Пора подснежников

 
Глава 2
Розы или мимозы?.. Так мимозы или розы? Или все же тюльпаны? Голландские нежно-лиловые… чудо как хороши. Может, взять целую охапку?
Нет, все не то, не то! Все как-то не подходяще случаю, хотя вроде и случай тот самый. Но не хотелось ему повторяться. И мимозы и розы сегодня уже были. Охапки, корзины, море цветов, в которых он утопил сегодняшним вечером своих милых девчонок, поздравляя с грядущим женским днем. Они улыбались, благодарили, и напряженности никакой в связи с неожиданным увольнением с работы Ануфриева и Морозовой не было. Наоборот, кажется, все вздохнули с облегчением.
А вот у него веселиться от души не получилось. И шампанское с ними пил, и танцевал, без устали сыпал комплиментами, шутил без конца, а веселья не было. Потом и вовсе голова разболелась, раздражение какое-то навалилось. Может, устал? Для одного дня сразу столько разоблачений, это действительно многовато.
Игорь незаметно ушел с вечера, поднялся к себе в кабинет. Зачем-то включил компьютер. С недоумением рассматривал минут десять рабочий стол, не понимая, компьютер-то ему зачем теперь сдался, десять вечера скоро? Потом со вздохом полез в базу данных собственного персонала.
Ну да, да, он хотел узнать адрес Лидочки Степановой, и что с того?! И никакая это не слабость, а элементарная вежливость. Она единственная из достойных осталась сегодня без поздравлений и подарков. И даже без цветов, что казалось ему особенно неприятным.
В такой праздник ни одна женщина не могла обойтись без цветов, так считал Игорь. Это все равно что его оставить с утра в понедельник без утреннего кофе. Он без него ни проснуться, ни дышать потом, кажется, не мог. Так и с цветами на Восьмое марта. Ведь если их ей не подарить, то вся весна для нее пойдет прахом. А он этого точно не хотел. Ни испорченной весны ее, ни того, чтобы она осталась без букета. Без его букета, что казалось особенно важным.
Он чувствовал себя очень виноватым перед Лидочкой. Не углядел, не проявил бдительность, понадеялся на что-то, что еще? Какие еще промахи он за собой видит? Да даже не пытался поговорить с ней серьезно. Счел, что приемом на работу его собственное участие в ее судьбе заканчивается.
Ошибался…
– Сидишь, голубок?
Мария Павловна бесцеремонно ввалилась к нему в кабинет, когда уже лист с адресом Лидочки выполз из принтера. Шумно дыша, без конца вытирая кружевным платочком вспотевшее полное лицо, финансовый директор без приглашения уселась в кресло. Взмахнула юбкой, расправляя ее на коленках. Глянула на него строго.
– Чего сбежал-то? Девочки расстроились.
– Устал, – коротко отрезал Игорь и выключил компьютер. – Домой поеду.
– Ну, ну… Домой он поедет! – фыркнула недоверчиво Мария Павловна и пальцем ему погрозила. Потом тут же посерьезнела и спросила: – Одиноко тебе, Игорь?
– Мне? – Он будто бы удивленно заморгал. – С чего ты решила? Вон у меня вас сколько! Наоборот, тишины захотелось. Устал, говорю же тебе.
– Хочешь меня, старую ворону, на мякине провести, Игорь Васильевич? – ухмыльнулась Мария Павловна и снова принялась грозить ему пальцем. – А вот я тебе сейчас скажу!
– Что скажешь?
Он осторожно, текстом вниз, чтобы глазастая финансистка, не дай бог, не рассмотрела ничего, вытянул лист с адресом Лидочки из принтера. Свернул его вчетверо и убрал в карман своего пижонистого пиджака.
– А все тебе выскажу! Мой сегодня день, мой праздник, имею право! – Грудь Марии Павловны воинственно приподнялась. – И скажу я тебе, Игорек, вот что… Жениться тебе надо!
– О как! Это не новость, Марь Пална, ты мне об этом твердишь каждую неделю. И что? Вернее, на ком?
– На той, к кому сейчас от нас удрать собрался, – вдруг выпалила она и хитро прищурилась. – Я ведь наблюдала за тобой весь вечер, Игорь Васильевич. Видела, как тебе маетно среди нас. Видела, как не хватает тебе кого-то.
– И кого? – развеселился он.
– Той, к кому собрался сейчас ехать. И не смей врать, что домой отправишься. По глазам вижу, что уже одной ногой на ее пороге. – Она вдруг смутилась собственной смелости и полезла из кресла. – Ты прости меня, если обидела. Только совета послушай. Сегодня день такой особенный… Он… Не знаю, как сказать… Вроде и всерьез его мало кто принимает, а вот мы, женщины, в этот день больше, чем в новогоднюю ночь, на чудо надеемся. Вот и сотвори ты это чудо, наконец, Игорек! И для нее, и для себя сотвори!..
И ушла, припадая на обе ноги. Пляска в туфлях на высоких каблуках теперь неделю будет ей о себе напоминать.
Он встал, выключил свет в кабинете. Чуть постоял у окна, рассматривая мокрый проспект, на который выходили его окна.
Огни плавились в лужах растаявшего снега, растекались разноцветной радугой. Машины, бездушными челноками снующие туда-сюда. Двери магазинов, выплевывающие толпы людей, кажется, даже смех слышен. Но это не так, конечно. Отсюда он не мог слышать, как им весело. Просто думать так хотелось. Всем сегодня должно быть весело и счастливо. Потому что…
Потому что – что? Правильно, потому что каждая женщина в канун такого дня надеется на чудо. И чудо это он должен сотворить? Для кого? Для себя и для нее? А для кого для нее?
И странным образом рука сама собой легла на карман, в который спрятал сложенный вчетверо лист.
Лида… Лидочка…
А она ведь нравилась ему. Сильно нравилась. Почему-то только теперь нашел в себе смелость признаться себе в этом. Она была высокой, стройной, белокурой красавицей, но в то же время сильно отличалась от остальных его сотрудниц. С первого дня работы она стала отличаться от остальных. Он это замечал, но находил всегда странное тому объяснение.
В том, что без нужды лишний раз не улыбалась ему, а следила с настороженным вниманием за каждым его взглядом и словом, ему в этом виделась невежливость, испуг, гордыня может быть. И это его немного бесило. И в том, что не бежала к нему, как другие девчонки, с милыми безделушками в подарок после отпуска, тоже находил отстраненную холодность.
А она, может, на него так смотрела и не бежала к нему, потому что робела, потому что он нравился ей. Могло такое быть? Могло…
И ему вдруг так остро захотелось, чтобы все обстояло именно так, а не иначе. Чтобы он нравился ей, ну хоть немного. И не как работодатель, не как обеспеченный бизнесмен, а просто как Игорь – одинокий, неприкаянный, с глубокими залысинами и намечающимся брюшком, с его брюзжанием по понедельникам, с дикой усталостью по пятницам, с мешками под глазами, если не выспится, и скачущим давлением, потому что не мальчик уже давно. И чтобы она сейчас дома была одна, очень хотелось. Чтобы не суетился рядом с ней какой-нибудь юный скорый на ногу и действа Сережа, Саша, Миша, пытаясь подарить ей чудо, на которое надеется каждая женщина весенним праздником…
Так мимозы или розы? Или все же тюльпаны?
– Девушка, а подснежники у вас есть? – вдруг спросил он, сам не понимая, почему о них вспомнилось.
Может, потому, что с детской сказки хранились воспоминания. Или потому, что цветок этот и в самом деле казался ему настоящим таинством. Он до сих пор не мог понять, как может существовать нежная хрупкость тонких лепестков в грубой хрустящей снеговой оправе.
– Нет, к сожалению… – Девушка виновато покачала головой.
– А вы у перехода посмотрите, – вдруг подсказал юношеский голос сзади. – Там сегодня тетка какая-то весь день подснежниками торговала и крокусами желтыми. Красотища… Даже очередь была…
Если очередь, то вряд ли ему что-то достанется, но все равно поплелся к подземному переходу, благо всего метров десять ходу.
Возле перехода мужик в треухе суетился вокруг пустых ящиков, то ли ставил их друг на друга, то ли пытался погрузить на странную тачку о двух колесах. Женщина в вязаной кофте, надетой почему-то поверх стеганого пальто, забегала то с одного бока, то с другого и все давала и давала какие-то советы мужику. Тот злился и ругался на нее, а она все равно бегала. Цветов видно не было.