Белогвардейщина
Дума предложила Михаилу Александровичу занять престол до Учредительного Собрания. Посоветовавшись со своим адвокатом, он отказался. Формально сославшись на незаконность отречения. Реально — брать власть значило бы взвалить на себя ответственность за обуздание стихии. А Михаил всегда чувствовал отвращение к политике. Тогда на основе Временного комитета Думы было создано Временное правительство. Князь Н. Львов, Гучков, Милюков, Коновалов, Мануйлов, Терещенко, Шингарев, В. Львов, Годнее, Керенский. Его председателя кн. Львова утвердил сам царь одновременно с отречением. «Временное» — потому что оно брало власть только до Учредительного Собрания, органа, свободно избираемого всем народом, чтобы решить и политическое, и экономическое устройство будущей России. Более капитально реорганизовался и Петроградский Совдеп. Кого-то «кооптировали», кого-то из случайных лиц, попавшихся туда в горячке 27.02. «отозвали». И тоже заявили претензии на власть. Причем уже не городскую, а общегосударственную!
А ген. Иванов двигался к Петрограду. Пока распланировали, пока разослали директивы, пока грузились. Действовал не торопясь, отслеживал движение подчиненных частей. Добрался да Пскова — "а по какой надобности?" "По приказу императора". "Какого еще императора? Нет такого. Отрекся". Император же вернулся домой и был взят под следствие. Очень переживал, когда узнал, что в общей массе на сторону революции ушел даже его конвой из 500 чел., каждого из которых он знал лично, и не только по именам. Вот так совершилась "общенародная, светлая и бескровная" революция. Между прочим, не такая уж бескровная. Только в столице в дни революции были убиты и ранены 1443 человека. Значительную долю погибших составили служащие петроградской полиции. Потом ходили упорные слухи, что именно полицейских похоронили на Марсовом поле под видом "героев революции". Так это или нет, но в революционном хаосе они действительно стали одними из немногих героев, до конца исполнивших свой долг.
3. Дорога в пропасть
Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма.
Надо отметить, что первый, либеральный кабинет Временного правительства был самым толковым и компетентным из четырех кабинетов. Лучшие представители интеллигенции, думские депутаты, способные достаточно грамотно разбираться в политических и в экономических вопросах. В отличие от многих нынешних «демократов» — честные, глубоко порядочные люди. Никакой личной выгоды они не преследовали и не получали. Этот кабинет дал стране все демократические свободы, закрыл политические тюрьмы, отменил смертную казнь… Это были первые шаги… А дальше? Дальше-то нужно было укреплять институты государства, расшатанные или уничтоженные революционным взрывом. Но как раз на это Временное правительство оказалось неспособно. Во-первых, по личным качествам. Умные люди, способные законодатели, они не обладали ни твердостью, ни решительностью для проведения в жизнь своей политики. Да и то сказать, не могли же они, подобно царским «сатрапам», поощрять принуждение! Насилие само по себе вызывало отвращение тогдашнего передового интеллигента.
А во-вторых, их связали по рукам и ногам, не давали работать. Советы на первом этапе тоже возглавляли демократы. Но демократы партийные, социалистические. Некомпетентные в государственных делах, зато "облеченные доверием" народа, горлопанистые и рвущиеся к власти. Советы стали дезорганизующим началом. Взбаламученная народная стихия и без того не желала успокаиваться — но ее продолжали баламутить искусственно. Вместо стабилизации государства шло его раскачивание. В пику распоряжениям правительства Советы принимали другие решения. Часто — противоречивые. Часто — революционные, но бестолковые. А каждый шаг, направленный к нормализации, вызывал вопли о контрреволюционности. Сложилась ситуация, когда правительство ограничивало «свободу». А Советы — «расширяли». Правительство стало «запрещающим» органом, Советы — «разрешающим». И естественно, вся темная масса тянулась к Советам. А слабое правительство шло на соглашательство с левыми, на одну уступку за другой.
А вскоре властей стало не две, а три. К апрелю местные Советы и комитеты, расплодившиеся в России, как грибы после дождя, возмутились тем, что Петроградский Совет, приписывая себе исключительные заслуги перед революцией, присвоил государственную власть. Собрался съезд делегатов, и был создан Центральный Исполнительный Комитет, занявший позицию чуть умереннее Петросовета, но куда радикальнее правительства.
Кроме Советов, государство раскачивали партии, еще не дорвавшиеся до власти, — большевики, анархисты и беспартийная стихийно-бунтарская вольница. Не следует и скидывать со счетов дезорганизационную деятельность германской агентуры — ведь шла как-никак мировая война… И совершенно неожиданно для большинства политических деятелей на первый план вдруг вынесло фигуру Ленина.
Да-да, неожиданно. Потому что, если разобраться и отбросить плоды последующей мифологизации его образа, то окажется, что не только вождем трудящихся, но даже крупным лидером до 1917-го года он не был. Не верите? Почитайте самых лояльных, самых пристрастных современников (ту же Крупскую) и удостоверьтесь. Рабочих он не знал. Еще в Петербурге Крупская с Якубовой, повязавшись платочками, ходили в фабричное общежитие и таким детским способом собирали материал для его «исторических» статей. Крестьян тоже не знал. В Женеве черпал познания из бесед с выходцами из крестьянства — попом Талоном и потемкинцем Матюшенко (который сблизился с Талоном, а отнюдь не с Лениным).
Ссылка в Шушенское стоила неплохого дома отдыха. Держал там домработницу, породистую охотничью собаку. На одну неделю для него забивали барана. На следующую, для разнообразия, закупали говядины или телятины. И в эмиграции жил недурно. То в Германии, то в Швейцарии, то во Франции. Повсюду таскал за собой жену и тещу. Естественно, за партийный счет. И домработницу тоже содержал.
Проявил себя на II съезде РСДРП, где устав с программой принимали, где на большевиков и меньшевиков поделились. Но деление было очень условным, как и сам съезд: 44 делегата, непонятно кем избранных. Из них 20 воздерживалось, а «большинство» недолго таковым оставалось. Меньшевик Мартов отказался от участия в редакции «Искры», и большевик Плеханов перешел на его сторону: по деловым и журналистским качествам Мартов оказался ценнее Ленина.
В 1905 г. Ильич вполне легально приехал в Питер, никто его не тронул. И жил то легально, то нелегально, в столице и на окрестных дачах до конца 1907 г. Как "неуловимый Джо" из анекдота, который был вовсе не таким уж неуловимым, а просто оказался никому не нужным. И еще 9 лет эмиграции. Какого-то заметного влияния на Россию эмиграция не оказывала. Организация борцов? «Сильная» парижская организация большевиков в 1911 г. насчитывала… аж 40 человек. Сила, правда? Выпуск литературы? Разве мы сейчас не знаем, как ничтожен вес малотиражной газетенки в море прессы? А ведь нынешние малотиражки по сравнению с большевистскими — гиганты! В 1914 году тираж очередного "центрального органа" «Социал-демократ» достигал 1,5 тысячи экземпляров. Но даже из такого количества, по признанию самих большевиков, России достигала ничтожная часть. Скажем, в 1905 г. выяснилось, что вся литература, которую долго слали через Стокгольм, там и лежит, завалив целый подвал. Через матросов слали в Батуми и Одессу, где завернутые в брезент тюки выбрасывали в море в условленном месте. Большая часть ушла на агитацию черноморских рыб. В чем еще заключалась «революционная» деятельность? Иногда происходили теоретические «рефераты», для чего с важным видом съезжались социал-демократы из разных городов Европы. Происходили они в пивных, за кружкой. "Записался говорить один Ильич… С кружкой пива он подошел к столу" (Крупская). За пивком чего ж не теоретизировать? Располагает… Создавались "партийные школы" для подготовки "рабочих агитаторов". На Капри — аж 12 человек (из них 2 провокатора). В Лонжюмо — 15 человек (1 провокатор). Им Ленин на полном серьезе читал лекции. Какого-то следа в истории его слушатели не оставили. Только там и мелькнули их фамилии.