Северная Пальмира
– Странно ты предлагаешь помощь, – прервал его излияния седой римлянин.
– Думаете, что я какой-нибудь надоеда или соглядатай, которому «Целий» платит по два асса в сутки? Вот и не угадали! Моё настоящее имя – Всеслав. Учился в риторской школе в Северной Пальмире. Несостоявшийся художник и дружинник, тоже несостоявшийся.
Римляне переглянулись очень выразительно, будто спрашивали о чем-то взглядами и взглядами друг другу отвечали.
– Видели новую картину в академии? Так это я художнику идею подсказал… Честно – я. Это красное небо и падающие статуи – мои… Хотя автор теперь ни за что в этом не сознаётся. – Всеслав болтал, не в силах остановиться. – Можно вас на обед пригласить в порядке компенсации?
– Какой обед? – оживился Квинт.
– Сегодня вечером. В таверне «Медведь».
– Мы придём, – сказал седой, хотя юноша и не надеялся, что тот согласится.
А может, он согласился лишь для того, чтобы от Всеслава отвязаться?…
Они ушли, а юношу охватила досада. Что он такое болтал? Глупости какие-то. А вдруг этот седой римлянин подумал, что Всеслав дурак и надоеда? Вдруг подумал… Он подумал! Юноша почувствовал, что щеки его пылают. Нет, такого Всеслав не переживёт. От чувства неловкости все переворачивалось внутри.
– Ненавижу! – выкрикнул Всеслав как приговор – неведомо кому и за что.
V– Ты специально выбрал эту гостиницу, или просто попалась? – Квинт огляделся.
Гостиница, впрочем, была не самая худшая, а из ближайшей таверны неслись аппетитные запахи. Квинт подумал, что хотел бы сейчас служить на кухне, резать мясо или обжаривать на огромной сковороде золотистый лук. И, сооружая из паштета фигуру грифона, подмигивать румяной подавальщице. Да, кухня – место тёплое и сытное. Мечта бродяги, который таскается за своим господином из города в город. Прячется, вынюхивает, дерётся, примитивно шутействует. А вечерами проигрывает мелким жуликам пригоршни сестерциев в кости. Разумеется, когда есть деньги. А деньги теперь у них есть далеко не всегда. Вот и сейчас в карманах одни медяки.
– Просто попалась, – меланхолически отвечал Элий. – Гостиница эта, конечно, не Палатин. Но и мы персоны незаметные. Зато дёшево.
По деревянной лестнице они поднялись в комнатёнку, где имелись два ложа, столик да шкаф. Квинт повернул выключатель, но лампа не загорелась – комнатка экономно освещалась светом фонаря, болтающегося как раз напротив окна. Занавесок на окне не было.
– И то правда, – пробормотал Квинт. – С деньгами-то у нас, как бы это выразиться помягче… да что там говорить – с деньгами у нас фекально. Это словечко теперь популярно. Или ты не замечал? Гладиаторский жаргон.
– Фекально, – повторил Элий.
– Да, я и говорю, что денег у нас почти не осталось, ну, может, два сестерция, может, три. Ну разве это деньги?! А ты имел глупость отказаться от помощи префекта.
– Он не предлагал помощь.
– Разумеется, он о деньгах заговорил из вежливости. Но неужели нельзя хоть раз быть не вежливым, а наглым и взять несколько тысяч?
– Не у префекта.
– Ладно, хорошо, нас на даровой обед пригласили. Обед нам не помешает. – И в подтверждение сказанному в животе у Квинта громко забурчало. – Неужели надо было…
– Замолчи! – оборвал его Элий.
– Молчу. Что ж мне ещё остаётся? Бывший Цезарь и муж самой богатой женщины Рима сидит в мерзкой гостинице и даже не знает, где будет обедать завтра… Сегодня, подозреваю, мы постимся.
– Летиция мне теперь не жена.
– Да, фекальный закон. Ох, прости! Справедливый, мудрый закон! – хмыкнул Квинт. – По которому муж и жена больше не считаются мужем и женой, если несчастный угодил в плен.
– Справедливый закон, – подтвердил Элий без тени иронии, расстилая сероватую простыню на своём ложе. В двух местах простыня была прорвана. – Тем более справедливый, что Летиция меня бросила.
– Бросила! А ты уверен? Я бы на твоём месте её отыскал. Элий, ты старше её почти на двадцать лет. Ты должен учить жену жизни, руководить наивной душой. А что у тебя с Летицией получается? Позволяешь девчонке все, а она вертит тобой, как хочет.
– Не будем об этом.
– Ты должен отыскать её и объяснить, что она не имеет права так поступать. Не имеет права – и все. Что минутный каприз – не повод все рушить. И заодно взять у неё на свои нужды миллион или полтора. И тогда нам не придётся сидеть в этой вонючей дыре.
– Летиция оставила мне дарственную и ключи от дома.
– Ага, видел. Старая развалюха, которая требует ремонта. И там нет ни воды, ни тепла.
– Я лишён воды и огня.
– Но не в прямом же смысле слова!
– Не будем больше спорить. Лучше отправимся обедать. Нас звали в «Медведь». Там сегодня угощают.
Все это Квинту не нравилось. Ему вообще в последнее время мало нравилось поведение хозяина. Опять Элий что-то задумал. И от этих замыслов Квинта бросало в дрожь. «Старого фрументария» неожиданно охватила злость. Элий хочет скрытничать? Пусть. Пусть строит ледяные дворцы, пусть усердствует. Квинту какое до этого дело? Он глубоко вздохнул, но злость не прошла. Какая-то ерунда получается. Они все время сражаются, все время борются. Не просто борются – надрывают жилы. И каков итог? Вместо того чтобы двигаться вверх, падают в бездну. Едва удаётся где-нибудь остановиться, зацепиться и – крак! – новый срыв и новое падение. И так без конца. А чему удивляться? У пропастей не бывает дна – лишь призрачные перегородки, которые наивные люди всякий раз принимают за вышеозначенное дно, и всегда удивляются, когда перегородки рушатся. Последние два года они суетились, куда-то рвались, что-то начинали и бросали, вечно торопились, переезжали, строили планы, искали союзников, надеясь одолеть Бенита. И вдруг поняли, что одолеть Бенита уже не удастся. Но ощущение внутренней суеты осталось.
Однажды утром, в очередной раз собираясь в дорогу, Квинт нашёл брошенное в очаг письмо. Пламя лишь облизало бумагу по краям, и Квинт разобрал несколько строк: «…я взял деньги и теперь возвращаю долг. – Письмо начиналось с середины, видимо, первую страницу Элий все же уничтожил. – Помни о сроках: ты должен выдержать год, и ни днём меньше. Никому ни слова. Даже не намекай. Тебе придётся проливать кровь – без этого не обойтись. Прими мои условия, и все исполнится наконец. Звезда Любви спустится на землю. Теперь все зависит от тебя».
Подписи не было.
На душе у Квинта после прочтения этого письма сделалось мерзопакостно. Фрументарий ни о чем не стал спрашивать Элия. Он просто констатировал факт – он теперь все больше констатировал факты. Просто потому, что выводы было делать слишком тяжело. Всё утратило смысл, все замыслы, все планы. Есть один план – прожить сегодняшний вечер. И, возможно, ночь. И если наступит утро – это будет почти удача.
– Я просто устал, – сказал Квинт вслух.
– Тогда тем более тебе нужен хороший обед. Пойдём. – Элий тронул его за плечо.
Квинту показалось, что Элий говорит с ним каким-то виноватым извинительным тоном. А что если спросить, кто написал письмо? Вот так, в лоб: ответь, чью кровь тебе надо пролить?
Но Квинт не стал спрашивать.
VIВ таверне «Медведь» был большой отдельный триклиний. И хотя шерстяная ткань на ложах изрядно засалилась и блестела, а фрески на стенах давно облупились, запах жаркого заставил ноздри Квинта плотоядно дрогнуть. В отдельном триклинии обедали. Из девяти мест было занято только семь. Распоряжался за столом крепко сбитый мужчина с тёмной бородой, лысым теменем и бахромой вьющихся волос до плеч. Среди обедающих Квинт сразу приметил Всеслава. Тот вскочил, подошёл к распорядителю и сказал ему несколько слов. Тут же принесли ещё две тарелки и две чаши. В «Медведе» ели по-старинному – руками, а пальцы вытирали о льняные салфетки.
– Вас приглашают пообедать, – Всеслав указал на два пустующих места.
– Замечательно, я только об этом и мечтал, – хмыкнул Квинт и подозрительно покосился на Элия. – А тут бац – и уже зовут. И кто же наш благодетель?