Сопротивление бесполезно
– Дину! Вот кого!
Бланш задыхалась. Ей вдруг захотелось только одного: чтобы он обнял ее и сказал, что все это неправда, – но сказал так, чтобы она не могла не поверить… Но Рой всего лишь удивленно вскинул брови.
– Дину Пирелли? Ты это всерьез? Совершенно не понимаю, что могло вызвать в тебе такую досаду.
Так вот в чем дело! Он и не думает отрицать своих отношений с Диной, он просто не видит во всем этом повода для беспокойства и огорчения с ее стороны. Откровенность его позиции просто ошеломляла. Так, значит, он придерживается этого столь распространенного мнения, что неприемлемое для женщины, позволительно мужчине!
– Если ты не понимаешь, почему твои отношения с Диной могли вызвать во мне досаду, то почему же тебя так беспокоят мои отношения с Томасом?
Последовало долгое молчание. Бланш пристально смотрела на него. Но даже в гневе, страшно сердясь на себя за это, испытывала непреодолимое желание уткнуться лицом в его грудь, облегченно заплакать, ощутить на себе его успокаивающие сильные руки…
– Я объясню тебе, что меня беспокоит. Я надеялся, что ваши отношения с Томасом остались в прошлом, но теперь вижу, что заблуждался. А раз так – что же остается от нашей с тобой семейной жизни? Дина тут ни при чем: между нами никогда не было и никогда не будет ничего подобного. Мне казалось, что я уже говорил тебе об этом.
Он говорил. Конечно же, говорил! А что ему еще оставалось делать? Но она сомневалась в его уверениях тогда и еще сильнее – сейчас. И нечего смотреть на нее так… с таким выражением. Ему все равно не удастся смягчить ее!
– Ах, вот как! Между вами ничего не было! Так что же она делала там? Вероятно, это было невинное катание на лыжах?
Его улыбка стала сейчас совсем другой – веселой и обезоруживающей.
– Нет, не угадала. Дина находилась там, исполняя обязанности заместителя председателя испанской телевизионной компании, которую унаследовала от своего первого мужа. Я был уверен, что ты знаешь это: ведь нашим совместным работам было посвящено столько репортажей.
– У меня нет времени читать колонки сплетен, – язвительно сказала Бланш, тут же решив не поддаваться его умению убеждать.
– Наверное, тебе все-таки стоило бы найти время… во избежание недоразумений.
– Как бы там ни было, но она смотрит на тебя, как будто собирается съесть…
Сейчас его улыбка была самой что ни на есть настоящей: сияющие белые зубы, горящие глаза – первая подлинная улыбка, которую она видела за последние дни.
– Думаю, что если бы она попробовала меня на вкус, то заполучила бы расстройство желудка. – Его шутливая интонация непроизвольно вызвала ответную улыбку Бланш. – Но скажи мне, если бы ты оказалась права во всех своих подозрениях, неужели это бы так много для тебя значило?
– Конечно, значило бы! – Эти слова прозвучали так страстно, что Бланш тут же, испугавшись слишком открыто показать свои самые сокровенные чувства, повторила более сдержанно: – Конечно, значило бы. Ни одной женщине не понравилось бы думать, что ее муж поддерживает отношения с кем-нибудь еще. Даже если…
Она замолчала, кусая нижнюю губу.
– Даже если?.. – подсказал Рой.
– Даже если он женился на ней, лишь как на подходящей матери для ребенка, которого хотел бы иметь!
Бланш с изумлением увидела, что на его лице отразилась неожиданная боль.
– Ты хочешь сказать, Бланш, что даже в этом случае она могла бы… не то чтобы ревновать, но…
– Ревновать?! – Произнеся это слово, Бланш вдруг почувствовала огромное облегчение. Больше не нужно ничего скрывать – ни перед собой, ни перед ним. Все названо своими именами, все поставлено на свои места. – Да. И нет никакой необходимости стесняться этого слова. Слово «ревновать» очень подходит, потому что действительно точно выражает мои чувства.
– Так это правда?!
Рой протянул руку и придвинул ее ближе к себе. Бланш стояла не шевелясь, когда он ослабил пояс ее великолепного жакета. Она прекрасно понимала, что ее судорожно поднимающаяся и опускающаяся грудь достаточно ясно говорила о ее желаниях, но теперь это уже не имело значения. Она затаила дыхание, когда его пальцы скользнули под тонкий шелк бюстгальтера, двигаясь по теплой коже…
А-ах! Удовольствие, восходящее по спирали, усиливалось выражением его глаз, настойчивым поглаживанием кончиками пальцев самых чувствительных областей ее тела. И когда он заговорил, она ощутила жар его губ на своей щеке:
– Это действительно именно то, что ты хочешь сказать, Бланш?
– Что я ревновала?
Ее голова вызывающе и призывно откинулась назад. Несомненно, она вела себя безумно, она знала это и на долю секунды заколебалась. Но потом… Она хотела этого мужчину больше, чем когда-нибудь прежде; больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. И сейчас она знала: что бы ни произошло, она будет сражаться до конца, чтобы удержать eгo.
– Да, Рой, именно это я хочу сказать. Что я дико, страшно ревновала, когда думала, что ты можешь иметь близкие отношения с Диной.
Он прижал ее к себе так сильно, что она ощутила его тело; так сильно, что его вздох мог быть ее собственным; так сильно, что она почувствовала, как его напряжение улетучивается вместе с ее собственным. Что-то коснулось ее волос, легкое и теплое, как нежнейший из поцелуев. Она подняла лицо, чтобы взглянуть на него, забыв о слезах, увлажнивших ее щеки. А когда она заговорила, ее голос дрожал от счастья.
– Но я хочу сказать не только это. Мне надо сказать… о, так много всего! Я собиралась это сделать еще на церемонии. Видишь ли, я поняла… Я была так горда… Может быть, я не имела права, но все-таки я была горда… – Она прикусила губу. Слезы притаились все еще где-то очень близко. – Но потом я услышала, что сказала Дина. И… завелась и испортила все. Разбила чашу…
– Забудь же наконец об этой чаше! Она совсем меня не волнует. Единственное, что я хочу от тебя услышать… – Рой взял ее за подбородок и приблизил ее лицо к своему, пристально глядя в глаза. – Скажи мне, что ты чувствуешь к Томасу. Сейчас. В данный момент. Если бы ты была свободна, а он бы хотел жениться на тебе, что бы ты ему ответила?
– К Томасу? – Ее улыбка стала печальной. – Я ничего особенного к нему не испытываю. Я бы не приняла его предложение просто из гордости, даже если бы до сих пор любила его…
– Даже если?.. Это означает…
– Рой! – Сейчас уже невозможно было стереть улыбку с ее лица; вся неопределенность, все ее страхи, неожиданно унеслись прочь, она испытывала только безграничную нежность к нему. – Недавно я поняла, что никогда не любила Томаса. Я и себе не могу объяснить, что это было – может быть, игра в любовь. Однажды ты мне сказал, что если бы я любила его, любила по-настоящему, то вместо того, чтобы цепляться за свое целомудрие, отдала бы его с легкостью. Без проблем.
Пристально глядя ему в глаза широко открытыми, сияющими янтарными глазами, она не догадывалась о теплом румянце, заливавшем ее лицо. Бланш подняла обе руки, положила их ему на щеки и наконец произнесла то, чего, казалось, никогда не решится сказать:
– Да, тогда я цеплялась за свое целомудрие. Зато когда пришло время, я едва могла дождаться, чтобы распроститься с ним.
Его рот прикоснулся к ее губам. Все сомнения и муки ревности остались далеко позади. Бланш сейчас не ощущала ничего, кроме самозабвенного счастья и желания, чтобы этот миг длился вечно. Но вот их губы разъединились, и она ощутила такой всплеск эмоций, что издала слабый стон, прижавшись щекой к его груди.
– Ох, Бланш, какие же мы глупцы: потерять так много драгоценного времени, играя в какие-то идиотские игры!
– Но подумай только: сколько счастливых лет у нас с тобой впереди! А знаешь, Рой, – янтарные глаза ее лукаво сверкнули, – ты до сих пор так и не сказал, почему женился на мне.
– А ты не догадываешься?
– Я знаю только то, что ты говорил мне тогда…
– Ну, моя дорогая, – нежные руки гладили ее волосы, – это было не совсем правдой.
– Не совсем? – Она слегка нахмурила брови. – Но тогда я не понимаю…