Первый поход
Осторожно выбравшись из камышей, рыжий пацан, не привлекая особого внимания местных жителей, быстро направился к монастырю. Путь его пересекала дорога, и рыжий, не дойдя до деревни, свернул на нее, машинально отметив, что здесь совсем недавно была хорошая сеча – вдоль дороги и рядом, в лугах, валялись уже освобожденные от доспехов и оружия трупы. Некоторые из них казались знакомыми. Пройдя по дороге мили две, рыжий нашел то, что искал. У копны свежего сена, в тенечке, сидели, развернув между собою тряпицу с нехитрой трапезой, два монаха. Пожилой – невысокого роста, полненький, с толстым добродушным лицом и лысиной, обрамленной венчиком седых волос, и молодой парень – тощий и длинный, с вытянутым, каким-то лошадиным, лицом. Стараясь не шуметь, рыжий обошел копну сзади и достал из-за пазухи камень…
В психиатрической клинике доктора Нортигейма, что близ норвежского города Тронхейма, дернулась закатанная в смирительную рубашку девица. В темно-синих глазах ее вспыхнули, подобно газовой сварке, фиолетовые искры. Двое санитаров – волонтеров из гражданской службы, – разговаривая, прошли мимо палаты, в которой находилась девушка. Один – молодой вислогубый парень, стриженный под ноль, с серьгой в левом ухе – глянул в решетчатое оконце двери.
– Задергалась что-то наша Магн, видно, не очень-то помогают уколы, – догнав напарника, быстро сказал он. – А красивая ведь девка, жаль – сумасшедшая. Я б такой…
– Говорят, она пела в какой-то группе, – обернулся другой санитар – более старший, обросший бородой и волосами так, словно вернулись вдруг веселые времена хиппи. – Я, правда, не слышал… Но говорят, неплохо пела. Да ну ее, Свен, пошли-ка лучше выпьем пивка.
– Ты же знаешь, я не пью, – покачал головой Свен.
– Как хочешь, – пожал плечами «хиппи». – Тогда я один. Посмотришь там все?
– Само собой, можешь не беспокоиться.
Заверив напарника в лучших намерениях, вислогубый Свен быстро обошел коридор и вновь очутился у запертой палаты Магн.
Его коллега «хиппи» достал из холодильника несколько банок пива и, блаженно вытянув ноги, растянулся перед телевизором в пустом полутемном холле. Начиналась его любимая музыкальная передача. С легким уклоном в ретро. В ревущие семидесятые.
Свен хорошо изучил привычки напарника. Знал – от пива и ящика его сейчас не оторвешь, даже если очень захочешь.
А несчастная девушка, сумасшедшая Магн, жрица Магн дуль Бресал, чувствовала волшебное излучение камня. Его все-таки взяли человечьи руки. Там, в далеком прошлом и ее настоящем. Магн не знала, кто отыскал камень, только чувствовала какое-то зло. И еще знала четко – нужно немедленно вернуться обратно. Иначе… этот сверкающий кристалл, волшебный Лиа Фаль, символ Ирландии, будет служить злу. Такого не должно было случиться. В общем-то, Магн давно ожидала чего-то подобного и готовилась – вскрыла в коридоре электрический щит – для проникновения обратно в прошлое: кроме внутренней энергии ей нужна была и внешняя. А розеток в палатах не полагалось. Там, у щита, ее и застукали санитары – закатали в смирительную рубашку, и если б не сосед – сумасшедший электрик, бывший в клинике на хорошем счету, – полетела б к чертям вся затея. Тот вечерком просунул-таки провода в палату Магн. Вон они висят, с аккуратно срезанной на концах изоляцией, прямо над койкой, покачиваются, словно жало змеи. Девушка попыталась подняться – куда там, – а ведь рядом, ведь всего-то чуть-чуть… Может быть, ударить ногами в стенку? Да, от сотрясения, возможно, они и свалятся… а может, и не свалятся. Но санитары сюда прибегут – вмиг. Значит…
Внезапно Магн насторожилась. В замке двери с той стороны кто-то копался. Словно бы вставлял ключ дрожащими от нетерпенья руками…
А сидящий внизу, в холле, второй санитар, попивая пивко, смотрел телевизор.
Ключ в замке повернулся, дверь медленно приоткрылась, и внутрь палаты просунулась вислогубая похотливая морда…
Затем он пролез и сам. Захлопнул дверь и уселся верхом на койке Магн.
– Я все-таки сделаю тебя, красавица… – горя от желания, прошептал он, разрывая смирительную рубашку. Вот показались ноги – стройные, красивые, смуглые; рука санитара скользнула чуть вверх – никакого белья на пациентке не было, – затем поднялась еще выше, к пупку… снова скользнула вниз… И опять вверх, на этот раз нащупав горячие, напряженные соски… Девушка застонала… и призывно улыбнулась.
– А, так ты и сама хочешь? – снимая штаны, обрадовался санитар. – Знать бы раньше… Но развязывать тебе руки я, пожалуй, не буду…
И в следующую секунду тела санитара и пациентки слились в любовном экстазе. Они любили друг друга яростно, страстно, раскачиваясь с такой силой, что скрипела, угрожая развалиться, кровать. Свен рычал от наслаждения, нижняя губа его еще больше отвисла, словно у представителей имперского дома Габсбургов.
– Еще… Еще… Еще… – извиваясь всем телом, страстно шептала Магн, желая лишь одного – чтобы напитанные электрическим током провода сомкнулись на шее любовника. – Еще! Еще!
И наконец это произошло! Посыпались искры, и тело любвеобильного санитара задергалось в страшных конвульсиях. Глаза его вылезли на лоб, запахло паленым мясом, а тишину клиники прорезал ужасающий вопль, тут же и затихший…
А коллега несчастного спокойно смотрел себе телевизор. Группа «КИСС» с мельнбурнским симфоническим оркестром исполняла свой старый хит «Рок-н-ролл олл найт». Зал, конечно, подпевал. Подпевал и накушавшийся пивка санитар. Где там услышать какой-то крик?
Лишь уже далеко за полночь, после концерта, «хиппи» вдруг заводил носом. Явственно пахло паленым. Черт! Только пожара и не хватало. Бегом поднявшись на второй этаж, санитар сразу увидел приоткрытую дверь одной из палат. Именно оттуда и несло дымом. Подбежал, распахнул дверь… И теперь закричал сам!
На койке со спущенными штанами валялся его мертвый напарник, вислогубый Свен. А пациентки, сумасшедшей девчонки Магн, нигде не было!
Хельги летел по узкому коридору, со всех сторон навстречу ему летели яркие зеленые светлячки, а где-то впереди, не так уж и далеко, сверкало… Непонятно что сверкало. А когда ярл долетел наконец до выхода из этого светлячкового коридора, то оказалось вдруг, что и сверкания-то никакого нет – один потолок – ослепительно белый, каких просто не может быть, и огромное – почти во всю стену – окно из бесцветного стекла – такое стекло Хельги видел в храмах распятого бога, но только это было гораздо лучше – прозрачное, словно бы невидимое. И сам он лежал на мягком ложе, укрытый покрывалом, тонким, словно льняная туника… И не мог шевельнуться! Скосив глаза, заметил сбоку, на маленьком столике, какие-то странные вещи. Тоже вроде бы как стекло, только цветное, живое, мерцающее. Да, странное место. Не очень-то похоже на чертоги Одина, как их представляли себе викинги. Дверь. Да, тут была и дверь, естественно, тоже белая… Вот она открылась безо всякого скрипа. Вошла светловолосая женщина в светло-зеленом одеянии и таком же колпаке, посмотрела на лежащего… и вскрикнула.
«А может быть, это и есть Валгалла», – подумал молодой ярл, теряя сознание.
Опять тот же сон! Игорь Акимцев усмехнулся самому себе. Сон вновь касался древних времен – судя по мокрому земляному полу, на котором он лежал в куче прелой соломы, по стенам из скользкого камня. Где-то наверху, под самым потолком, имелось маленькое, с ладонь, оконце – скорее, бойница, – сквозь которое и проникала в темницу – а как еще назвать? – полоска тусклого дневного света. Все было реальным и жутким в этой своей реальности. Игорь чувствовал, что озяб, что солома отвратительно пахнет, что жутко болит – прямо не повернуть – шея, вот тут, слева. Игорь чуть приподнялся, потрогал левой рукой рану – и, закричав от нестерпимой боли, снова упал на солому… и свет померк в глазах его.
«Ага! Похоже, я все-таки пока не в Валгалле». Открыв глаза, Хельги ощупал взглядом темницу. Низкий потолок, маленькое оконце, солома – пусть прелая, но довольно мягкая, прохладно и не очень сыро – условия вполне приемлемые. – интересно, где это он? Наверное, в монастырском подвале… или нет, скорее всего – в башне. О, боги, как болит шея! Ярл осторожно покрутил головой… вроде бы вертится. Потрогав рукой рану, поднял пальцы к глазам… ага – наконечник стрелы явно вытащили. И даже смазали рану целебной дурно пахнущей мазью. Так что, похоже, еще поживем. Вот только кому он вдруг стал нужен живым? Ну, это, положим, ясно. Если данам – то для выкупа, наверняка догадались по оружию и одежде, что он человек не простой. Какому-нибудь местному тану – для того же самого, а вот если монастырским жрецам… как их там называют? Монахам. Монахам-то он для чего сдался? Тоже для выкупа? Или захотят принести пленника в жертву распятому богу?