Строго конфиденциально
– А что делать? Если что, будешь рожать...
– Ты что, с ума сошел? – оттолкнула Мамонта женщина.
– Почему? Тебе все равно скоро на пенсию. Будешь ребенка воспитывать...
– Так ты серьезно?
– Ну не брошу же я тебя с животом...
– Господи, дай я тебя поцелую, поросенок!
Женщина прижала к себе Мамонта с такой силой, что у того даже позвонки хрустнули.
– Хороший мой, мне, кроме тебя, никто не нужен...
Но даже в этой ситуации Мамонт оставался Мамонтом. Незаметно покосившись на часы, он скорчил гримасу и быстро чмокнул женщину в щечку.
– Киса, мне уже надо бежать!
– Куда бежать, иди ко мне, я тебя хочу...
– Я тебя тоже хочу, – мягко отстранился Мамонт. – Но я уже опаздываю. Правда... Ты не видела, где мои трусы? А, киса?
– Паша, ты чудовище! – приподнялась на столе женщина.
– А я думал, что я твой поросенок... О, вот они, – удивленно уставился на портрет нового президента Мамонт. – Как ты только умудрилась их сюда забросить? Хорошо еще, что никто не видел. Кто б поверил после этого, что ты за него голосовала?
– Тебя надо лечить, Паша, – вздохнула женщина, опуская ноги со стола. – Подай мою юбку...
– Пожалуйста! Зачем меня лечить, киса?
– Затем, что ты законченный трудоголик. Твоя работа для тебя – все.
– Не все. Без тебя я тоже не могу.
– Ах, тоже?.. Ну, спасибо, любимый!
– Да, кстати, – сказал уже практически одевшийся Мамонт. – Раз уж я все равно к тебе заскочил, подпиши мне одну бумажку...
– Какую бумажку, Паша? Ты что? – чуть присев, чтобы надеть трусики, спросила женщина. – Я же в совещательной комнате, приговор вон пишу...
Приговором были разбросанные по полу листки. Мамонт поспешно начал поднимать их и проговорил:
– Ну, подпишешь вчерашним числом или когда там ты закончила слушание...
– Так!.. – замерла с надетой на одну ногу юбкой женщина. – Ты что, приехал из-за этой бумажки? Да?
– Ну почему только из-за бумажки? Я же тебе говорил по телефону... – не совсем сориентировался с ответом Мамонт.
– Ты редкий ублюдок, Паша! Понял?
– Киса, ну что ты начинаешь?.. – попытался обнять женщину Мамонт.
– Назад! – рявкнула она.
– Ну, киса!..
– Если ты дотронешься до меня хоть пальцем, я вызову охранника и закрою тебя на пять суток за неуважение к суду!
– А за изнасилование ты меня случайно не посадишь? – хмыкнул Мамонт.
– Изнасилования, полковник, не было. Все было по согласию... Но это был последний раз. Уяснил?
– Блин, ну, киса!
– Заткнись, мне звонят! – потянулась к завибрировавшему на тумбочке мобильнику судья.
– Ну и что, что звонят? Ты же в совещательной комнате!
– Моя комната! Хочу совещаюсь, хочу на звонки отвечаю... О, опять Сосницкий, восьмой раз звонит, – мстительно улыбнулась судья.
– Какой еще Сосницкий? – нахмурился Мамонт.
– Тот самый, Паша, владелец заводов, газет, пароходов... Алло!
– Здравствуйте, Алена Александровна! – отчетливо расслышал Логинов, поскольку Халецкая специально включила звук на максимум. – Наконец-то я до вас дозвонился!
– Здравствуйте, Юрий Викентьевич! Рада вас слышать! Я видела ваши пропущенные звонки, только ответить не могла. Приговор пишу, сами понимаете, тайна совещательной комнаты...
– Да, конечно! Извините, бога ради, я не знал...
– Да ничего, я действительно рада вас слышать. А то от всех этих бумаг уже голова кругом идет. Надо, наверное, по свежему воздуху прогуляться. Компанию не составите?
– С превеликим удовольствием! Я и звонил, чтобы пригласить вас куда-нибудь...
– Да-а? И куда именно вы хотели меня пригласить?
– Да куда вам угодно, Алена Александровна! Любой каприз! Хотите в «Красный»?
– Там шумно, – капризно сказала судья. – Разве что поужинать...
– Так мне звонить шоферу, пусть выгоняет «Линкольн»?
– А у вас в нем бассейн есть?
– Нет, – сокрушенно вздохнул Сосницкий. – У меня «Линкольн» небольшой, всего двенадцать метров... Но на даче в Аркадии есть бассейн, двадцатипятиметровый.
– Да? И что, можно будет потом искупаться?
– Да пожалуйста! Как раз воду успеют подогреть! Вы какую температуру предпочитаете, Алена Александровна?
– Хотя нет, какой бассейн, у меня же купальника с собой нету...
– Да вы только скажите размер! Я кого-нибудь пошлю, хоть пятьдесят штук купят...
– Впрочем, зачем мне купальник в бассейне? Я люблю так купаться. Вы же подглядывать не будете, Юрий Викентьевич? У вас там скрытых камер, случайно, нет?
– Я же не извращенец, Алена Александровна, – немного обиженно сказал Сосницкий. – Тем более, у меня самые серьезные намерения. С тех пор, как мы познакомились...
– Хорошо, выгоняйте ваш «Линкольн». О своих намерениях расскажете по дороге. Я на работе, в апелляционном суде. Жду!
– Уже выезжаю, Алена Александровна!
70
– Фархад? Это я! – торопливо проговорил Лечи. – Ты не можешь подъехать к стадиону? Да, случилось. Нет, лучше не по телефону. Хорошо! Я понял!
Отключив мобильный, Лечи посмотрел на часы. Разговаривал он по-арабски, но Вахид провел в лагерях подготовки Хаттаба немало времени. И по-арабски понимал, хотя говорил намного хуже Абдарханова.
– К «Пионеру»? – спросил он.
– Да! Встреча через пятьдесят минут.
Вахид кивнул. В окрестностях «Пионера» было несколько укромных уголков, где можно было встретиться и поговорить, не привлекая к себе особого внимания.
Сорок минут спустя Вахид высадил Лечи неподалеку от стадиона.
Чеченец прошел по дорожке, потом нырнул в кусты и вскоре оказался у стоявшей особняком скамейки. На ней уже сидел молодой араб. Тот самый, которого Корецкий видел на берегу моря.
На этот раз араб был одет неброско, чтобы не привлекать к себе внимания. В тонких джинсах и темной футболке он походил вовсе не на дипломата, а на студента-иностранца, которых в Одессе было много.
– Так что случилось? – спросил Фархад.
При приближении Лечи он не поднялся и даже не протянул руки. Если бы это происходило в Чечне, Лечи такое поведение наверняка бы оскорбило. Но здесь была не Чечня. Во-первых, надо было соблюдать законы конспирации, а во-вторых, Фархад был большим эмиром. Во всяком случае, покойный Ильяс приказал брату подчиняться ему беспрекословно.
Лечи остановился возле скамейки и вытащил пачку сигарет. Фархад протянул ему зажигалку и повторил вопрос. Под взглядом его глубоко посаженных глаз Лечи чувствовал себя неуютно.
Как и всякий чеченец, он был воином и привык смотреть всем в глаза. И часто этого хватало, чтобы заставить кого-то себе повиноваться. Но у Фархада взгляд был особенный. Вроде как у андроида, что ли. Примерно такие глаза Лечи видел у подготовленных по специальной программе шахидов. Но у тех мозгов почти не оставалось. А Фархад соображал очень быстро.
– Дагестанцы пропали! – сообщил Лечи, так и не прикурив сигарету.
– Какие дагестанцы?
– Те, которых я нанял, чтобы умыкнули этого пенсионера.
– А кто тебе разрешал нанимать людей со стороны? Я же тебе сказал: проверить его осторожно!
– Так я и хотел как можно осторожнее! Эти дагестанцы ишаки – мозгов вообще нету, зато город знают и обстановку! Я им сказал, что этот старик мне денег должен!
– Много? – уточнил Фархад.
Он уяснил ситуацию с лета. И сразу понял, что тупые дагестанцы могли решить забрать все деньги у старика сами...
– Да нет, – помахал головой Лечи. – Они бы побоялись. Тем более что я их предупредил. А они нас, чеченцев, боятся...
– И что тогда с ними могло случиться, по-твоему?
Лечи пожал плечами.
– Не знаю. Но тут что-то не так. Я сразу почувствовал это, как только нас милиция остановила у «Седьмого километра»...
Тут на лице Фархада впервые за все время знакомства Лечи увидел откровенное беспокойство.
– Так вас у рынка милиция остановила? – быстро спросил араб.