Кофе с мышьяком

– А я слышал, как ты с ним разговаривала, значит, точно Денис. Он к нам больше не придет?
– Еще не хватало, чтобы пришел!
– А Алекс?
При звуке этого имени мое сердце затрепыхалось, кровь прилила к щекам. Чувствовала я себя как гимназистка, на которую впервые посмотрел приглянувшийся ей юноша.
– Что – Алекс?
– Когда он приедет?
– Ребенок, я не знаю. Алекс много работает, ездит в разные страны, и вообще...
– Да ладно, я просто так спросил, – понурился сын, увидев выражение моего лица. – Пойду омлет доедать.
Да, Алекс... Роман всей моей жизни, закончившийся как-то глупо и странно. Вспоминать об этом было тяжело, а не вспоминать невозможно.
Мы познакомились два года назад. Я тогда только что развелась с Филипповым, никаких особых душевных терзаний за собой не замечала, но и на мужиков пока не смотрела. Надоели они мне до тошноты – что богемный Архипов, что двоеженец Филиппов... Я наслаждалась свободой и была этакой железной леди: никаких романов, никаких страстей и мучений.
В то время я состояла в штате одной из газет, в отделе культуры, и по долгу службы попала на какое-то литературное мероприятие, в высшей степени скучное. Кстати, как раз после этого я бросила работу и перешла в режим «свободного полета», так что шли последние деньки моей размеренной и стабильной жизни.
Скучная презентация перетекла в не менее скучный банкет. Слоняясь по залу с пластиковым стаканчиком, в котором плескалось вино, и соображая, с кем бы еще пообщаться, чтобы не умереть с тоски, я вдруг увидела Алекса.
Он был очень загорелым, совсем смуглым. Тогда мне только это и запомнилось, ну и еще необыкновенные глаза такого насыщенного голубого оттенка, что в них, казалось, отражается головокружительно высокое сентябрьское небо.
Я таращилась на него, словно идиотка, добрых пятнадцать минут, но если бы меня спросили, как он выглядит, я пришла бы в замешательство. Ни цвета волос я не помнила, ни черт лица... Какое-то натуральное помутнение сознания.
Я пришла в себя от того, что знакомая журналистка дергала меня за рукав и спрашивала, в чем дело. Наверное, у меня был потрясающе глупый вид. Мне стоило немалых усилий взять себя в руки и отвернуться.
Уже потом Алекс рассказывал, что его ужасно смутила рыжая девица, которая стояла, зажав в руке стаканчик, и пялилась на него, как на Мадонну. Черт знает, что он обо мне тогда подумал...
Ближе к концу мероприятия нас все-таки познакомили: моя подружка-журналистка пожелала пообщаться с неким человеком, который оказался литературным агентом Алекса. А поскольку подружка всюду таскала меня за собой, то Алексу представили и меня.
Он был писателем, издал несколько детективов, которые становились все более популярными. Сейчас, спустя два года, Алекс Казаков числится в десятке лучших авторов, а тогда он был просто набирающим обороты детективщиком. Литагент с гордостью рассказывал о его успехах, но, честно признаться, я мало что соображала. Его глаза меня как будто загипнотизировали, и я не видела и не слышала ничего вокруг. Напоследок мы обменялись визитками, и нас растащило в стороны веселой толпой литературных тусовщиков.
Алекс позвонил через неделю. К чести моей, я не сохла по нему, не слонялась бледной тенью, докучая окружающим рассказами о прекрасном принце. Просто в сердце словно всадили крохотную иголочку, которая беспокоила, но не мешала существовать. Иногда я вспоминала эти голубые глаза с искорками, не более того.
Звонок пришелся на тяжелую пору: я увольнялась из газеты, активно искала заказы и возобновляла старые связи. Финансы пели романсы, Шурку забрали родители, и я могла без помех решать свои проблемы. Услышав незнакомый мужской голос в трубке, я долго не могла сообразить, кто говорит.
– Это Казаков, писатель. Мы с вами познакомились на презентации... Что вы делаете сегодня вечером?
Мы встретились в маленькой кофейне на Покровке, часа два болтали, не в силах остановиться, пили кофе. Я пыталась держать себя в руках, потому что в такого человека нельзя влюбляться: всю жизнь потом будешь сравнивать с ним остальных мужчин, и сравнение будет явно не в их пользу.
Биография у Алекса была богатая. В качестве военного корреспондента он повидал и Чечню, и Югославию... Еще он был фотографом, ездил по миру, снимал для известных географических журналов Гималаи, Африку, Северный полюс, извержения вулканов. Начал писать книги, но оседлая жизнь была не по нему, «бродяжничество», как сам Алекс это называл, прочно въелось в кровь, поэтому то и дело он срывался с места и ехал куда-нибудь в Кордильеры.
Был он на пятнадцать лет старше меня, за плечами – два брака, трое детей и великое множество женщин, которые всю жизнь крутились вокруг него. Одних привлекал ореол загадочной мужественности – военное прошлое, загар, морщинки вокруг глаз; вторые клевали, словно рыбки на приманку, на незаурядную внешность в совокупности с острым умом; третьих привлекала его известность... Конечно, об этом Алекс мне не рассказывал напрямую, но такой вывод напрашивался сам собой.
Через неделю мы уже «официально» были вместе. Шурка моментально подружился с Алексом, родители были в восторге, а я сразу и по уши влюбилась.
Кажется, никто вокруг этого не замечал. Мне всегда удавалось скрывать свои чувства, держать лицо, не прилагая особых усилий. Флоранс называла меня «ежиком» и «человеком в железной маске», но что делать, если это стало моей второй натурой! Оба бывших мужа не особенно располагали к откровенности и излиянию чувств, а Алекс и вовсе держался как скала.
Мы подходили друг другу. Оба независимые, ироничные, свободные... Алекс был человеком сдержанным, замкнутым, немногословным, скупым на нежности и ласки. Ну а я... Как верно сказала Флоранс, я была колючим ежиком. Вместе нам было комфортно. Мы не давали друг другу клятв верности, не признавались в любви – о чувствах вообще не было сказано ни слова, мы ничего друг другу не обещали.
Окружающие не понимали наших отношений. На людях мы вели себя как два старых приятеля – ни тебе поцелуев, объятий и прочих телячьих нежностей, зато в спальне порой разворачивались такие страсти, что приходилось покупать мазь от синяков и царапин...
Иногда мама опасливо спрашивала, что я думаю о нашем будущем. Я пожимала плечами, хотя внутренне была уверена, что никакого общего будущего нет и не будет.
Так и случилось. Месяцев восемь назад Алекс объявил, что ему заказали серию снимков Испании, он должен уехать. Я не произнесла ни слова возражения, хотя какой-то голос внутри меня шептал, что это конец... Через несколько недель он вернулся, со свежим загаром, веселый, довольный. Потом снова уехал. И наконец, объявил, что в Испании ему придется провести какое-то время, есть интересный проект, а кроме того, в его новой книге действие происходит в Барселоне, и нужны свежие впечатления, атмосфера, реалистичные подробности.
Я загнала чувства подальше, улыбалась, радовалась и пророчила невероятный успех новой книге... Кто бы знал, чего мне стоило сдержаться, не кинуться ему на грудь с рыданиями, но я твердо решила: не выдам себя, слова лишнего не произнесу.
С самого начала я знала, что долго наш роман не продлится. Алекс не мог сидеть на одном месте, его манили дальние страны, кровь бурлила, хотелось адреналина и приключений. Кроме того, этот человек не был приспособлен к семейной жизни и постоянным отношениям, и мне это было отлично известно. Видели глазки, что покупали...
Он уехал, бодро чмокнув меня на прощание, и обещал звонить. Оставшись одна, я изо всех сил держалась молодцом, но себя-то не обманешь! Я ужасно скучала и хандрила. Казалось, мир лишился красок, звуков и запахов, стал серым и тоскливым, как плохо выполненная картонная декорация. Алекс изредка звонил, но у него не было постоянной квартиры, он то и дело переезжал, поэтому его телефона я не знала. А потом он и вовсе исчез с моего горизонта. Лишь однажды он приехал в Москву, буквально на несколько дней. Все это время мы почти не вылезали из постели, я летала от счастья, а потом Алекс уехал, и все началось сначала.