Амнезия души
– А Глеб куда свалил?
– Спать пошел. Я его сегодня у себя оставляю, – объяснил Джек, исподволь наблюдая за Лизой. Было в ней что-то неправильное, непривычное. Странно, что Макс не замечает. Глаза у нее смотрели иначе: дико и счастливо. В ее поведении, манере держаться и разговаривать что-то неуловимо изменилось. Если бы Джек не знал Лизу, назвал бы ее доброжелательной. Она казалась неестественно лояльной и удовлетворенной происходящим. Любопытная посттравматическая реакция.
Макс вернулся в соседнюю комнату, сделал музыку тише. Лиза тем временем прошмыгнула в ванную умыться. Джек посмотрел из окна вниз на светлую ленту дороги, обрамленную пятнами фонарей. Розовая неоновая вывеска сияла нарядной брошью на темном полотне здания, в одном из окон мигали разноцветные всполохи: работал телевизор, над соседней крышей в блеклом черном небе двигалась красная точка самолета. С момента восстановления зрения прошло больше двух недель, а Джек все не мог насмотреться. Замечал малейшие градации цвета, любовался линиями и формами, невольно запоминая мельчайшие детали понравившейся картины, будто судорожно накапливал зрительные образы, боясь снова ослепнуть.
Первые несколько дней после успешной операции Джек пребывал в необычном состоянии, которому не мог дать определение. Оно было грандиознее, чем эйфория, глубже, чем счастье, спокойнее, чем восторг. Джек не испытывал христианской любви ко всему сущему, но всеми фибрами души ощущал правильность мироздания. Все устроено так, как должно. Безупречная, отлаженная система, где ему посчастливилось возникнуть.
Чуть погодя философское настроение поутихло, но удовлетворенность осталась. Джек и до трагедии любил жизнь. Но сейчас любил несоизмеримо больше.
– Старик, я реально рад за тебя, – признался Макс, приблизившись к нему. – Ты поправился, Лизка нашлась, Глеб вроде не тупит. Жизнь налаживается, а?
– Определенно налаживается, – подтвердил Джек и после паузы спросил: – Нам, полагаю, стоит обсудить кое-что? Всем вместе.
Макс повертел головой, разминая шею.
– Само собой, старик, но не сегодня. Сегодня мы празднуем твое возвращение, так что о проблемах побазарим в другой день.
– Мальчики, – Лиза незаметно подкралась и обвила руками обоих мужчин. – А не устроить ли нам тройничок?
– Чего? – Макс моментально набычился. – Я тебе, б… ь, устрою!
Лиза рассмеялась, весело глядя снизу вверх на ревнивого друга:
– Ты такой милый. Обделался легким испугом?
– Сейчас ты у меня обделаешься, – буркнул товарищ. – Дурные у тебя шутки, Лизка.
– Не у каждого комика веселая публика, – возразила она, ткнув оппонента в ребро.
– Ах ты! – Он дернулся схватить подругу, но та спряталась за спину Джека.
– Ваня, я ваша на веки, только защитите меня от этого зверя!
Джек состроил серьезное лицо:
– Извини, Макс, больше мы с тобой не друзья.
– Да ну вас, идиотов. Налакались и буянят, – заржал Макс. – Ты, Лизка, настоящий клад.
– Правда?
– Правда. Так и хочется закопать.
Джеку почудилось, что все это уже когда-то было. Настенные часы показывали час ночи.
Глава 5
В последующие две недели встретиться всем вместе не получилось. Джек вернулся на работу в клинику. Лиза ушла с головой в дела корпорации. Макс днем мотался по городу, а ночью стоял на посту в клубе. Глеб плотно занялся поисками работы: деньги подходили к концу и нужно было искать источник дохода. Занятые повседневными хлопотами, друзья еще долго не собрались бы целой компанией, не случись кое-что непредвиденное.
Стоял погожий июльский день, психотерапевт Кравцов сидел в офисе, заканчивая сеанс с пациентом. Он успел соскучиться по практике и, как только представилась возможность, сразу приступил к должностным обязанностям.
– Сейчас панические атаки стали реже, не чаще раза в неделю, но я по-прежнему постоянно проверяю свое ощущение окружающей действительности и чувство своего «я», – бормотал молодой дерганый парень с обсессивно-компульсивным расстройством. – Я замечаю какие-то несоответствия и начинаю бояться. Меня преследует страх, что со мной что-то не так, что мир неправильный и я неправильно реагирую на этот мир. Чувствую, что не живу, как раньше, не воспринимаю себя адекватно. Я боюсь попасть в психушку, и меня это сильно беспокоит!
Иван кивал, делая в файле короткие пометки, и задавал уточняющие вопросы. Впрочем, пациент был словоохотлив, вопросов у доктора практически не возникало. Это был уже третий визит пациента в клинику, и в его состоянии наметились определенные изменения.
– Я очень доволен нашей сегодняшней встречей, – подытожил Джек. – Вижу некоторые улучшения, несмотря на то что мы только начали лечение. Продолжайте пить прописанные препараты и выполнять упражнения. Думаю, следующую неделю мы пропустим, а вот числа, скажем, 24-го увидимся вновь. Вам удобно в это же время? В таком случае обратитесь к девушке на ресепшене, она вас запишет.
Когда за парнем закрылась дверь, Джек откинулся в кресле, сцепив руки на затылке. В клинике в честь возвращения ведущего специалиста устроили торжественную церемонию – с алкоголем и закусками, само собой. Руководство ценило господина Кравцова, коллеги-мужчины уважали, а женская часть коллектива тайно вздыхала по красивому доктору – тот хоть и был неизменно галантен и щедр на комплименты, никому фавора не оказывал, лишь сильнее распаляя желание. Ни одна из сотрудниц не отнеслась безразлично к постигшему психотерапевта несчастью. Переживали все поголовно: от юных медсестричек до главврача – женщины пожилой, тучной и строгой. То-то радости было, когда сероглазый король вернулся зрячим и полным сил.
В первые дни к Джеку в кабинет потянулась череда паломников: коллеги наведывались по делу и без. Расспрашивали о Германии, о впечатлениях и планах. Он делился информацией ровно настолько, насколько требовала вежливость. По запросу раскрывать душу привычки не имел. Постепенно назойливое внимание утихло, и Джек сосредоточился на работе. Без сомнения, ему недоставало этой восхитительной привычной рутины.
Кабинет встретил хозяина в неприкосновенном виде. Уборщица регулярно протирала пыль и мыла полы, все поверхности сияли чистотой. Массивный элегантный стол цвета темного ореха, подвижное кресло из темной кожи с лакированными деревянными подлокотниками (эти два предмета мебели Кравцов купил на свои кровные), дипломы и сертификаты на стенах, три квадратных горшка с кактусами (горшки тоже сам выбирал) – все на своих местах. Блокнот с записями открыт на той же странице. Придраться не к чему. Какое наслаждение – иметь хорошую профессию, удобный кабинет и главное – дееспособность.
Джек запрокинул голову, мечтательно уставившись в потолок. На безупречно белом фоне проступили контуры женского лица – сперва неясные, а затем все более отчетливые, объемные. Высокие скулы, пухлый чувственный рот, большие насмешливые глаза…
Стоп!
Джек порывисто встал, прогоняя дивный мираж. Нажал на вызов секретаря:
– В 205-й приглашайте следующего пациента.
Имелась у Джека дополнительная причина поспешного возвращения в клинику: нужно было срочно чем-то занять свой мозг, чтобы не грезить об одной прехорошенькой немецкой медсестре.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла Лиза:
– Иван Сергеевич, здравствуйте. Я на прием, можно?
Он удивленно приподнял брови, мельком глянув в график на компьютере.
– Я записана, – улыбнулась Лиза, поймав его взгляд.
– Я вижу, Елизавета Матвеевна. Проходите, присаживайтесь, – указал он на широкий удобный стул.
– Ах, спасибо, – церемонно ответила та, сделав вид, что приподнимает длинную пышную юбку, чтобы не помялась.
– С чем пожаловали? – не без любопытства спросил Кравцов и совсем не по-деловому уселся на стол одним бедром. Он обрадовался визиту подруги – в прошлый раз из-за масштабной пьянки поговорить не получилось. Профессиональная помощь Джека не оказалась бы лишней, он даже пару раз обдумывал, как вызвать Лизу на откровенный разговор. И тут, надо же, сама пожаловала. Прав был психотерапевт Кравцов, не веря в искренность ее оптимизма. Слишком резкий переход от депрессии к счастью – симптом нездоровый. Было что-то неестественное в столь стремительной реабилитации. Джеку приходилось работать с жертвами изнасилования, и большинство из них от радости не светились, наоборот, демонстрировали все признаки посттравматического стрессового расстройства. Паника, отсутствие интереса к семье и друзьям, депрессия, чувство вины – ничего из перечисленного Лиза якобы не испытывала, хотя провела в плену около двух месяцев. Последствия не могли пройти мгновенно и без следа. Даже самая упрямая воля дала бы трещину. Джек был лишен зрения, а не свободы и достоинства, его окружали любовь и забота, а не боль и насилие, и все равно он едва не повредился рассудком. Страшно представить, что пережила Лиза и что творилось у нее в голове.