Чёрный княжич (СИ)
— Княжич, я в центре, — прокричала рыжая, которой азарт предстоящей схватки, казалось, напрочь забил инстинкт самосохранения.
Дворянин отрицательно мотнул головой и указал девице на угол сарая.
«Надо же, — подумала Ольга, — значит не граф. А что же это за княжич такой, что самолично по болотам за каким-то не сильно известным разбойником носится?» Его сиятельство, тем временем, хлопком по крупу отослал от себя мерина и спокойно двинулся к дому, служившему прибежищем основному количеству ватажников.
И тогда Ольга увидела и даже почувствовала, что за этим зверем болотным, который бароном себя именует, пришёл иной зверь. Страшный, природный, безжалостный. Как лесной хищник за одичавшим домашним кобельком. Этот не будет кровью упиваться, незачем ему это, и власти через принуждение не захочет. Оно с рождения в нём, и кровь, и власть. И ещё Ольга почему-то подумала, что не хотела бы рожать детей этому роду, а потом знать, что они вот так спокойно пойдут под выстрелы и сабли. Лучше уж Местниковым, и Бог с ней с Москвой да Питером, сидеть в поместье сиднем, следить, чтоб правильно сливовое варенье готовили, да пенки пробовать. Чем не рай.
Когда княжичу оставалось пройти шагов десять, дверь распахнулась, и на крыльцо вынесло двух разбойников. Помятые после сна, но при оружии. Грохнуло, тот из ватажников, что держал в руке пистоль, сложился пополам и впечатался в перила. Ольга перевела взгляд влево и увидела рыжую, приникшую щекой к прикладу двуствольного штуцера. У батюшки Илюши Местникова был такой, чему её папенька жутко завидовал.
Внимание Барковой вернулось к происходящему на крыльце, там княжич времени не терял, и рядом с первым образовалось ещё два покойника. Причём приёмы шпажного боя, используемые им, маэстро Джакомо, учитель всё того же Илюши, назвал бы грязными или даже подлыми. Но надо признать на редкость действенными. В левой руке княжич держал пистоль, секунда, и вот он использовал его против пытавшегося выбраться через окно ватажника. Снова грохнуло слева, и наземь полетел разряженный штуцер, а девица послала свою кобылку вперёд, выхватывая на ходу ещё два пистолета из-за пояса.
«А кони, под ними заговорённые…», — вспомнился Дашкин сон. Всё верно, лошади этой троицы действительно никак не реагировали на выстрелы. Сама Дашка рядом за плечом победно взвизгивала при каждой смерти бывших обидчиков. И Ольге трудно было её судить, она сама заворожённо следила за боем между Бароном и седым слугой княжича, как он там назвался, а точно, Лука Варнак. В первые же мгновения Лука исхитрился выбить кистенем пистоль из руки Барона, и сейчас вяло отмахивался саблей от кавалерийского палаша. Именно что, вяло. Он не атаковал, предпочитая защищаться и отступать. Поначалу Ольга решила, что противник Луке достался не по силам, но потом, заметив с какой лёгкостью он парирует удары разъярённого Барона, усомнилась в этом умозаключении.
— Лука! — повелительно прозвучало в воздухе, и Варнак резко разорвал дистанцию. Барон недоумённо заозирался, на утоптанной земле хутора лежали тела его ватажников, рыжая девица в мужском костюме, высунув от усердия язык, перезаряжала штуцер. А к нему направлялся молодой дворянчик, на ходу помахивающий шпагой.
— О! — восхитился Барон. — Поединок, согласно «уложению о чести благородной». Ольга оценила сколь велика разница меж двумя противниками. Один высокий, крепкий, можно сказать матёрый. И другой худощавый, на фоне Барона выглядящий подростком. Но вот почему-то у Ольги не было сомнений, кто возьмёт верх в этой схватке. И это явно будет не разбойник. Впрочем, схватки-то и не было.
На ходу отбросив разряженный пистолет, княжич переложил шпагу в левую руку, а правой откинул полу расстёгнутого кафтана. В момент, когда он сделал следующий шаг, раздался выстрел.
Барон взвыл, ухватившись за простреленную ногу.
— Ты не дворянин. И чести у тебя нет, — впервые на памяти Ольги княжич заговорил не односложно. Голос у него оказался хрипловатый, будто сорванный, но тембр приятный.
— Лука! — тут же исправился княжич.
Варнак шустро свалил раненого наземь и, умело скрутив ему руки, занялся перевязкой раны. Чтоб кровью не истёк, надо полагать.
— Ваше сиятельство, Александр Игоревич, — послышался голос рыжей, — я пистоль его себе возьму? Очень уж он у него красивый.
Княжич разрешающе махнул рукой.
— Сиятельство?! — закхекал раненый. — Александр Игоревич?! Уж не сам ли княжич Темников по мою душу пожаловал?
— Не льсти себе, — брезгливо выпятил губу княжич, — мне твоя душа без надобности — головы хватит.
Взгляд Темникова снова скользнул по оконцу, за которым стояла Ольга, и он кивнул рыжей на коровник.
— Точно! Ясырь![2] — обрадовалась она. — Пойду, посмотрю.
— Балаболка, — вроде и укоризненно, но вместе с тем одобрительно проворчал Лука.
— Хороша девка, — сквозь стон, оценил разбойник, — продай мне её, княжич, я хорошую цену дам.
— На что она тебе, на каторге то, — лениво отреагировал тот, — там и так, говорят, не сладко, а ты с собой эдакую докуку приволочь хочешь.
— Я всё слышу, — крикнула девица, возясь с засовом коровника, — и нахожу ваши слова, Александр Игоревич, крайне обидными.
Створки распахнулись, и в сарай вместе с рассветными лучами ворвалась девушка. Простоволосая, ещё не отошедшая от горячки боя, на каком-то весёлом кураже. Она подмигнула Ольге и заорала в окно: — А как ясырь делить будем? Чур, мне горластую — она меня ангелом сочла.
Дашка тут же рухнула на колени и, обхватив руками ноги рыжей, забормотала что-то про сон, ангелов божиих и избавление.
— Не покусает? — дурашливо обратилась к Ольге воительница. И после уже к Дашке другим тоном, утирая ладонью слёзы с её замурзанного личика. — Ну, всё, милая, всё. Уже всё закончилось, никто тебя больше не обидит. А ангелы, они на небесах, за нами присматривают сверху. Мы же так. Путники прохожие. Не плачь, милая. Пойдём-ка на двор. Душно тут у вас и зело смердит. И вы пойдёмте, барышня, — это уже Барковой, — нечего таким красоткам в коровнике обитать.
«Красоткам»! — мысленно фыркнула Ольга. Рядом с этой рыжей в дорогом костюме, с унизанными кольцами перстами, с ожерельем на шее и драгоценной брошью на груди, она чувствовала себе нищей замарашкой. В грязном изодранном платье, с растрёпанными волосами, в которых явно торчали соломинки. От Ольги пахло немытым телом и навозом, тогда как пришелица распространяла вокруг себя благородный аромат лавандовой воды.
Рыжая вывела их во двор и они подошли к княжичу, возвышавшемуся над пленным разбойником. Тот окинул их своим холодным взглядом, отчего Ольга покраснела и, склонив голову, представился. — Темников Александр Игоревич, к вашим услугам. А это мои люди, Лука и Елизавета.
— Елизавета? — подал голос Барон. — Да ты, княжич, никак императрицу с собой возишь.
Темников на эту ремарку никак не прореагировал.
О Темниковых Ольга знала… Словом знала, что они есть. Только где-то там, в столице близ престола. Так высоко как, ну да ангелы, отсюда и не разглядишь.
— Баркова Ольга Николаевна, — в свою очередь представилась она. — От всего сердца благодарю вас за наше спасение. Если бы не вы…
— Пустое, — отмахнулся Темников, — у нас попросту свои дела на этом хуторе были.
А Ольге даже обидно не стало. И так понятно, что не за её спасением эта троица пожаловала на болота. А вот зачем? Её взгляд упал на сидящего на земле связанного Барона.
— А что… Что будет с этим человеком?
— Да ничего особенного, — равнодушно обронил княжич, — доставим в столицу, где он и покается во всех своих грехах. Подробно. Ну, а после будет кнутом бит да на каторгу сослан.
И вот теперь Ольге стало по настоящему страшно. Да так, что ужас, преследующий её в эти три дня, детским страхом перед чудищем из кладовки показался. Расскажет! Обо всём! В столице!
И о ней расскажет тоже. О дворянке, живущей в коровнике, о использовании её тела для услады пьяного негодяя. О побоях и унижениях, о разодранной батистовой нижней юбке с капельками крови, которой она вытирала следы посещений Барона. Он расскажет всё. А ей как потом жить! Как слышать шепотки за спиной, ловить брезгливо-жалостливые взгляды! Какая там свадьба с Ильей Константиновичем? Какой дом в Москве? Ей сидеть теперь до смерти одной в поместье. Или лучше даже постриг принять. Или…