Злой волк
Тяжелая дверь закрылась за ним с глухим хлопком. Он был один. Было так тихо, что он слышал, как в ушах отдаются удары сердца. Его переполняло отчаянное желание взять мобильник и кому-нибудь позвонить, все равно кому, лишь бы услышать человеческий голос. Но у него не было больше мобильника, не было компьютера, не было собственной одежды. С сегодняшнего дня он был человеком, получающим приказы, пленником, полностью отданным на волю капризов и распоряжений равнодушных тюремных надзирателей. Он больше не мог делать то, что хотел, государство правосудия лишило его привилегии свободно распоряжаться своей жизнью.
«Я этого не вынесу», – подумал он.
С того самого дня, когда уголовная полиция появилась у него с ордером на обыск, перевернула весь его дом и офис и конфисковала компьютеры, он находился в состоянии шока. Он вспомнил отчаяние Бритты, отвращение в ее глазах, когда она поставила ему чемоданы у двери и кричала, что не хочет его больше видеть. На следующий день он получил судебное решение о запрете видеться со своими детьми. От него отвернулись друзья, коллеги, партнеры. А потом его арестовали из-за опасности того, что, находясь на свободе, подозреваемый скроется или будет препятствовать установлению истины. Никакого освобождения под залог.
Прошедшие недели, следственный изолятор, процесс – все это казалось ему чем-то абсолютно нереальным, спутанным сном, который когда-нибудь закончится. Когда судья зачитала накануне приговор, и он осознал, что действительно отправится на тридцать шесть месяцев в тюрьму, и когда он снова увидит своих детей, которых любил больше всего на свете, им будет двенадцать и десять лет, он подумал, что он достаточно крепок, чтобы все вынести и все одолеть. Он сохранял самообладание, когда его в наручниках под градом вспышек жадных до сенсаций репортеров выводили из зала суда присяжных, в котором он несколько лет своей жизни провел на другой, правильной стороне.
Даже унизительную процедуру полного лишения гражданских прав, которая ждала новичка в тюрьме, он перенес без внешних эмоций, равно как и врачебное обследование. Но когда он натянул на себя поношенную шершавую арестантскую одежду, которую до него уже носило множество других мужчин, и служащий с равнодушной миной запихнул его собственную одежду в вещевой мешок и отобрал у него часы и бумажник, его разум отказался принять неизменность его положения.
Он обернулся и пристально посмотрел на расцарапанную дверь камеры. Дверь без ручки и замка, которую он не может открыть самостоятельно. В эту секунду к нему пришло горькое сознание того, что это была реальность и он никогда не очнется от этого кошмарного сна. Его колени обмякли, желудок взбунтовался. Внезапно он ощутил голый, панический страх. Перед одиночеством и беспомощностью. Перед другими заключенными. Как осужденный педофил в соответствии с тюремной иерархией он занимал самую нижнюю позицию, поэтому для его же безопасности его поместили в одиночную камеру.
Он потерял контроль над своей жизнью и ничего не мог с этим поделать. Его определяемая самостоятельно жизнь ушла в прошлое, брак разбился вдребезги, его репутация была безвозвратно разрушена. Все, чем был он сам, что составляло его личность и его жизнь, исчезло в зеленом вещевом мешке вместе с рубашкой, костюмом и обувью.
С сегодняшнего дня он был лишь номером. На тысячу восемьдесят бесконечно долгих дней.
Резкий звук вырвал его из глубокого сна. Его сердце бешено колотилось, он сильно вспотел. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это был сон. Этот сон, который его уже давно не посещал, был настолько тягостно реалистичным, что он слышал скрип резиновых подошв на сером линолеуме и чувствовал характерный тюремный запах мочи, мужского пота, еды и дезинфекционных средств.
Тяжело вздохнув, он встал и подошел к столу, чтобы взять мобильник, жужжание которого его разбудило. В жилом вагончике было жарко и душно, а воздух сперт – хоть топор вешай. Вообще-то он хотел просто чуть передохнуть, но неожиданно глубоко и крепко уснул. У него щипало глаза и болела спина. Просидев до самого рассвета, он прочитал огромное количество заметок, газетных статей, записей бесед, протоколов заседаний и записей из дневников, делая пометки. Это было непросто – выискивать важнейшие факты и вносить их в логичный контекст.
Он нашел телефон под горой бумаг. Значилось всего несколько входящих звонков, но, к его огорчению, среди них не было того, которого он так ждал. Кликнув мышкой, он вывел ноутбук из спящего режима, ввел пароль и открыл свой почтовый ящик. Там тоже не было никаких сообщений. Разочарование пронизало все его тело, как медленнодействующий яд. Что могло случиться? Что он сделал не так?
Он встал и подошел к шкафу. Чуть помедлив, выдвинул ящик. Среди футболок он нащупал фотографию и вынул ее. Темные глаза. Светлые волосы. Милая улыбка. Вообще-то ему следовало бы уничтожить фотографию, но у него рука не поднималась это сделать. Тоска по ней причиняла ему боль, как удар ножа. И ничто не могло смягчить эту боль.
«Вы достигли объекта, – объявил голос в навигаторе. – Объект расположен на левой стороне».
Майке нажала на тормоз и растерянно посмотрела по сторонам.
– Что это такое? – пробормотала она и сняла солнечные очки. Она находилась в лесу. После яркого света она поначалу не могла разглядеть ничего, кроме деревьев и подлеска, темной густой зелени, тут и там окрапленной солнечными бликами. Но неожиданно она увидела посыпанную щебнем лесную дорогу и жестяной почтовый ящик, какие ей встречались в американских фильмах. Майке решительно включила поворотник, свернула на дорогу и поехала, преодолевая неровности, по извилистой лесной дороге. Ее напряжение возрастало. Кто такой БП? И кто этот К? Что ждет ее в конце лесной дороги? Она миновала последние ряды деревьев. Неожиданно перед ней вспыхнул яркий свет, ослепив ее. За поворотом, к ее удивлению, неожиданно выросла настоящая крепость. Металлические ворота с камерами наблюдения, плотный забор с секцией колючей проволоки наверху. Предостерегающие таблички предупреждали непрошеных гостей об опасности получения повреждений от укусов собак, поражения током высокого напряжения и действия мин.
Что за черт! Военизированная запретная зона в центре района Майн-Кинциг? В какую историю влипла ее мать? Майке включила заднюю передачу и поехала назад по гальке, пока не достигла развилки. Дорогой, судя по всему, пользовались не часто, но она вела туда, куда собиралась направиться Майке. Когда она отъехала уже достаточно далеко от главной дороги, чтобы никто не мог заметить броский красный автомобиль, она достала из «бардачка» бинокль, задвинула крышу и пошла дальше пешком. Примерно метров через пятьдесят дорога закончилась. Майке пошла правее и вскоре дошла до опушки леса. Металлические ворота находились чуть дальше, поэтому здесь она была вне зоны действия камер наблюдения, которые размещались над воротами. Поодаль, на опушке молодого ельника, Майке увидела наблюдательную вышку. К счастью, на ней были джинсы и кроссовки, потому что крапива и чертополох достигали метровой высоты. Было похоже, что вышка уже давно не использовалась: деревянные ступени лестницы поросли мхом и прогнили. Майке осторожно забралась наверх и, проверив прочность деревянного сиденья, опустилась на него. Отсюда, сверху, у нее был прекрасный обзор.
Она отрегулировала резкость бинокля и увидела гараж, перед открытыми воротами которого расположилось как минимум двадцать мотоциклов – сплошь тяжелые, сверкавшие хромом машины, преимущественно «Харли-Дэвидсоны» и два или три «Роял-Энфилда». Рядом находился скрапный двор, отделенный забором из проволочной сетки, где хранилось множество запчастей для автомобилей и мотоциклов, шины и бочки с маслом. В тени большого каштана, рядом с гаражом, стояли столы и скамейки, от поворотного гриля шел чад, но нигде не было видно ни единого человека. На другой стороне большого двора в вольерах, обнесенных решеткой, мирно нежились на солнце бойцовые собаки, о которых предупреждали таблички у ворот.