Сумеречная зона

– Снами? – Женщина повернула к Холлидею лицо, теперь свет выделял впадины над ее глазами. – А что, в Семичасовой Коломбине есть сны, мистер...
– Холлидей. Теперь здесь есть сны. Приходит ночь. 
Женщина кивнула, подняв лицо к темно-фиолетовому мраку:
– Я чувствую ее лицом – словно черное солнце. Что вам снится, мистер Холлидей?
Какое-то мгновение Холлидей был готов выпалить правду, но затем пожал плечами:
– То да се. Старый разрушенный город – ну, знаете, такой, полный античных памятников. Во всяком случае, прошлой ночью я видел его... – Он улыбнулся при воспоминании. – У меня еще идут несколько старинных часов. Остальные встали.
По ту сторону реки над дорогой золотом вспыхнуло облачко пыли. К дому быстро приближался белый «мерседес».
– Вы бывали в Лептис-Магне, мистер Холлидей?
– Римский город? Это на побережье, в пяти милях отсюда. Если хотите, я съезжу туда с вами.
– Хорошая мысль. А этот доктор, о котором вы говорили, мистер Холлидей. Куда он уехал? Мой шофер... нуждается в совете врача.
Холлидей чуть помедлил. Что-то в интонациях женщины подсказало ему, как быстро может она потерять всякий к нему интерес. Не желая снова соперничать с Мэллори, он ответил:
– Кажется, на север, к побережью. Он собирался покинуть Африку. А это срочно?
Прежде чем женщина успела ответить, Холлидей заметил темную фигуру шофера. Застегнутый на все пуговицы своей черной униформы, тот стоял в двух ярдах за его спиной. Всего лишь мгновением раньше автомобиль находился на дороге, в сотне ярдов от особняка, – Холлидею потребовалось усилие, чтобы принять этот квантовый скачок, этот провал во времени. Маленькое, с острыми глазами и плотно сжатым ртом лицо шофера бесстрастно изучало Холлидея.
– Гастон, это мистер Холлидей. Он остановился в одном из отелей Семичасовой Коломбины. Может быть, вы подбросите его до реки?
Холлидей уже собирался принять предложение, но шофер не ответил. Холлидей почувствовал, что его пробирает дрожь от холодного воздуха, тянувшегося к реке с ночной стороны. Он поклонился Габриель Шабо и прошел мимо шофера. Затем остановился, собираясь напомнить про поездку в Лептис-Магну, и услышал, как она сказала:
– Гастон, здесь был доктор.
Смысл этого брошенного вскользь замечания остался Холлидею неясен. Он продолжал наблюдать за особняком с крыши отеля «Оазис». Габриель Шабо сидела на окутанной полумраком террасе, а шофер тем временем совершал набеги на Коломбину и тянувшиеся вдоль реки нефтяные заводы. Однажды, поворачивая за угол неподалеку от Школы изящных искусств, Холлидей встретился с ним, но шофер только кивнул и потащил дальше канистру с водой. Холлидей отложил повторный визит в особняк. Кем бы она ни была, зачем бы сюда ни приехала, Габриель Шабо вернула ему сны – сны, которых ему не принесли ни долгое путешествие на юг, ни Семичасовая Коломбина. К тому же Холлидею было достаточно самого присутствия этой женщины, поворота какого-то ключика в мозгу. Большего ему не требовалось. Заводя свои часы, он замечал, что спит по восемь, по девять часов отмеренных себе «ночей».
Однако через неделю сон начал снова ускользать. Решив навестить свою соседку, он отправился через реку, во тьму, теперь еще более плотно окутавшую песок. Когда Холлидей подошел к дому, навстречу ему выехал белый «мерседес». Машина явно направлялась в сторону побережья, Габриель Шабо сидела сзади, у открытого окна; словно раздуваемые темным ветром, ее черные волосы напряженно дрожали во встречном потоке воздуха.
Холлидей остановился, машина подъехала ближе и, когда водитель узнал его, замедлила ход. Голова Гастона повернулась назад, было видно, как тонкогубый рот произносит имя Холлидея. Ожидая, что машина остановится, Холлидей вышел на дорогу.
– Габриель... Мисс Шабо...
Она наклонилась вперед, белый автомобиль резко набрал скорость и обогнул Холлидея, беспомощно смотревшего, как мимо проносится, улетает от него лицо женщины, полуприкрытое черной маской очков. В глазах защипало от брошенной в них темно-вишневой пыли.
Холлидей вернулся в отель и поднялся на крышу, однако машина уже уехала на северо-восток, скрылась во мраке. Пыльный след ее быстро растворялся, сливался с ночью. Вернувшись в номер, он обошел развешанные по стенам картины. Последние часы готовы были встать. Холлидей тщательно, аккуратно завел всю свою коллекцию, радуясь хоть мгновению свободы от Габриель Шабо и темных снов, принесенных ей через пустыню.
Когда все часы снова мерно тикали, Холлидей спустился в полуподвальный гараж. Десять минут он исследовал машину за машиной, забираясь в «кадиллаки» и «ситроены», снова из них вылезая. Ни один из автомобилей не подавал признаков жизни, однако в ремонтной мастерской он нашел мотоцикл «хонда» и, наполнив бак, сумел завести его двигатель. Когда Холлидей ехал по Коломбине, рев выхлопа гулко раскатывался по улицам, однако стоило углубиться на милю в пустыню (там он остановился, чтобы отрегулировать карбюратор), как показалось, что город заброшен давным-давно, многие годы назад, а собственное Холлидея в нем присутствие стерлось столь же быстро, как и его тень.
Он ехал на запад, навстречу ему загорался восход. Небо светлело, неопределенные контуры полумрака уступали место ясным очертаниям тянувшихся вдоль горизонта барханов, попадавшиеся кое-где водокачки вставали подобно долгожданным маякам.
Заблудившись, когда дорога исчезла в море песка, Холлидей повел мотоцикл прямо по пустыне. Проехав на запад еще милю, он добрался до края старого вади [03], попробовал съехать с берега вниз, но потерял равновесие и растянулся на спине, а машина тем временем прыгала с камня на камень и кувыркалась в воздухе. Встав, Холлидей поплелся по дну вади к противоположному берегу. Впереди сверкали в лучах застывшего над горизонтом солнца огромные порталы и резервуары мертвого нефтеперегонного завода, белели крыши рабочего поселка.
Пробираясь между рядами домов, мимо пересохших плавательных бассейнов, которые, казалось, изрыли всю Африку, он увидел стоящий у раскрытых ворот «пежо». Леонора Салли сидела все перед тем же мольбертом, на соседнем стуле расположился высокий мужчина в белом костюме. Сперва Холлидей не понял, кто это такой, хотя мужчина встал и приветливо помахал рукой. Очертания головы, высокий лоб казались знакомыми, но вот глаза... эти глаза как-то не вязались с остальным лицом. И только пару секунд спустя он узнал доктора Мэллори, неожиданно сообразив, что впервые видит его без темных очков.
– Холлидей... как я вам рад.
Обогнув пустой бассейн, Мэллори направился к Холлидею, поправляя на ходу шелковый шарф, обматывавший под рубашкой его горло:
– Мы так и думали, что однажды вы придете... – Он повернулся к Леоноре, улыбавшейся Холлидею. – Честно говоря, мы уже начали немного о вас беспокоиться, правда ведь, Леонора?
– Холлидей... – Леонора взяла его за руку и повернула лицом к солнцу. – Что случилось – вы такой бледный!
– Просто он спал, Леонора. Неужели ты не видишь этого, милая? – Мэллори улыбнулся Холлидею. – Семичасовая Коломбина уже за линией заката. Холлидей, у вас типичное лицо мечтателя.
Холлидей кивнул:
– Очень хорошо покинуть сумрак, Леонора. Эти сны не стоили того, чтобы их искать.
Когда Леонора опустила голову, Холлидей повернулся к Мэллори. Глаза доктора его тревожили. Казалось, что белая кожа впадин изолирует их, что теперь скрыто само лицо, от которого исходит этот спокойный взгляд. Что-то подсказывало, что отсутствие темных очков знаменует некую перемену в Мэллори – в Мэллори, чью роль он так и не сумел понять.
Избегая прямого взгляда доктора, Холлидей указал на пустой мольберт:
– Вы не пишете, Леонора.
– Мне больше незачем, Холлидей. Видите ли... – Она повернулась и взяла Мэллори за руку. – К нам вернулись наши сны. Они прилетели через пустыню, словно пестрые, драгоценные птицы.
Холлидей молча смотрел на них. Затем Мэллори сделал шаг вперед, окольцованные белым глаза словно принадлежали призраку: