Меч на ладонях

– Человек должен вернуть жезл моей богине, воин. Но богиня не терпит злого железа в храме. Если хочешь, возьми нож, приставь его к моей шее и, если что-то пойдет не так, убей меня, воин. – Жрец улыбался.
Через секунду викинг уже скалился в лицо стражам храма, прижимая нож к шее своего нанимателя.
– Если вам надо, чтобы я сам положил эту игрушку в руку вашей богини, то придется прибавить серебра.
Воин в клавине скривился:
– В этом мешке вдвое больше, чем мы договоривались. Но ты не унесешь его, приставив нож к горлу пленника.
Ухмыляющийся рыжебородый наемник колебался секунду. Одной рукой подхватив мешок, он ослабил веревку большим пальцем и заглянул внутрь.
Один из стражей усмехнулся и пропел второму что-то на своем языке.
– Что он говорит? – насторожился викинг.
– Он сказал, что, если бы мы желали твоей смерти, ты бы уже день как плавал в Гнилом ручье, похожий на подушечку для иголок, – ухмыльнувшись, пропел в ответ воин с мечом, вольно переводя поговорку: «Покажи им серебро и вяжи из них веревки».
Торвал взвесил на руке мешок:
– Ладно… Где вход в ваше драное капище?
Жрец улыбнулся, словно не замечая колючего ножа у своей шеи, и отодвинул завесу, открывая проход в глубь святилища.
Торвал, придерживая безмолвного жреца, шагнул под своды древнего обиталища чуждых богов.
Внутри оказалось довольно светло и сухо. Легкий свет струился сквозь кровлю и, разбиваясь о выступы на стенах, причудливо играл на колоннах. В середине овального зала находился постамент с каменной статуей полуобнаженной женщины. Угловатые черты и массивность фигуры делали ее не похожей ни на эльфийку, ни на человека. Одна рука ее протягивала ветвь, а вторая, свободная, пробовала прижать что-то к груди.
– Куда идти? – Торвал нервничал. Он предпочитал, чтобы враги были на виду, но стражи капища старались держаться вне поля зрения.
Подал голос жрец:
– Возьми жезл, который ты принес в ларце, и вложи его в руку богини.
Торвал послушно раскрыл ларец и выхватил похищенный артефакт. Камень в его навершии слегка поблескивал. Развернув Аиэра так, чтобы видеть руки своего нанимателя, Торвал попятился к статуе и вложил, не оборачиваясь, тонкий пруток жезла в свободную руку богини. Уже отпуская теплый металл украденного сокровища, викинг краем глаза заметил, что губы жреца шевелятся.
«Ворожба», – пронеслось в его голове прежде, чем на глаза теряющего сознание нурмана навалилась мгла.
2
1906 год. Окрестности Самарканда
Раскопки медленно шли к своему апогею. Простукивание стен довольно явственно указывало на скрытую нишу, и глава археологической экспедиции Улугбек Карлович Сомохов старался не спешить. Найденный храм Ардвисуру-Анахиты, одной из основных богинь культа Зороастры в пределах древнего Согда, был главным его достижением за всю тридцативосьмилетнюю жизнь, и ученый старался не спугнуть удачу. Оригинальный анализ текстов Авесты, а также собственная трактовка пергаментов, найденных на Лалазаре, вывели его на этот храм. По предварительным предположениям, основание храма богини должно было относиться к шестому веку до н. э., а само здание, опять же только предположительно, иметь статус тайного святилища.
Официально экспедиция закончилась еще две недели назад, но древний Самарканд, неохотно отдававший свои тайны, проявил неслыханную щедрость.
Сомохов вздохнул. Солнце начало цеплять вершины холмов, указывая, что еще один день подходит к концу. Улугбек Карлович усмехнулся. Он вновь убедился, что каждая удача имеет и обратную сторону – вместе с солнечным светом таяли и последние средства экспедиции.
Сегодня утренняя бригада землекопов наконец-то очистила вход в святилище, но ученый серьезно опасался, что вскрывать вход ему придется все же собственными руками. Грант, с трудом выбитый из Парижского фонда исторического наследия, и те жалкие крохи, которые выделило Императорское географическое общество, должны были дать возможность провести двадцать дней разведывательной экспедиции. Раскопки же шли уже второй месяц, и конца им не было видно. Росла груда достижений, таяла кучка сбережений. Землекопы прошлую неделю работали на вексель, ожидая обещанных Улугбеком новых грантов, в появлении которых он и сам уже сильно сомневался.
«Эти протянут долго», – раздумывал Сомохов, поглядывая на замызганные фигуры копателей. Вместо двух недель хорошо оплачиваемой работы им достались почти два месяца. Даже угроза, что за последние недели не заплатят, не могла омрачить довольные лица декхан [10].
Руководитель экспедиции развернулся и окинул взглядом степь. Куда больше проблем вызывало поведение здешней охраны. Все местное отребье знало о том, что археологи нашли храм. Охрану экспедиции предоставил местный бек. Исторические черепки не интересовали Калугумбея, но в случае, если археологи откопают что-нибудь стоящее, возможны осложнения. И вероятней всего, именно со стороны хозяина здешних земель.
Улугбек еще раз окинул взглядом джигитовку охраны. Если нечем будет платить, гарцующие батыры исчезнут в степи, чтобы вернуться ночью уже в образе волков степей. Стоит хоть на день прерваться или уехать за припасами, как местные растянут все по камешку.
Правда, даже если охрана уйдет, в лагере останутся как минимум шесть стволов: четверо студентов археологов, Улугбек и подъесаул [11] Кубанского войска Тимофей Михайлович Горовой. Если в боеспособности студентов Улугбек сомневался, то последний был командирован в экспедицию именно для обеспечения охраны, на тот случай, если археологи вдруг что-нибудь откопают. Большую часть времени казак был балластом и занимался в основном тем, что присматривал за припасами и багажом да препирался с землекопами. Но в его военных способностях сомневаться не приходилось.
Впрочем, кроме официальной версии командировки Тимофея, как оказалась, существовала и неофициальная. Как удалось узнать Улугбеку, во время подавления волнений в Сибири полгода назад тогда еще есаул и герой японской кампании Тимофей Горовой сильно повздорил со своим командиром, бароном Меллер-Закомельским. На одной из станций карательный отряд обнаружил поезд с оружием для повстанцев Иркутска [12], и барон приказал повесить всех железнодорожных рабочих, знавших о содержании вагонов и скрывавших от властей боевиков повстанцев, сопровождавших поезд. Всего – тридцать или сорок человек. Есаул тогда отказался выполнять приказ и чуть не заплатил за это головой. Барон был на расправу крут: Горовому грозил расстрел за измену. Спас казака командир другого карательного отряда барон Ренненкампф. Знавший кубанца по рейду Мищенко [13], глава забайкальцев, гордо носивший прозвище «желтая смерть» [14], уговорил другого барона спустить уже заведенное дело на тормозах. У казака забрали свежеполученные ордена Святого Станислава 3-й и 2-й степени и «аннинскую шашку» [15] и, понизив, перевели в Астрахань. Бравый вояка не унывал и в будущем году рассчитывал вернуть утерянное звание, но тут по его голову прибыла комиссия.
Кто-то посчитал, что в деле Горового не все ясно, приехал чиновник из Саратова, и, чтобы казак не сказал чего лишнего, уже нынешний начальник подъесаула «по просьбе Императорского географического общества» передал его на усиление к местному полицейскому департаменту и командировал Тимофея с глаз долой в степи Малой Азии.
Улугбек вылил остатки кофе из недопитой чашки и отошел к бригаде.
– Как дела, Али? – обратился он к бригадиру землекопов.
– Хараши дела, начальник, – радостно заулыбался Али, откладывая кирку.