Римский орел

Но Плавт был единственным пропуском Черепанова в цивилизацию. И не худшим из возможных, потому что, если не считать чрезмерной похотливости, не имел никаких недостатков. С точки зрения подполковника. И можно было не сомневаться, что родина кентуриона ценит, поскольку сам он эту родину искренне любил и ценил, хотя и был человеком практичным и сугубым реалистом, если можно так выразиться о том, кто три раза в день во всеуслышание объявляет о своей приверженности богу Большого Пениса.
Кентурион остановился. Лес, и без того светлый, впереди еще более посветлел. Поляна или прогалина. Или хутор какой-нибудь.
«Опять Плавт бесчинствовать будет», – мрачно подумал Черепанов.
В прошлый раз, когда они на селение наткнулись, Гонорий (как, впрочем, и обычно) такого шухера навел… Не знай Черепанов заранее, кто тут цивилизованный римлянин, а кто – дикие варвары, точно перепутал бы. Плавтовы установки были примитивны и практичны, как резиновая дубинка: мужиков резать, баб трахать. Причем и то и другое – прямо с порога. Под эту практику, ясное дело, подводилась идеологическая база: мол, берем на опережение. Пока они нас не взяли. Но подполковник не сомневался: будь лесовики даже абсолютными пацифистами, поведение Плавта и на йоту не изменилось бы. Но Плавт Черепанову, можно сказать, – друг. А местные лесовики – враги. И это факт.
Кентурион шумно потянул носом воздух.
– Угу, – сказал Черепанов. – Дым. И корова мычала. Жилье неподалеку.
– Да, – римлянин широко улыбнулся, – дым, да. И Данубий.
– Что?
– Река. Большая река. Я чую ее: она близко. Данубий это. Череп! Я уверен!
– И что? – Подполковник не понимал его восторга.
– Там… – Кентурион махнул рукой вперед. – Там, дальше, – она.
– Кто?
– Она, друг мой Геннадий! Империя! Рим! Вперед, ну! – И Плавт вприпрыжку понесся вниз по склону. Подполковнику ничего не оставалось, как последовать за ним.
Радость римлянина заразила Черепанова. Он тоже мчался вперед, перепрыгивая через корни и валежник – только стволы мелькали…
Как и следовало ожидать, ничем хорошим подобная беспечность закончиться не могла.
Они с ходу вылетели на опушку…
Оп-паньки!
Шагах в пятидесяти тянулась узкая грунтовая дорога. Ниже, примерно в полукилометре, синела большая река. Между лесом и рекой лежал невысокий холм, увенчанный деревянной крепостцой, вокруг которой в беспорядке были разбросаны домишки, маленькие огородики и узкие желтые полосы полей.
Поля, поселок, река, крепость, дорога… И человек двадцать вооруженных всадников, поднимавшихся по дороге вверх.
Гонорий плюхнулся ничком в траву так быстро, словно его ухватили за ноги. Черепанов последовал его примеру, замешкавшись не более чем на полсекунды.
– Ах ты мохнатая задница Орка! – прошипел кентурион. – Вандалы! Откуда они взялись, пожри их Кербер!
У Геннадия не было ответа на этот вопрос. Определять племенную принадлежность местных дикарей он мог. А о вандалах знал только, что они захватили и порушили Рим. Вернее, захватят и порушат, если здешняя история соответствует той. И сим деянием навеки обессмертят себя популярным словом «вандализм».
Плавт осторожно приподнялся над травой и тут же снова прижался к земле.
– Они едут сюда. Череп, – прошептал он. – Что скажешь?
– Попробуем удрать? Может – в лес?
– В таком лесу от конных не спрячешься.
– Тогда – драться?
Римлянин бросил на него быстрый взгляд.
И кивнул.
– Лучше удар в лицо, чем стрела в спину, – сказал он.
«Что в лоб, что по лбу», – подумал Геннадий, но промолчал. Он надеялся, что и на этот раз как-то удастся вывернуться. Если ты раз за разом попадаешь в ситуации, когда шансы превратиться в удобрение раз в сто превышают шансы уцелеть… и все равно остаешься в живых, то к этому как-то привыкаешь. И начинаешь думать, что так и должно быть. По крайней мере с тобой. И нет безвыходных положений, а есть только критические моменты, когда выход неочевиден. И если не хлопать ушами, а пошевелить тем, что между ними…
Словом, «пока все идет неплохо», как сказал один молодой человек, пролетая мимо двенадцатого этажа.
А всадники приближались. Подполковник уже отчетливо слышал дробный стук копыт.
Гонорий, не поднимаясь, закрепил покрепче мешок с барахлом и переместил щит так, чтобы тот прикрывал спину, после чего сразу стал похож на черепаху-переростка.
– Идея такая, – прошептал римлянин. – Выжидаешь, сколько можешь, а потом прыгаешь и стараешься захватить лошадь. И удираешь во весь опор.
– А как насчет стрелы в спину? – осведомился Геннадий.
– Ну это как получится. – Кентурион оскалился. – Не боись, Череп! Прорвемся!
– Да я особо и не боюсь, – заметил Черепанов. – Но думаю, нам стоит переползти к тем кустикам.
Римлянин скривился:
– Раньше надо было… Уже не успеем. Все, молчи.
Но сам тем не менее осторожно пополз влево. Правильно, лучше набрать хоть какую дистанцию.
А вандалы были уже совсем близко. Можно было услышать, как они переговариваются. Похоже, эти парни точно знали, что Геннадий и кентурион где-то рядом. Знали и не торопились.
Геннадий, перекинувший щит назад по примеру Плавта, вжался в землю, зарывшись в длинные желтые лохмы травы. Он знал, что судьба всегда дает ему шанс. Хотя бы один.
Стук копыт – рядом. Но недостаточно близко.
А вот еще…
Длинная тень коснулась жухлой травы, прикрывавшей руку Геннадия. И копье, которое держала эта рука.
Подполковник не видел – чувствовал, как надвигается, нависает над ним сдвоенная массивная фигура: конь и всадник…
Вандал заметил зарывшегося в траву человека, почти наехав на него… Заметил и издал короткий гортанный возглас – удивился.
А уж как он удивился в следующий миг!
Черепанов ждал до последнего… Ждал, когда конское копыто окажется в метре от его головы, ждал этого удивленного возгласа…
Резко воткнув черен копья в землю, Геннадий выметнулся вверх, ударил двумя ногами в вандальский щит. Вандала вынесло из седла – охнуть не успел. И не успел он еще удариться оземь, а Черепанов уже утвердился в седле. Вот и пригодился хапкидошный «противоконный» приемчик.