Солнца Скорпиона

Трава у меня под ногами казалась мягкой и упругой, а ветер развевал мне волосы. У края обрыва я остановился, глядя на открывшееся моему взору зрелище, одновременно и невероятное и прекрасное по своей дерзновенной мощи. Но меня не волновало, столь прекрасным и сколь невероятным могло быть то зрелище. Главное, что я опять на Крегене. Определить, куда именно на поверхность планеты меня высадили я никак не мог, да меня это и не волновало. Я знал одно: с чем бы там бы там не довелось мне столкнуться в грядущие дни, я все равно найду дорогу обратно к Стромбору в Зеникке, в том гордом городе континента Сегестес, найду способ вернуться туда и снова сжать в объятиях мою Делию. Если же она покинула Стромбор, где, возможно, по-прежнему чувствовала себя иностранкой, и вернулась к себе домой в Синегорье Вэллии, к отцу, императору той объединенной островной империи, то я последую за ней и туда. Чтобы найти Делию Синегорскую я прошел бы из конца в конец весь этот мир, также как и свой родной.
Подо мной вытянулся скальный карниз, высеченный из обращенной к морю стороны утеса. А ниже вытянулся ещё один. Каждый из карнизов достигал примерно ста ярдов [3] в ширину. Они спускались, словно головокружительно дезориентирующая лестница, предназначенная для великана, все ниже и ниже, пока последний карниз не исчезал под спокойной поверхностью узенькой ленты воды. А с противоположной от меня стороны карнизы снова подымались из воды, все выше и выше, выше и дальше, подымаясь, пока я не посмотрел на противоположный край возвышенности, отделенный от меня пятью милями прозрачного воздуха. То тут, то там по каменным фасам тянулись лестницы поменьше. Я повернулся и посмотрел в противоположную сторону от воды. Перспективы уменьшались, пока не становились совсем крошечными и терялись вдали.
Предположение такое выглядело экстраординарным — и даже нелепым, — но, судя по упорядоченности, каменной облицовке и единообразному виду этих ровных ступеней, я решил, что этот Великий Канал создан человеком. Или, если и не целиком человеком, то человек, по крайней мере, приложил руку к формированию того, что первоначально было проливом, соединяющим вздымающий валы внешний океан с более спокойной гладью вод внутреннего моря.
Я не видел никаких признаков каких бы то ни было живых существ, но чувствовал, что высящаяся на самом верхнем уровне прямо напротив меня масса камня, величественное сооружение прямоугольной формы и видимое в прозрачном воздухе во всех подробностях, должно быть, каким-то жилищем. Подымавшаяся с его вершины струйка дыма, черная и выглядевшая издали тонкой, тянулась в небо и уносилась ветром.
Когда я в последний раз прибыл на Креген, то первое, что услышал это звенящий у меня в ушах крик Делии. На этот раз я тоже услышал крик, но сразу же понял, что этот голос принадлежит не ей.
Бросившись бегом к обрыву, со стороны которого дул бриз и доносился тихий рокот моря, казавшийся теперь в теплом воздухе негромким шепотом, я увидел, как из загораживавших обзор деревьев вырвалась какая-то фигура и, сделав несколько шагов вперед, рухнула ничком на траву.
Добравшись до упавшего, я увидел, что это не человек.
Это был чулик, один из зверолюдей, рожденных, подобно людям, двуруким и двуногим, с лицом, которое могло бы быть похожим на человеческое, если бы не два торчащих вверх трехдюймовых [4] кабаньих клыка. Ничем прочим чулики не походили на людей. Кожа гладкая, маслянисто-желтая. Глаза маленькие, черные и круглые, как смородины. Крепкий и сильный на вид, наемный воин с кольчужным наголовником, с которого свисал, открывшись, наустник, и в длинной кольчужной броне, доходивший до середины бедер. Никакого оружия я у него не увидел. О его крепости и силе свидетельствовал тот факт, что он вообще сумел закричать — при том, что его лицо превратилось в кровавую кашу — сплошь всмятку, разодранное, окровавленное.
Воцарилась тишина.
Я пока совершенно не представлял, какой из множества враждебных и жестоких хищников Крегена мог так изуродовать его лицо. Но почувствовал знакомое волнение в крови, пробегающей по жилам — и тогда по-настоящему понял, что и вправду вернулся на Креген, под солнцами Скорпиона.
Прежде мне доводилось видеть кольчугу на Крегене только один раз — когда меня искушала принцесса Натема Кидонес. Во время наших свиданий в нише стоял облаченный в кольчугу великан, безмолвный и неподвижный, державший в руках рапиру такой чудесной работы и с таким отличным балансом, что я присвоил её в качестве трофея и воспользовался ею в том последнем победном бою в Стромборе. На Крегене полезно носить доспехи, какими бы они ни были. А талию чулика опоясывала белая ткань в зеленую полоску.
При виде этого материала в зеленую полоску я нахмурился.
Однако, как вы уже наверняка успели разобраться, я не слишком привередлив в отношении мелочей жизни, а потому содрал с чулика это подобие одежды — белую тряпку в зеленую полоску — и обмотал себя ею, как набедренной повязкой.
Оружие на Крегене бесконечно важнее одежды и даже доспехов. А у этого чулика не имелоссь никакого оружия. Это было в высшей степени странно. Осторожно, шагая легкой и пружинистой поступью, которая бесшумно несла меня по траве, я приблизился к утесу, выходящему к морю.
Ветер разбросал мои волосы. Я посмотрел по сторонам и вниз.
Далеко внизу, у подножия шершавых утесов, мягко плескалось море. Я едва различил изогнутую полоску пляжа с желтым песком, о который разбивались волны, рокот которых я едва слышал. Над водой кружило несколько чаек и ещё каких-то морских птиц; но вели они себя до странности тихо. Море блистало сияющей голубизной. Моря, омывающие берега континента Сегестес, были зеленые или серые, а иногда и синие, с присущей этой синеве холодностью и суровостью; а по этому морю волны гуляли вяло, плавно, и его голубизна бросалась в глаза. Такую голубую воду мне доводилось видеть в Средиземном море. Я окинул эту картину взглядом опытного моряка и особо взял на заметку судно, наполовину вытащенное на ту узкую изогнутую полоску желтого песка.
Это была галера. Ее таран, её тонкие изящные очертания и втянутые сейчас на борт вёсла — все это недвусмысленно свидетельствовало о её принадлежности к данному классу судов. Но она ничуть не походила на ту галеру, которая вышла мне навстречу поздравить с прибытием в Афразою, Качельный Город, после путешествия по священной реке Аф.
Я окинул взглядом край утеса, скрытый среди теснившихся на вершине кустов. Мне не удалось обнаружить никаких признаков оружия, которое мог выронить чулик.
Тогда я прошелся взглядом вдоль края утеса чуть дальше, ища тропу, по которой мог подняться этот наемник. И замер.
Там притаилась полускрытая кустами группа каких-то тварей. Кусты эти представляли собой заросли тернового плюща, заросли которых следует избегать всем, у кого нежная кожа. Твари расположились в гуще усыпанных колючками спутанных побегов вполне уютно, опустившись на все свои шесть лап. Их грубые серые шкуры свалялись от грязи, листьев и экскрементов, а головы все они повернули в сторону тропы, поднимающейся по фасу утеса.
Теперь я знал, что за тварь растерзала лицо чулику.
С виду они напоминали сегестянских горных обезьян, грундалов. Их рост достигал футов пяти [5], когда они стояли выпрямившись. Их тонкие, словно паучьи лапы, конечности, благодаря природной ловкости, могли перебрасывать этих животных по скалам с непринужденностью, способной дать фору горным козам. Как-то раз я видел их среди отдаленных гор, составляющих южную границу Великих Равнин, когда охотился со своими кланнерами. Это были ещё те твари: злобные, трусливые, но смертельно опасные, когда охотятся стаями. Смотрели они все не в мою сторону, а на тропу, однако я знал, какой у них будет вид спереди. Невероятно большие рты, окруженные складками кожи, они казались круглыми, когда открывались, и были вооружены концентрическими рядами похожих на иглы зубов. Они очень напоминали тех целеустремленных хищных рыб, которых вытаскивают неводом из морских глубин — сплошная пасть и клыки.