Чёрный княжич (СИ)

— Нет? — удивилась императрица. — Куда же он подевался?
— Зарезали его.
— Как так — зарезали? — недоумённо потрясла головой Елизавета Петровна.
— Да как барана, — отмахнулся Бестужев, — горло вспороли, от уха до уха. Третьего дня.
Охнула молчавшая прежде Марфа Гендрикова.
— А как же… — растерялась государыня, — а скандал? Ты ж, Алексей Петрович, сам молвил: дипломатия, дескать.
— Не будет никакого скандала, — устало вздохнул канцлер, — там всё должным образом исполнено было.
— И кто ж сей удалец, что так лихо с бароном обошёлся?
— Чёрный княжич, — ответил Бестужев и, видя непонимание на лице императрицы, пояснил, — Темников младший, Алексашка. Вы же сами его так прозвали, государыня.
— Значит так, — категорично заявила Елизавета Петровна, чувствуя, что скука отступает, — присядь, канцлер, да подробно обскажи, как всё устроилось. И ты, Марфуша, поближе садись. Думаю, сия история нас развлечёт.
И верно. Развлекла.
Третьего дня в особняке Бутурлиных ассамблею устраивали. Знатная гулянка получились, точь-в-точь по заветам Петра Алексеевича. Вино рекой, музыки с плясками, смех и веселье. Сотни свечей, отражаясь в зеркалах, заливали сиянием просторные залы. Водоворотами перемешивалось меж собой служилое и родовое дворянство. Старшее поколение с балкончиков наблюдало за молодёжью. А молодые вели себя, как и должно в их возрасте. Пили, танцевали, флиртовали и знакомились. А после снова флиртовали.
О, это древнейшая из забав придуманных человеками. А может и не ими. Может твари древние, допотопные играли в ту же игру, игру, когда добыча внезапно оказывается охотником, а за смущённой улыбкой прячется зубастая щучка.
Впрочем, Герхард фон Рут был опытен, Герхард фон Рут был осторожен и умел играть в эти игры почище записной кокетки. И всё его умение, опыт и даже интуиция говорили, что прекрасной Элизабет не нужны его секреты, она не ищет его покровительства и уж тем паче не имеет на его счёт никаких долговременных планов. По всему выходило, что барышне потребно приключение всего лишь на одну ночь. Ну, может ещё на парочку, это фон Рут потом решит, поутру.
Элизабет была умна, Элизабет была образована. Она с лёгкостью танцевала менуэт и охотно угощалась белым вином.
Она была не столь красива, сколь притягательна очарованием недавно распустившейся женственности. А ещё…
А ещё она была рыжей.
Вечер оставался прекрасным ровно до тех пор, пока барон фон Рут не увлёк чудесное создание к выходу, нежно нашёптывая любезности ей на ушко. Неприятности налетели в виде пьяной развесёлой оравы дворянского молодняка. Наследники земель, имений и титулов горланили, кружась и не выпуская барона со спутницей. Фон Рут вежливо скалился в ответ, в душе проклиная идиотские обычаи, и настаивал, что им пора. Молодёжь шумела, не соглашаясь. Суета и гомон начали привлекать излишнее внимание, когда от толпы дворянских недорослей отделился один, пьяный до одичания.
Как он на ногах-то стоял — загадка. Оглядев безумным взглядом Герхарда со спутницей, он, ни с того ни с сего, залепил вдруг звонкую оплеуху. Как по заказу, музыка смолкла в этот момент, и всё кумпанство изумлённо воззрилось на троицу, оказавшуюся в центре скандала. На черноволосого дворянского сынка, на растерянного фон Рута и на потирающую разом покрасневшую щёку очаровательную Элизабет.
— Ты эта, — с трудом удерживаясь в вертикальном состоянии, выговорил дебошир, — эта, в общем. Ясно?!
— Как скажете, Ваше сиятельство, — смиренно произнесла барышня.
А барон понял что скандалы, коих он полтора года успешно избегал, всё же его настигли.
— Объяснитесь, сударь, — жёстко потребовал он.
— А?! Ты кто? — удивился пьяный молокосос, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на фон Руте.
— Вы ударили даму! Более того, вы ударили даму, которая находилась со мной. Не думаете же вы, что я оставлю это просто так.
— С тобой?! — похоже юнец уловил лишь несколько слов из речи барона. — Так ты вор?! Ты вот что, харя немецкая, ты у себя в Европах соседей нищебродов по мелочи обкрадывай, а в карман к русскому князю залезать не смей!
 
Фон Рут понял, что без насилия тут не обойдётся, спустить всё наглому недорослю, так с ним здороваться перестанут, мордобой устроить, так чего доброго побьют, а после насмехаться станут.
— Дуэль?! — излишне азартно, выкрикнул молодой пьяница. — А давай! Тут вон и свидетелей тьма.
Ну, так даже лучше, рассудил Герхард фон Рут, этот пьян, убивать его не обязательно, дабы врагов в великосветском обществе не завесть. Да к тому же говорят, что русские после хорошей драки друзьями верными становятся. Вот и проверит. Завтра этот юнец подраненный проспится да устыдится сотворённого. Али папенька ему мозги вправит. Тогда и придёт мириться. В своих силах барон не сомневался, он был довольно-таки неплохим фехтовальщиком, да и дебошир с трудом стоял на ногах и излишне чётко слова выговаривал. Вон и дружки его отговорить пытаются, да куда там. Ну и что скрывать, зол был фон Рут, зол и одолеваем томлением в чреслах нереализованным.
Неладное он понял уже во дворе, когда милая испуганная Элизабет вдруг улыбнулась хищно и кафтан того недоросля приняла услужливо, перед тем шепнув ему что-то на ухо. И когда секундант сообщил, что ему с наследным княжичем Темниковым драться предстоит. И пуще всего когда пьяный оболтус вдруг глянул трезво, внимательно, расчётливо.
Понял тогда Герхард, что верно он оценил недавнюю знакомицу. Непотребны ей были ни тайны его, ни покровительство. Самоя жизнь потребна. Да и не ей даже, а вот этому, что двумя чёрными ружейными безднами каждое движение его отслеживает. Понял фон Рут и то, что жизнь его теперь зависит лишь от твёрдой руки и надёжности шпаги. Понял и сделал первый обманный выпад.
Да и последний, собственно говоря. Княжич не стал его парировать и отступать не стал. Он как-то вдруг провалился мимо баронской шпаги, будто и в самом деле был нетрезв, а свой клинок в каком-каком-то неловком хвате к шее фон Рута прижал. После дёрнулся в сторону, словно смутившись своей оплошности, а Герхард почувствовал, как стало горячо в горле и перестало хватать воздуху. Он ещё пытался шагнуть вперёд и что-то сделать, но в глазах туманилось, а ноги перестали слушаться.
Последнее что донеслось до его засыпающего разума, было: «Вот пущай у себя в Дрездене кур ворует. А наших клуш трогать — не сметь!»
Он ещё успел подумать: «Какая идиотская вышла эпитафия» и умер.
— Не понимаю, — потрясла головой Елизавета Петровна, — ежели опустить мотивы и подоплёку, выходит, что княжич, напившись на ассамблеях допьяну, ударил благородную девицу, а после, оскорбив незаслуженно иностранного дипломата, прибил того на дуэли. И после этого Вы мне твердите о том, что скандалу не будет.
— Истинно так, Ваше Величество, — ответствовал чему-то улыбающийся Бестужев, — Истинно так, коли не знать ма-а-аленькой детали. Прекрасная Элизабет никто иная, как Лизка Синица, холопка Темниковых и сенная девка Александра Игоревича, которую он и привлёк в честное кумпанство забавы для. Что, кстати, не возбраняется согласно правилам, утверждённым вашим батюшкой.
Вот и выходит, что барон фон Рут пытался скрасть собственность княжича, а буде пойманным за руку, вызвал оного на поединок, где, собственно говоря, и издох. Мир его праху.
— Аминь, — согласилась императрица, — ловко, однако. Ты вот что, Алексей Петрович, ты мне этого затейника завтра для разговору пригласи. Да пусть Элизабет свою захватит. Хочется мне на тёзку взглянуть.
Канцлер покорно поклонился.
 
— Государыня, — подала голос молчаливая и умненькая Марфа Симоновна, — а дозвольте и мне при сём присутствовать. Очень уж любопытно, что там за чёрный княжич.
***
В белом тафтяном кафтане, с зелёными обшлагом и опушкой, по борту тонкий позумент серебряный, на голове обыкновенный папильон, а ленты зелёные, волосы вверх гладко убраны. Лизка казалась диковинной райской птицей рядом с княжичем, что по-прежнему облачился строго и траурно. Императрица недовольно поджала губы, видя эдакое небрежение её советами, однако же, ничего не сказала.