Ладожский ярл
– Ты это… не говори Мечиславу. – Он кивнул на осклабившегося Ярила.
– Не скажу, – пообещал парень. – Надо больно…
Выехали засветло – корчмарь дозволил даже воспользоваться конем, низеньким, косматым, зато выносливым. Так и скакали одвуконь – впереди Мечислав, за ним хмурый Вятша. Хоть и проговорили обо всем с Ярилом – да как оно еще выйдет-то? Как спустились с холма к развилке, Мечислав придержал коня, обернулся:
– Ты челн где оставил?
Вятша возликовал в душе – вот он, шанс на спасенье Ярила, но виду не подал, буркнул только, что за Подолом.
– За Подолом? – вздернул брови корчмарь. – Это мимо пристаней, что ли? – Съязвил тут же: – Покривей-то не мог дорожку сыскать?
– Так там разливы везде.
– Разливы… – недовольно повторил Мечислав, сворачивая к мосту через Глубочицу. – Таскайся тут теперь полдня.
Ну, делать нечего, поскакали. По мосточку через Глубочицу, дальше близ холма, к Почайне, во-он и Подол – заалели впереди крыши. За Почайной-рекой в сизых тучах вставало солнце, красное, холодное, неласковое– видно, день обещал быть ненастным. Задождит, разверзнутся хляби, да как бы не было града – побьет озимые. Справа замаячила широкая лента реки – Днепр – с серыми широкими мостками и привязанными к ним ладьями. Несколько судов было вытянуто на берег – для ремонта. Жившие тут же, в шалашах и сооруженных на скорую руку хижинах, артельщики уже поднялись, разжигали костры, варили в котлах похлебку да грели смолу – конопатить доски.
Достав нож, Вятша перерезал подпругу, чувствуя, как съезжает на бок седло, закричал Мечиславу:
– Эй, постой-ка, дядько!
Корчмарь недовольно повернулся в седле:
– Что еще там у тебя?
– Да подпруга лопнула.
– Тьфу ты… Что ж ты, не видал, что гнилая?
– Откуда ж, дядько? Хорошо, хоть народ рядом… Сейчас живо дратву сыщу!
Мечислав остановил коня, скривился:
– Давай поживее.
Вятше только того и надо! Вмиг спрыгнул с коня, побежал к кострищам, поклонился:
– Да помогут вам боги. Дратвы нет ли?
– Дратвы? Найдем. Погодь, и иглу сыщем.
– Вот благодарствую. А старшой ваш где, Корислав-лодейщик?
– Во-он, у реки, моется. Тебе почто он?
– Да так, пару слов молвить.
Парень проворно спустился к реке. Здоровенный рыжебородый мужик, по пояс голый, закатав порты, стоял по колено в реке и, довольно кряхтя, обливался студеной водицей:
– Эх, хор-рошо!
– Не ты ль Корислав, артельный староста? Мужик оглянулся – не молод уже, а мускулы -
всем бы такие. Прищурив глаза, уставился на Вятшу:
– Я-то Корислав, а вот ты кто такой будешь?
– Поклон тебе от Ярила Зевоты. – Не вдаваясь в не относящиеся к делу подробности, Вятша сразу перешел к главному: – Прознали про него дружки старые, схватили, предать хотят лютой смертии!
Корислав быстро вышел на берег.
– Схватили, говоришь? То-то не видать его… – Артельщик окинул Вятшу цепким взглядом. – Где он, говоришь?
– На Щековице, в корчме Мечислава-людина. Там держат.
– Держат? – Мужик усмехнулся. – Ништо… Хороший парень Ярил, ослобоним, выручим.
– Там людишек лиходейных в достатке, – оглянувшись, предупредил Вятша.
Корислав неожиданно рассмеялся, показав белые крепкие зубы:
– Так и мы, чай, силушкой не обижены! Не сомневайся, выручим Ярила, прям сейчас и пойдем, пока в корчме не очухались. – Он повернулся к кострам, закричал: – Эй, Гвоздай, Маета, Горшеня!
Артельные мужи – могучей статью ничуть не отличавшиеся от своего старосты – оторвались от похлебки:
– Звал, Кориславе?
– Звал, звал. Такое дело… Корчму на Щековице знаете?
Довольный Вятша прихватил дратву с иглой и, быстро наладив седло, вернул инструмент обратно.
– Долго ты что-то, – буркнул ему корчмарь.
– Так покуда иглу сыскал, дядько.
Покрытый утренним туманом Днепр с шумом бросал волны на низкий берег, покачивая привязанные к причалам суда. Маловато их еще было – сезон только начинался, месяц еще – и появятся здесь шустрые долбленки-моноксилы, многочисленные челны да плоскобрюхие ромейские скафы. Зашумит пристань разноязыким говором, заиграет одежками разноцветными, зачиная извечный, как небо, торг. А пока – тихо. Слышно даже, как плещут по воде весла. Сильно плещут, видно, не рыбачья лодка – ладья. Мечислав остановился из любопытства. Из тумана выплывало к пристаням узкое военное судно – насад – долбленое, с надставными бортами. Червленые щиты свешивались с бортов, мерно взлетали весла. С носа щурилась загадочная фигура – то ли Даждь-бог, то ли Велес, то ли Мокошь. Разогнавшись, ладья едва не врезалась в причал, да ловко затабанила левым бортом, мягко ткнувшись в мостки правым, – кормчий был опытен. Еще б не опытен – даже отсюда, с холма, было слышно, как приветствовали его артельные:
– Славен будь, Греттир-господине!
Греттир. Греттир из Вика, Хаскульдов воевода – длинный, рыжий, мосластый, с бельмом на глазу, так его и прозвали в Киеве – Греттир Бельмо. Кормчий изрядный, как почти все варяги, и один из немногих своих соплеменников, заслуживший искреннее уважение киевлян. Туман клубился над берегом, почти скрывая ладью и выскакивавших из нее воинов. Мечислав хлестнул коня, вслед за ним взял в галоп и Вятша, оглянулся напоследок, будто чувствовал что-то, да чуть не попал в овраг, и больше уже не оборачивался. Не видел, как вслед за Греттиром ловко выпрыгнул на мостки тоненький черноволосый отрок с разрумянившимся лицом. Тщательно подстриженные по киевской моде – горшком – волосы стянуты щегольским ремешком с тисненым золотым узорочьем, поверх желтой, с вышивкой красным, рубахи – синий варяжский кафтан с серебряными пуговицами, наборным пояском подпоясанный, на ногах – сапожки сафьянные – щеголь, да и только. Однако с виду скромен и – видно – встревожен чем-то.
Воевода Греттир обернулся к нему:
– Готов, Порубор?
Отрок кивнул, зарделся и быстро пошел вслед за Греттиром. Увидев варяга, расступилась воротная стража, пропустила с поклоном. У воротных же прихватил Греттир пару коней, сказал – по важному делу. До Детинца домчались вмиг, взлетели на холм соколами:
– Отворяй!
– Кто такие? – высунулся из башни молодой, безусый еще, воин.
– Зенки протри! Греттир из Вика с проводником Порубором. Ко князю немедленно!
Аскольд – Хаскульдконунг – любимый воевода Ютландца, а ныне – киевский князь – принял гостей тут же. Выглянул самолично с крыльца – кто это тут с утра пораньше буянит? Узнав Греттира, махнул рукой – мол, заходите. Вооруженные копьями гриди, окольчуженные, в остроконечных блестящих шлемах, молча посторонились у входа. Хаскульд ждал их, сидя в глубоком кресле из ясеня. Высокий, седобородый, крепкий, в длинной, до пят, тунике из плотной бордовой шерсти. Умные глаза проницательно оглядели вошедших.
– Рад тебе, Греттир из Вика. Кто это с тобой? – спросил князь по-варяжски.
– Проводник. Порубор-отрок, – отозвался Бельмо. Порубор низко поклонился, приложив руку к груди. Греттир повернулся к нему:
– Расскажи князю, что видел.
– Ты знаешь язык людей ясеня? – поднял глаза Хаскульд.
– Да, и думаю, что неплохо, – покраснел Порубор. – Я видел Дирмунда
– Где? – Длинные пальцы Хаскульда с силой сжали резные подлокотники кресла.
– В лесу, на пожарище возле старого капища.– Видишь ли, князь, мы обозревали древлянское порубежье, и я взял проводника… Вот его. – Греттир Бельмо положил руку на плечо отрока. – Он и увидел.
– Князь Дирмунд молился в капище, – продолжил рассказ Порубор. – Я узнал его, так как неоднократно видел и раньше. Он меня не заметил, поглощенный молитвой, я же не стал показываться на глаза, побежал к реке, к Греттиру-воеводе.
– Когда мы с воинами явились к капищу, там уже никого не было, – пояснил Греттир. – Я уж думал – показалось, но он настаивает!
– Дирмунд был один? – Хаскульд поднялся с кресла.
Отрок покачал головой:
– Нет, со слугою.
Князь недовольно покусал ус: