
- Я же сказал, что сделаю все, чтобы тебя вернуть. Даже если придется навсегда завязать с фотографией и любым шансом пробиться в этой сфере. Потому не думай, что теперь я так легко уйду по одному единственному приказу.
Выскочила из салона, наспех попрощавшись с водителем, бросаясь в сторону подъезда. Боялась оглянуться, понимая, что если сделает это, то уже никуда не уйдет. И лишь оказавшись в безопасных стенах своей квартиры, услышала цокот коготков, подхватывая на руки отъевшегося белого шпица, зарываясь носом в мягкую шкурку.
- Что мне делать, Пуся? – выдохнула, услышав лай в ответ и шагнула в темную кухню, пройдя к окну, выходящему во двор. Свет фонаря освещал фигуру мужчины у двери такси, наблюдавшего за движением в окнах. И даже, несмотря на ночь, Рая была уверена, он прекрасно ее видел, потому что помахал на прощание рукой, забираясь в салон. Пуся громко тявкнула, отчего Рая вздрогнула, словно очнувшись и улыбаясь, прижала к себе крепче собачку.
- Да, милая, у твоего хозяина точно поехала крыша.
Глава 10 - Реставрацию отношений начинай с малого
Мы не ангелы — мы не умеем обманывать время
Оно не ждет, все ускоряя бег,
Но когда от биения сердца ломаются стены
Обычный вдох может тянуться век
Я кометой свалился за шиворот всем океанам
Я пересек тайны сплошных полос
Я такой же как ты одинокий, счастливый и странный
И твой ночной звонок, словно сигналы SOS
Мы не ангелы (с) HI-FI
Любой реставратор – это врач любого исторического памятника. Будь то картина или здание, все требовало тщательного подхода. Не навреди – главный принцип и Ярик отлично его знал.
Начало работы этим утром началось с рентгенограммы, выявившей каждую трещину, пустоту и скобу, затем тщательно оценил поверхность в ультрафиолетовых лучах. После «начинка» - слои живописи, подготовительный рисунок. С трепетом проводя исследование, согнувшись в три погибели в белом халате и защитных средствах в своей маленькой реставрационной лаборатории, терял счет времени, полностью погружаясь в процесс. Все мысли только том, чтобы не испортить шедевр неумелыми действиями, но не зря в свое время именно на потоке будущих художников-реставраторов, Тасманов был лучшим.
Сделав несколько отметок в дневнике для будущего отчета, взялся осторожно за большую кисть. Неприятный аромат скипидара от эмульсии для чистки поверхности картины почти не ощущался в маске, а защитные очки позволяли работать с химикатами без опасения за собственное зрение. Каждый участок – осмотр на предмет, если мыло в составе эмульсии за счет щелочи растворит лак на картине. Он уже сейчас видел, что загрязнения довольно сильные, в свое время те, кто занимался сохранением художественного произведения «Осенние дары» неизвестного художника 16 века, не удосужились правильно очистить его. Находясь в ужасных условиях в частных руках прежде, чем попасть в галерею, картину несколько раз покрывали лаком не самого лучшего качества поверх загрязненной пылью и грязью поверхности. Краски потеряли цвета, частично поблек тон, став более мрачным, а местами кто-то не умело пытался дорисовать осенние листья там, где они затерлись.
- До сих пор не понимаю, как можно променять эту коморку на свежий воздух и возможность щелкать фотоаппаратом, - голос Марка Немцова раздался в помещении, но Ярик даже не дрогнул, продолжая тщательно отчищать от жирных пятен и пыли картину.
- Мне нравится, это моя работа, - рассеяно отозвался, всматриваясь в расчищенный участок, делая пометку в дневнике. – Это успокаивает. К тому же, ни одно приличное издание со мной не хочет работать. Ты должен быть в курсе.
Послышалось веселое хмыканье, и Марк тихо вышел, дабы не мешать, а Тасманов вздохнул, принимаясь за работу.
Нона свое обещание исполнила, хотя после всего произошедшего Ярослав и сам не особо жаждал возвращаться к фотографии. Каждая новая получалась совершенно безликой. Никакой души, никакой живости. Механическая работа, точно у робота – кажется, именно так ему сказали на одном из последних собеседований. В какой-то момент он потерял всякое желание к процессу подбора снимков, выискивания лучшего кадра, ловли момента – теперь нудная, кропотливая работа его спасение. Именно благодаря реставрации он не сошел с ума, начиная терапию. И не сорвался, потому что однажды едва снова не шагнул за край.
Оказывается, очень тяжело переживать заново всю свою жизнь, трясти въевшейся в душу грязью перед лицом незнакомого тебе человека. Рассказал Анне о своем детстве с момента, что помнил. Как мать терпеливо сносила каждый удар, крик, обвинения, обнимая его крепко после, шепча окровавленными разбитыми губами, что все будет хорошо. А после отправился в один из тех дрянных клубов, где молодежи за доплату дают «волшебные» пакетики с таблетками от всех проблем в мире. Их было два, таблетки такие забавные, в разноцветных капсулах, начиненных смертельным ядом для молодняка. Всего дел: придти домой, набрать ванну ледяной водой, запить таблетки алкоголем и, закурив сигарету, ждать эффекта. Дешевая паленая водка в полуподвальном магазинчике за углом, где никогда не соблюдается режим продажи алкоголя после 11 часов вечера, пачка сигарет.
Ни холода воды, ни отяжелевшей одежды от влаги не ощущал, пока постепенно набиралась огромная ванна. В пустой квартире никого, почти нет мебели, никто бы даже не узнал, пока соседей бы не начало основательно топить. Он обещал себе, что начнет все заново, поклялся Паше, но так легко забрал свои слова, погрузившись в собственный ад. Не было никакого «вау-эффекта» с огоньками, как обещал бармен. Только бесконечная усталость, желание закрыть глаза и уснуть крепким сном в вечном холоде, окружавшим его самого. Где-то там, в глубине квартиры послышался громкий новомодный рингтон, кто-то настойчиво пытался до него дозвониться, однако Тасманову было так плевать. Медленно погружаясь в ледяную прозрачную воду, закрыл глаза, повинуясь собственным инстинктам, забывая обо всем на свете и роняя тлеющий окурок сигареты на кафельную плитку.
Теперь только он и темнота вокруг. Слышал смех отца, радостно гнавшего Ярика за собой насмешками туда, откуда нет возврата. Он почти шагнул, практически остался.
«Ты любишь меня?»
Любил, очень любил. Безумной, возможно, какой-то неправильной любовью. И не мог сказать столь важных для нее слов из-за собственной трусости. Так боялся, что отталкивал, причиняя невыносимую боль.
«Любишь или нет?»
Да, всегда было да.
«Скажи мне, Ярослав. Скажи, что любишь меня. Мы забудем прошлое, оставим его. Я прощу все. Эту чертову женщину, твои измены, переменчивое настроение. Я смогу, просто дай мне хоть раз что-то, ради чего можно было бы продолжать бороться!»
Каждое ее слово, произнесенное с невероятной тоской и страданием било куда сильнее кулаков отца, ломая изнутри кости, сдавливая органы. Лопались сосуды, а кровь кипела точно жидкий огонь, пущенный по венам.
Простила бы. Все: от измен до холодного игнорирования. Так почему он не смог отпустить прошлое, если могла она? Идиот, конченный идиот. И из всех решений, выбрал самое простое и жалкое – умереть. Подчиняясь воле давно умершего ублюдка, снова пошел на поводу у него, послушавшись в очередной раз. Точно бестолковая овечка на закланье.
На смену горечи, боли и пустоты резко пришла злость. Дикая, неконтролируемая ярость. Крепко схватившись неожиданно ставшими такими сильными пальцами, резко поднялся, вырываясь из ледяного плена. Вода брызнула в разные стороны, заливая пол, плитку, даже до зеркала долетело несколько капель, пока судорожно вдыхая ртом воздух, отплевываясь.